к тому же обвиняемого молвой в убийстве Вашего супруга; не мудрено, что Вынавлекли на себя обвинение в соучастии, хотя мы всемерно уповаем, что оно несоответствует истине. И каким же опасностям Вы подвергли себя, сочетавшись сним при живой жене, – ведь ни по божеским, ни по человеческим законам Вы неможете почитаться его законной женой, и дети Ваши не будут почитатьсярожденными в законе! Таким образом, Вы ясно видите, как мы мыслим о Вашем бракеи, к великому сожалению, иначе мыслить не можем, какие бы убедительные доводыни приводил Ваш посланец, склоняя нас на Вашу сторону. Мы предпочли бы, чтобыпосле смерти мужа первой Вашей заботой было схватить и казнить убийц. Если бэто было сделано – что в случае столь ясном не представляло никакой трудности,– мы на многие стороны Вашего брака закрыли бы глаза. Но поскольку этого непроизошло, мы можем лишь, во имя дружбы к Вам и уз крови, связывающих нас как сВами, так и с Вашим почившим супругом, заверить, что мы готовы приложить всенаши силы и старания, чтобы достойно воздать за убийство, кто бы из Вашихподданных ни совершил его и сколь бы он ни был Вам близок».
Это ясные слова, острые и отточенные, как бритва, тут не приходится нимудрить, ни гадать. Слова эти показывают, что Елизавета, через своихсоглядатаев, а также по устным донесениям Меррея лучше осведомленная опроисшествии в Керк о’Филде, нежели пламенные апологеты Марии Стюарт многовеков спустя, не питает никаких иллюзий насчет соучастия Марии Стюарт.Обвиняющим перстом указует она на Босуэла как на убийцу. Характерно, что всвоем дипломатическом послании она пользуется намеренно церемонным оборотом:она-де «всемерно уповает», а не глубоко убеждена, что Мария Стюарт не замешанав убийстве. «Всемерно уповаю» – чересчур осторожное выражение, когда речь идето столь страшном злодеянии, и при достаточно изощренном слухе вы улавливаете,что Елизавета ни в коем случае не поручилась бы за то, что Мария Стюартневиновна, и только из солидарности хочет она как можно скорее потушитьскандал. Однако чем сильнее порицает Елизавета поведение Марии Стюарт, темупрямее отстаивает она – sua res agitur[*] –ее достоинство властительницы. «Но чтобы утешить Вас в Вашем несчастье, окотором мы наслышаны, – продолжает она в том же многозначительном письме, – мыспешим заверить Вас, что сделаем все, что в наших силах и что почтем нужным,чтобы защитить Вашу честь и безопасность».
И Елизавета сдержала обещание. Она поручает своему посланнику самымэнергичным образом опротестовать все меры, предпринятые бунтовщиками противМарии Стюарт; ясно дает она понять лордам, что, если они прибегнут к насилию,она не остановится и перед объявлением войны. В чрезвычайно резком по тонуписьме она предупреждает, чтобы они не осмелились предать суду помазанницубожию. «Найдите мне в Священном писании, – пишет она, – место, позволяющееподданным свести с престола своего государя. Где, в какой христианской монархиисыщется писаный закон, разрешающий подданным прикасаться к особе своегогосударя, лишать его свободы или вершить над ним суд?.. Мы не меньше лордовосуждаем убийство нашего августейшего кузена, а брак нашей сестры с Босуэломнесравненно больше огорчил нас, нежели любого из вас. Но вашего последующегообращения с королевой Шотландской мы не можем ни одобрить, ни стерпеть.Велением божиим вы – подданные, а она – ваша госпожа, и вы не вправеприневоливать ее к ответу на ваши обвинения, ибо противно законам естества,чтобы ноги начальствовали над головой».
Однако Елизавета впервые наталкивается на открытое сопротивление лордов, какни трудно было его ждать от тех, кто в большинстве своем уже годами тайносостоит у нее на жаловании. Убийство Риччо научило их, чего им ждать, еслиМария Стюарт снова вернется к власти: никакие угрозы, никакие посулы непобудили ее до сих пор отказаться от Босуэла, а ее истошные проклятья во времяобратной скачки в Эдинбург, когда в своем унижении она грозила им великимиопалами, все еще зловеще звенят у них в ушах. Не для того убрали они с дорогисначала Риччо, потом Дарнлея, потом Босуэла, чтобы снова отдаться на милостьбезрассудной женщины; для них было бы куда удобнее возвести на престол ее сына– годовалое дитя: ребенок не станет ими помыкать, и на два десятилетия, поканесовершеннолетний король не войдет в возраст, они были бы неоспоримымигосподами страны.
