речи. А все же эта безрассудная мысль, и только она, отныне приковывает Босуэлак Марии Стюарт нерасторжимой цепью, ибо нет у несчастной другой приманки,которая могла бы удержать этого неукротимого человека. Ничто не заставитвольного, независимого кондотьера продаться своей рабыне и терпеть ее любовь,как только корона. И нет такой цены, какой эта опьяненная женщина, давнозабывшая честь, порядочность, достоинство, закон, не была бы готова уплатить заего любовь. И если придется добыть корону для Босуэла ценой преступления, она,ослепленная страстью, не отступит и перед преступлением.
Ибо так же, как Макбет, выполняя демоническое предсказание ведьм, не можетстать королем иначе, как ценою крови, ценою полного уничтожения целогокоролевского рода, так и Босуэлу прегражден честный, законный путь кшотландскому престолу. Дорога к нему ведет через труп Дарнлея. Для того чтобыкровь соединилась с кровью, должна неизбежно пролиться кровь.
В том, что Мария Стюарт не станет серьезно противиться, когда, освободив ееот Дарнлея, он потребует у нее руки и короны, Босуэл, разумеется, ни минуты несомневался. И если бы даже ясно сформулированное письменное обязательство,якобы найденное в пресловутом серебряном ларце, обязательство, в коем онаобещает сочетаться с ним браком, «невзирая на любые препятствия, какие стали бычинить ей родичи, а равно и другие лица», если бы даже оно было чистейшим мифомили фальшивкой, он и без ее обещания, скрепленного подписью и печатью, был быуверен в ее покорности. Как часто жаловалась она ему – да и не только ему, –до чего тяжела ей мысль, что Дарнлей – ее супруг, как пылко (пожалуй, слишкомпылко) уверяла в своих сонетах, а тем более, надо думать, с глазу на глаз, вчасы любовных свиданий, сколь страстно она мечтает навек соединиться с ним,Босуэлом! Да, с этой стороны ему ничто не угрожало, он мог отважиться на любуюкрайность, на любое безрассудство.
Но Босуэл, разумеется, заручился и одобрением лордов, хотя бы молчаливым. Онзнает, все они единодушны в своей ненависти к настырному, несносному мальчишке,их предавшему, и нельзя оказать им большей услуги, как любыми средствами и повозможности скорее убрав его из Шотландии. Босуэл и сам присутствовал на томзнаменательном сборище в замке Крэгмиллер, на котором, при участии МарииСтюарт, игра, пусть и в завуалированной форме, велась за голову Дарнлея. Первыесановники страны – Меррей, Мэйтленд, Аргайл, Хантлей и Босуэл – сговорилисьпредложить королеве своеобразную сделку: пусть вернет на родину опальныхвельмож, убийц Риччо – Мортона, Линдсея и Рутвена, а они берутся избавить ее отДарнлея. Перед королевой речь идет сначала о легальном освобождении, подсловами «to make her quit of him»[*]разумеется официальный развод. Однако Мария Стюарт ставит условием, чтобырасторжение брака было законным и вместе с тем не угрожало правам ее сына, наЧто Мэйтленд весьма загадочно отвечает: насчет того, как и что, пусть королеваположится на них, они так поведут это дело, что сын ее не потерпит ни малейшегоущерба, и даже Меррей, уж на что он придира (scrupulous), на многое «закроетглаза» – ведь, как протестант, он проще смотрит на эти вещи.
Странное заявление, и именно таким оно кажется Марии Стюарт. Не надо делатьничего, возражает она Мэйтленду, что «легло бы бременем на ее честь и совесть».За этими темными речами сквозит – и уж от Босуэла это, во всяком случае, неукрылось – некий темный смысл. Ясно лишь одно, что уже тогда все они – МарияСтюарт, Меррей, Мэйтленд, Босуэл, – все главные актеры этой трагедиисогласились в том, что Дарнлея надо устранить; неясным осталось только, как этосделать – добром, хитростью или силой.
Босуэл, самый нетерпеливый и отчаянный из вельмож, стоит за силу. Он нехочет и не может ждать, как другие, – ведь для него речь идет не только о том,чтоб убрать с глаз долой ненавистного мальчишку, а о том, чтобы унаследоватьпосле него корону и власть. Пока другие только тянут и выжидают, он вынуждендействовать, и действовать решительно; по-видимому, он заблаговременнонащупывает почву, подыскивая себе среди лордов помощников и пособников. Ноздесь огни истории снова горят приглушенно, ведь преступление всегда готовитсяв темноте или в неверном, сумеречном свете. Никогда уже не станет известным,кого из лордов и скольких посвятил в свои планы Босуэл, а также чьей помощьюили молчаливым согласием он и в самом деле заручился. Меррей, должно быть,знал, но от участия воздержался; Мэйтленд как будто отважился на большее.Положиться можно лишь на признание Мортона, сделанное на смертном одре. Мортонкак раз возвращался из изгнания, затаив смертельную ненависть к предателюДарнлею, когда Босуэл, поскакавший ему навстречу, открыто, без околичностейпредложил ему вместе с ним, Босуэлом, убить Дарнлея. Но Мортон с некоторых порстал осторожен, у него еще свежо в памяти недавнее предприятие, когдасоучастники оставили его одного и умыли руки. Он медлит с ответом и, требуягарантий, спрашивает, согласна ли королева на убийство. Да, она согласна, незадумываясь, отвечает Босуэл, которому важно заручиться его поддержкой. Но,наученный горьким опытом, Мортон знает, как быстро post festum[*] забываются устные договоры, и прежде чем связать себяобещанием, требует письменного согласия королевы черным по белому. По добромушотландскому обычаю он хочет запастись «бондом», дабы в случае неприятностейему было на что сослаться. Босуэл и это ему обещает. На самом деле ни о каком«бонде» не может быть и речи, вожделенная свадьба состоится лишь при условии,что королева останется в стороне и в критическую минуту события «застигнут ееврасплох».
