— Мне нужен телефон, Кико. Здесь ведь есть телефон?..
Кико, уже начавший наводить порядок в ближайшей нише, даже не оборачивается. И мне приходится приблизиться к нему, и даже тронуть за рукав.
— Мне нужен телефон. Покажи мне, где он, и можешь вернуться к своим обязанностям.
Резко повернувшись, Кико внимательно разглядывает меня, а мне приходится разглядывать его. И в нарисованных глазах я неожиданно вижу воздушных змеев и несколько маджонговых костяшек, выпавших из северной стены, а потом все сменяется одноцветной глухотой — никогда еще глаза Кико не были такими неживыми.
Как же кричат киты!..
И как в руке Кико появляется еще один ключ? Но он появляется, как будто материализовавшись из воздуха. Он немного похож на Главный Ключ от Дома, только бородка не такая фигурная и тело не такое длинное. Обычный ключ, похожий на тысячу других ключей, а киты просто невыносимы.
С этим ключом Кико проделывает тот же трюк, какой проделывал в букинистическом с ключом от музыкальной шкатулки: раскрывает поднятую вверх ладонь. Меня даже уговаривать не приходится, так сильно я хочу заполучить путь к спасению. И когда спасение падает мне в руку, остается только спросить:
— Это ключ от комнаты, где стоит телефон?
Подбородок Кико намертво прилипает к груди — ну слава богу! Первый шаг к избавлению от гребаного Талего сделан. И теперь у меня намного больше шансов вырваться из островного ада, чем было, когда я впервые приблизилась к лодкам.
— Мне нужно просто найти эту комнату и открыть дверь, так?..
Затяжной прыжок подбородка на грудь продолжается.
— Если так, то я пойду…
…Поиски заветной двери осложняются тем, что дверей в этом доме нет в принципе. Существуют дверные проемы, существуют арки — но только не двери. Кухня отделяется от холла аркой, кабинет — проемом, и только туалет и ванная прикрылись матовым стеклом. Но в матовом стекле не предусмотрены замки — только щеколды изнутри и ручки с обеих сторон.
Пение китов сопровождает меня повсюду, куда бы я ни пошла, и это усиливает инфернальность происходящего. Обследовав первый этаж, я поднимаюсь на второй — и снова не нахожу дверей. Их нет в обеих спальнях, их нет в холле (он чуть меньше холла на первом этаже, зато здесь стоит бильярд).
При виде бильярда меня снова охватывают сомнения: умею ли я играть в него или нет? Скорее всего — нет, но даже если бы умела… Здесь нет кия и шаров. Стол — вот он, покрытый веселым зеленым сукном, и лузы — чудо как хороши. Хороши настолько, что их ослепительно сияющие сетки кажутся сплетенными из гривы мифического единорога. Стол — есть, а кия с шарами нет. Или они заперты в той комнате, где стоит телефон.
Отчаяние нарастает по мере того, как я, метр за метром, обследую оба этажа: здесь не только нет дверей, но и признаков того, что кто-то когда-то жил в этом гнездышке со всеми удобствами. Или хотя бы останавливался на ночь. Широкие буковые кровати в спальнях покрыты покрывалами, под которыми нет постелей, — лишь голые девственно-чистые матрасы. Платяные шкафы пусты, в комодах не сыщешь ни одного полотенца, ни одной простыни. Та же пустота царит в ящиках письменного стола на первом этаже. И я боюсь даже заглядывать в книжные шкафы — вдруг за корешками книг обнаружится та же пустота?
Что, черт возьми, здесь делает Кико? И что, черт возьми, он здесь убирает?..
За час бесплодных скитаний по абсолютно пустому дому в сопровождении ни на секунду не замолкающих китов я сто раз подхожу к Кико. И столько же раз отхожу: я не в состоянии увидеть его лица, всякий раз он оказывается проворнее меня — и успевает увернуться. Мне остается лишь беседовать с его спиной в старой ковбойке.
— Скажи мне, где эта чертова комната!
— Скажи мне, где этот гребаный телефон!
— Скажи мне, что это за сраное место?!
— Скажи мне, что телефона нет!
— Скажи мне, что нет этой гребаной двери! Вообще нет — и никогда не было!
— Скажи мне!..
СкажимнеСкажимнеСкажимне!
Спина и не думает откликаться.
Она продолжает перетирать все горизонтальные и вертикальные поверхности, на которых и без того нет ни пылинки. Ничего, кроме поверхностей, ей не остается, потому что на кухне отсутствует посуда. Все навесные шкафы пусты, а холодильник даже не подключен, Или я просто не вижу шнура. Или шнура нет вовсе.
В какой-то момент я перестаю думать о прозекторской
Я снова думаю о книге, вот проклятье!
И снова думаю о ВПЗР.