И все же лорды вряд ли нашли бы в себе мужество открыто восстать противсвоего денежного мешка – Елизаветы, если бы случай не дал им в руки поистинестрашное, смертоносное оружие против Марии Стюарт. Спустя шесть дней послебитвы при Карберри-хилле низкое предательство спешит преподнести им чрезвычайнорадостную для них весть. Джеймс Балфур, правая рука Босуэла в убийстве Дарнлея,чувствует себя не по себе с тех пор, как задул противный ветер, и он видит однулишь возможность спасти свою шкуру – совершить новую подлость. Стремясьзаручиться дружбой всесильных лордов, он предает опального друга. Тайноприносит он лордам радостную весть, что бежавший Босуэл тайно прислал вЭдинбург слугу с поручением незаметно выкрасть из замка оставленный им ларец сважными бумагами. Слугу, по имени Далглиш, тут же хватают, и на дыбе, подстрашными пытками, несчастный в смертном страхе выдает, где тайник. По егоуказаниям в замке, под одной из кроватей, находят драгоценный серебряный ларец– Франциск II во время оно подарил его своей супруге Марии Стюарт, а она,ничего не жалевшая для своего возлюбленного Босуэла, отдала ему вместе со всемостальным и заветный ларец. В этом накрепко запирающемся хитроумными замкамисундучке временщик хранил свои личные бумаги, в том числе, очевидно, и обещаниекоролевы выйти за него замуж, а также ее письма, наряду с другими документами,в частности и теми, что компрометировали лордов. Очевидно – ничего не можетбыть естественнее, – Босуэл побоялся захватить с собой столь важные бумаги,отправляясь в Бортуик, на бой с лордами. Он предпочел спрятать их в надежномместе, рассчитывая при удобном случае послать за ними верного слугу. Ведь и«бонд», которым он обменялся с лордами, и обещание Марии Стюарт стать егоженой, и ее конфиденциальные письма могли в трудную минуту очень и очень емупригодиться как для шантажа, так и для самозащиты: заручившись письменнымиуликами, он мог крепко держать в руках королеву, если бы эта ветреница пожелалаот него отпасть, а также и лордов, вздумай они обвинить его в убийстве. Едвапочувствовав себя в безопасности, изгнанник должен был прежде всего подумать отом, как бы снова завладеть драгоценными уликами. Лордам, таким образом,вдвойне повезло с их счастливой находкой: теперь они могли втихомолкууничтожить все письменные доказательства собственной виновности и в то же времябез всякого снисхождения использовать документы, свидетельствующие противкоролевы.
Одну лишь ночь главарь шайки граф Мортон хранил запретный ларец у себя, а ужна следующий день он сзывает остальных лордов, среди них – факт, заслуживающийособого упоминания, – также и католиков и друзей Марии Стюарт, и в ихприсутствии шкатулка вскрывается. Тут-то и обнаруживают знаменитые письма исонеты, писанные ее рукой. Оставив даже в стороне вопрос о том, намного лиотличались найденные оригиналы от напечатанных впоследствии текстов, мы можемутверждать с уверенностью, что содержание писем оказалось крайненеблагоприятным для Марии Стюарт; с этого часа поведение лордов меняется, онистановятся увереннее, смелее, настойчивее. В минуту первого ликования, даже недав себе времени снять копии с писем, не говоря уже о том, чтобы их подделать,они спешат раструбить радостную весть – шлют гонца к Меррею во Францию сообщитьему хотя бы общее содержание наиболее компрометирующего королеву письма. Онисносятся с французским послом, допрашивают с пристрастием слуг Босуэла,попавших к ним в руки, и записывают их показания; такое напористое,целеустремленное поведение было бы невозможным, если бы найденные бумаги несодержали достаточно убедительных улик преступного соучастия Марии Стюарт вубийстве. Положение королевы сразу же резко ухудшается.
Ибо найденные в столь критическую минуту письма неимоверно укрепили позициимятежников. Наконец-то они обрели для своего ослушания моральное оправдание,которого им так недоставало, До сих пор они цареубийство валили на одногоБосуэла, в то же время остерегаясь слишком допекать беглеца из опасения, как быон в ответ не разоблачил их как соучастников. Марии Стюарт вменялось в винулишь то, что она вышла замуж за убийцу. Теперь же благодаря найденным письмамневинные агнцы внезапно «открывают», что королева и сама замешана в убийстве:ее неосторожные письменные признания дают этим завзятым циничным вымогателямверное средство привести ее к повиновению. Наконец-то в руках у них орудие, спомощью которого они вынудят ее «добровольно» отречься от престола в пользусына, а станет отпираться – что ж, можно будет выдвинуть против нее гласноеобвинение в прелюбодеянии и соучастии в убийстве.
Именно выдвинуть из-за чужого плеча, а не открыто с ним выступить. Ибо лордыпрекрасно знают, что Елизавета не позволит им судить свою королеву. А потомуони благоразумно ретируются на задний план и требовать открытого процессапредоставляют третьим лицам. Эту миссию – натравить против Марии Стюартобщественное мнение – с великой охотой берет на себя обуянный жестокимзлорадством Джон Нокс. После убийства Риччо фанатический проповедник изосторожности покинул страну. Теперь же, когда его мрачные пророчества насчет«кровавой Иезавели» и того, каких бед она натворит своим легкомыслием, нетолько сбылись, но даже превзошли все ожидания, он, облаченный в ризы пророка,возвращается в Эдинбург. И вот с амвона громогласно и отчетливо зазвучалипризывы возбудить дело против грешной папистки; библический проповедник требуетсуда над королевой-прелюбодейкой. От воскресенья к воскресенью тон реформатскихпроповедников становится все наглее. Королеве так же мало простительнонарушение супружеской верности и убийство, кричат они ликующим толпам, как и