Итак, Босуэлу не на кого опереться, задуманное дело падает на него, самогонетерпеливого, самого отчаянного, и у него, конечно, достанет решимостипривести его в исполнение. Но уже та двусмысленная уклончивость, с какойвыслушали его Мортон, Меррей и Мэйтленд, показала, что открыто противитьсялорды не будут. Если они и не благословили его намерения тайным письмом, топоддержали сочувственным молчанием и дружеским невмешательством. А с того дня,как выясняется, что Мария Стюарт, Босуэл и лорды – все в этом вопросе мыслятодинаково, можно сказать, что дни Дарнлея сочтены.
Собственно, все уже готово. Босуэл призвал на помощь своих головорезов. Отом, где и как произойдет убийство, договорились на секретных совещаниях. Нодля жертвенного заклания не хватает главного – самой жертвы. Как Дарнлей нинаивен, а все же он учуял опасность. Уже за много недель до этого он отказалсяпереступить порог Холируда, зная, что еще не разошлись собравшиеся тамвооруженные лорды; но и в замке Стирлинг он больше не чувствует себя вбезопасности, с тех пор как преданные им убийцы Риччо по знаменательнойамнистии королевы снова вернулись в Шотландию. Непоколебимо, не поддаваясь, нина какие приманки и посулы, засел он в Глазго. Там живет граф Ленокс, его отец,там все их друзья, это крепкий, надежный дом, а на случай, если враг вторгнетсясилой, в порту день и ночь стоит судно, в любую минуту готовое принять его наборт. А тут, словно чтобы охранить в опасную минуту, судьба посылает ему впервых числах января оспу – удобный предлог для того, чтобы еще много недельбезвыездно просидеть в Глазго, в надежном убежище у самого моря.
Болезнь Дарнлея путает созревшие планы Босуэла, с нетерпением поджидающегосвою жертву в Эдинбурге. По каким-то причинам, о которых мы можем толькогадать, Босуэл, видимо, не хотел терять время: то ли ему не терпелось поскорейдобраться до престола; то ли он вполне основательно боялся опасных проволочек,так как слишком много ненадежных людей знало о заговоре; то ли его интимныеотношения с Марией Стюарт не остались без последствий – трудно сказать, вовсяком случае, ждать он больше не намеревался. Но как заманить больного,заподозрившего недоброе юношу под топор? Как вытащить его из постели, изтвердыни родительского дома? Официальное приглашение заставило бы Дарнлеянасторожиться, а ведь ни Меррей, ни Мэйтленд, ни кто другой при дворе ненастолько близок всем ненавистному, всеми презираемому экс-королю, чтобыубедить его вернуться по доброй воле. И только одна-единственная сохранила надним власть. Уже дважды заставляла она несчастного юношу, преданного ей раба,покориться. Только Мария Стюарт, она единственная, надев личину любви к тому,кто жаждет ее любви, может заманить притаившуюся жертву в расставленнуюловушку. Из всех людей на свете ей одной дано совершить этот чудовищный обман.А так как и сама она больше себе не госпожа, а лишь послушная марионетка вруках тирана, то достаточно Босуэлу повелеть, и невероятное или, лучше сказать,то, чему наше чувство отказывается верить, свершилось: двадцать второго январяМария Стюарт, уже много недель избегавшая встречи с Дарнлеем, отправляетсяверхом в Глазго, будто бы для того, чтобы навестить больного супруга, на самомже деле чтобы по приказанию Босуэла заманить его домой, в город Эдинбург, гдеего ждет не дождется с отточенным кинжалом – смерть.
12. Дорога к убийству(22 января – 9 февраля 1567)
И вот начинается самая зловещая строфа баллады о Марии Стюарт. Поездка вГлазго, из которой она привезла еще больного супруга прямо в логовозаговорщиков, – один из наиболее сомнительных ее поступков. Снова и снованапрашивается вопрос: была ли Мария Стюарт и вправду под стать древним Атридам– Клитемнестре, с лицемерной заботливостью готовящей вернувшемуся домой супругуАгамемнону теплую ванну, меж тем как ее возлюбленный убийца Эгисф затаился втени с отточенным топором? Или же она сродни леди Макбет, кроткими и льстивымисловами провожающей ко сну короля Дункана, которого Макбет потом зарежет восне, – одна из тех демонических преступниц, какими великая страсть порой делаетсамых отважных и любящих женщин? А может быть, правильнее мыслить ее безвольнойрабой жестокого сутенера Босуэла, движущейся в каком-то трансе исполнительницейчужой непререкаемой воли, наивно послушной марионеткой и не подозревающей о