Я пыталась скрыться от этих мыслей в своем собственном дневнике, но ничего не вышло. Я пыталась бежать с острова, который показался мне плодом чужого и не слишком здорового воображения, — и таки убежала. И, очертя голову, бросилась в объятья другого острова. И, ослепленная своим легкомыслием, даже дала ему название. А теперь — все впустую, впустую… Все псу под хвост, впору просить Кико везти меня обратно…
Нет, везти меня в Санта-Полу.
Если он хоть когда-нибудь обернется ко мне лицом, потому что его спина глуха ко всему. Но даже если он обернется, и даже если согласится, и даже если мы отчалим отсюда на роскошном катере «Rosal», и даже если доберемся до Санта-Полы, что вполне вероятно… Где гарантия, что Санта-Пола окажется Санта-Полой, а не еще одной вариацией на тему гребаного Талего?
Я схожу с ума.
Или уже сошла.
А других вариантов нет, потому что ВПЗР по-настоящему интересуют только два эти состояния — надвигающееся сумасшествие и сумасшествие, уже накинувшее тебе удавку на шею.
Багрово-фиолетовую.
Я снова думаю о ВПЗР и пытаюсь отыскать в этом морге следы ее присутствия. Маленькую деталь, которая бы выдала ее с головой. Африканские скульптуры? Не похоже. Кретиническая кариатида с пепельницей на башке? Тоже нет. Я сама, бесцельно блуждающая по пустоте с ключом от несуществующей двери в руках? Может быть, но вряд ли… Мы — слишком крупные объекты для такой тонкой, почти ювелирной работы, как описание пограничных состояний. А речь должна идти о незначительной детали — пусть и не размером с булавочную головку, но где-то близко.
Хотя киты гораздо ближе.
Их непрекращающееся гортанное пение иногда убаюкивает и даже расслабляет, но стоит только расслабиться и решить:
…все не так уж плохо, и всему можно найти объяснение, даже пустоте в доме, отдыхающем от прежних хозяев и готовящемся к встрече новых. Мебель уже привезли и расставили, а вещи нужно ждать в самое ближайшее время, а исполнительный и совершенно безобидный идиот Кико был нанят для того, чтобы присматривать за домом и содержать его в образцовом порядке. Вот и старается, и содержит, относится к своим нехитрым обязанностям чрезвычайно ответственно. И даже не берет деньги вперед, довольствуется малостью…
как тотчас возникает совсем другой китовый звук — намного более высокий, тревожный и угрожающий, и все, абсолютно все поворачивается задницей
…зачем идиот Кико всучил мне этот ключ? Он ведь мог просто показать комнату, где стоит телефон. Особых усилий и энергетических затрат от него не потребовалось бы, — это ведь даже не путешествие с острова на остров, на которое он согласился. И почему он не хочет смотреть на меня и избегает всяческих контактов, а мы ведь почти друзья, и не только плыли на лодке, но и катались на велосипеде, и он подавал мне руку, что умиляет…
О господи, скорей бы этот высокий звук сменился звуками пониже, иначе у меня снова пойдет кровь из ушей!
— Выключи, пожалуйста, эту шарманку! — кричу я Кико после очередной акустической атаки. — Выключи, я прошу тебя!..
Но безответная скотина даже не реагирует на мои отчаянные призывы и мольбы. Она слишком занята полировкой двух буфетов на кухне.
Ну ладно.
Если нельзя добраться непосредственно до источника звука, то можно перекрыть ему дорогу на ближних подступах.
Найти колонки, из которых льются китовые песни, и отключить их. Воодушевленная, я отправляюсь на поиски колонок, попутно пытаясь вспомнить, где видела их.
Нигде.
Я видела большой плазменный телевизор на стене, и стиральную машинку в ванной, и посудомоечную машину на кухне (все это — единственная техника в доме), но стерео колонки мне не попадались. После десяти минут бесплодных поисков я догадываюсь запрокинуть голову вверх и обнаруживаю их вмонтированными в стены холла, кабинета и кухни. Колонок не меньше десятка, самый настоящий домашний кинотеатр.
В тот самый момент, когда я обнаруживаю колонки и понимаю, что мне до них не дотянуться, начинается очередной сеанс китовых пыток. Самый ужасный и самый продолжительный: ушные раковины мгновенно пронзает острая боль — настолько сильная, что воспоминания об уколах спицы кажутся мне исполненными легкой ностальгической грусти «как я провел лето». Со спицей я провела прекрасное лето, она хотя бы щадила меня, давала секундную передышку, а этот звук не отпускает, давит и давит, рвет и рвет. Он словно испытывает меня на прочность, стоит неподалеку и с интересом ждет кульминации: когда же у меня взорвется башка.
Но предательская башка не взрывается, что, безусловно, жаль: взорвись она — и моим страданиям пришел бы конец. Я и сама готова оторвать себе голову и даже предпринимаю бесплодную попытку отделить ее от шеи — все напрасно. И пока я борюсь со своими собственными частями организма, в самые разрушительные на свете песни китов неожиданно вплетается человеческий… нет, женский голос: