Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции — страница 133 из 162

Нельзя не отметить, что и в послевоенные годы Алданов упорно держался за свой статус физико-химика. В 1950 г. в том же издательстве научной литературы «Hermann & cie», где в 1936 г. увидела свет его первая книга [LANDAU MARС (I)], он выпускает свою вторую монографию «О возможности новых концепций в химии» [LANDAU MARС (II)]. Первая научная книга Алданова, как уже отмечалось, особого внимания зарубежных ученых к себе не привлекла. Вот что писал Алданов по сему поводу Амфитеатрову 14 ноября 1936:

Я почти полтора года работал над своим большим химическим трудом, который с месяц тому назад и вышел (первый том, но готов и второй) по-французски. Отзывов в специальной печати еще не было, но получил я несколько весьма лестных писем, в том числе одно от профессора Бессонова480, которого Вы, верно, знаете. Не скрою, что отзывов об этой книге я боялся и боюсь, ибо она еретическая. [ПАР-ФИЛ- РУС-ЕВ. С. 603].

Такая же судьба постигла и вторую монографию: она, по большому счету, замечена и высоко оценена была лишь все тем же профессором Николаем Безсоновым, который

17 нояб. 1950, откликаясь на новую химическую книгу Алданова, писал ему:

«Ваша работа увлекает вдаль, катализирует мысль – это, мне кажется, ее главная, блестяще достигнутая цель» [ПАРФИЛ-РУС-ЕВ. С. 605].

Французские научное сообщество, в первую очередь физико-химики, особого интереса к труду Алданова не выказали. В этой связи, как нам представляется, комплиментарный отзыв Безсонова – это, по сути своей, дань глубокого уважения к личности автора, но ни как не строгая научная оценка его работы по существу.

Андрей Седых вспоминает:

7 ноября 1956 года М.А. Алданову исполнилось 70 лет. По-видимому, кое-какие слухи о предстоящем чествовании до него дошли, потому что он в панике написал письма друзьям в Париж и Нью-Йорк, умоляя отказаться от «публичного чествования» и от устройства вечеров. Но то, что газеты посвятили ему множество статей, было, по-видимому, Алданову приятно. Вдруг наглядно обнаружилось всеобщее признание его писательского таланта и его человеческих качеств481. Нечего греха таить, – к двум или трем представителям «пишущей братии» М.А. Алданов относился сдержанно и был убежден, что они его «не признают». И вдруг оказалось, что и эти люди Алданова полностью признали, статьи их носили в высшей степени хвалебный характер и Марк Александрович долго не мог прийти в себя от приятного удивления. С обычной своей вежливостью и добросовестностью он потом добрый месяц сидел и выстукивал на машинке благодарственные письма, благодарил каждого в отдельности, а статей и поздравительных писем получил он тогда великое множество.

<…>

…с годами в нашей компании литераторов многие начали переходить на режим, и тут было уже не до аперитивов: все, или почти все положенное было уже, выражаясь языком кавалеристов, давно выпито. Осталась только привычка ходить в кафе, – Марк Александрович всерьез уверял, что в кафе он ходит не меньше трех раз в день и всегда «пьет». Не знаю, мне казалось, что заказывал он больше кофе, но, случалось, выпивал рюмку или две вина и довольно быстро хмелел, но тоже как-то особенно «вежливо», без преувеличений, – пил он только для хорошего настроения и тогда становился более оживленным и более разговорчивым [СЕДЫХ (I). С.4, 7].

В июле 1956 года Алданов предпринял поездку в Лондон на 28-й Конгресс писателей, организованный Пен-клубом, а зимой состоялось последнее зарубежное турне Алданова – на международный писательский съезд в Милане. Владимир Вейдле, встретившийся с ним на этом форуме, оставил последний прижизненный портрет Марка Александровича:

Здоровым он мне не показался. Глаза были красные и слезились (он очень страдал от конъюктивита), лицо припухло. Он был со мною очень мил. Говорил – и как будто на этот раз совершенно искренно, безо всякой задней мысли – о том, что радуется успеху (в очень ограниченном кругу, конечно) моих двух французских книг. Я был тронут, но и жалко мне его стало. Почудился мне в его словах привет уходящего остающемуся [ВЕЙДЛЕ (I)].

Андрей Седых в завершении своих воспоминаний об Алданове пишет:

В январе 57-м года умер наш общий друг, старый народоволец, писатель и журналист Я.Л. Делевский. Когда-то мы постоянно встречались в читальном зале Национальной библиотеки и всегда смеялись: зимой и летом, даже в тропическую жару, Делевский приходил в библиотеку в калошах, с зонтиком… Марк Александрович мне написал:

«Кончина Я.Л. Делевского нас чрезвычайно огорчила. Я всегда его почитал и любил: редкий был человек. Да, нас, из “Последних Новостей”, остается все меньше и меньше. Кто следующий? Последним должны быть Вы. Вероятно, Вы и самый молодой из оставшихся?482»

<…> Следующий был Алданов. После этого я получил от него только одно письмо, посланное за месяц до смерти, 23 января 57-го года. Кончалось оно необычными для Марка Александровича словами: «Не забывайте». Алданова не забудут [СЕДЫХ (I). С. 8].

В одном из писем Набокову по поводу русскоязычного варианта его мемуарной книги «Другие берега» (от 7 марта 1955 года) Алданов, сетуя на общее падение читательского интереса, по своему обыкновению делает пессимистический прогноз, касательно гипотетического читателя будущей «свободной России»:

Принято говорить: «Желаю большого успеха книге». Я это, конечно, и говорю. Но какой может быть в настоящее время у русской книги успех? Ценителей в эмиграции мало, а читателей лишь немногим больше. Будет ли она допущена в Россию в ближайшее десятилетие? Надежды мало. Да и возродится ли читатель и в самой России? Все-таки тридцать семь лет там отравляют все, в том числе и вкус [ЧЕРНЫШЕВ А. (V)].

К счастью, этот прогноз Алданова оказался неверным. Ни читатель, ни литературный вкус не исчезли в новой России, и с конца 1980-х по начало 2000-х годов книги Алданова пользовались большим читателским спросом. Востребованы они и сегодня – на том уровне, который, в общем и целом, определяет интерес к русской прозе ХХ столетия.

Глава 4. «Надежда живет даже возле могил»: переписка М.А. Алданова с И.М. Троцким

Один сказал: «Нам этой жизни мало»,

Другой сказал: «Недостижима цель».

Георгий Адамович

Переписка Марка Алданова с Ильей Троцким интересна в первую очередь именно с биографической точки зрения, поскольку освящает очень важную для характеристики личности писателя сторону его литературных амбиций, которые он тщательно скрывал от большинства других своих корреспондентов.

Как отмечалось выше, Иван Бунин после того как он в 1933 г. стал лауреатом Нобелевской премии по литературе, считал своим долгом всячески способствовать выдвижению на это почетное звание кандидатуры Марка Алданова.

Начав кампанию номинирования Алданова, Бунин оказался один на один перед огромным объемом рутинной организаторской работы, к чему он от природы был не способен и, более того, питал отвращение. Как и раньше, он нуждался в помощнике – вездесущем, энергичном, на которого можно было бы вполне положиться. Таким человеком в той ситуации и был их общий с Алдановым хороший знакомый, «дорогой Илья Маркович» Троцкий, столь много сделавший для успешного завершения его собственной «нобелианы». В некрологе «И.М. Троцкий» Андрей Седых писал:

…мало кто знает, что уже после присуждения премии Бунину И.М. Троцкий старался использовать свои стокгольмские связи, чтобы выдвинуть на премию кандидатуру другого русского писателя, М.Л. Алданова.

В YIVO483-архиве И.М. Троцкого имеется почтовая открытка от 9 января 1939 года, полученная им от Бунина, который направил ее в Копенгаген на адрес 32, Amaliegade, откуда она, из-за отсутствия адресата, переправляется в Буэнос-Айрес на указанный им адрес (Bouhard House, Bouhard House 484, Buenos Aires, Argentina). Текст ее начинается со взыскующего обращения:

Дорогой Илья Маркович, где Вы? Пишу Вам и по Вашему парижскому адресу. Отзовитесь, – сообщите мне Ваши мысли, как обстоит наше дело – Вы знаете какое: насчет Стокгольма.

Далее Бунин испрашивает совета:

Надо ли мне повторить представление и в какой форме? М<ожет> б<ыть> надо обратиться в <Нобелевский – М.У.> Комитет? В прошлом году я послал некоторые материалы при письме (кратком) в Академию. М.б., надо обратиться в Комитет? Жду ответа, обнимаю вас, кланяюсь вашей милой жене.

Без сомнения, вопрос Бунина имеет отношение к выдвижению Марка Алданова на Нобелевскую премию. Что касается ответа на цитируемое почтовое отправление, то Бунин его, если и получил, то навряд ли сумел воспользоваться советами И.М. Троцкого: 1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война, всем стало не до жиру, быть бы живу, а с 1941 г. по 1945 г. Нобелевские премии по литературе вообще не присуждались.

Любопытно, однако, что сам Алданов – человек, тонко чувствующий динамику исторических процессов, и к тому же по натуре пессимист, никогда не терял надежду получить в конце концов заветного Нобеля. В 1938 г. он с подачи Бунина вступает в борьбу за премию и проигрывает: сначала американке Перл Бак (1938 г.), а потом финну Франсу Силланпяя (1939 г.). В общем и целом, Алданов был 12 раз номинирован на звание лауреата Нобелевской премии!

В августе 1950 г. журналист и общественник русской эмиграции «первой волны» Илья Троцкий, уже четыре года как живущий в Нью-Йорке и являющийся Секретарем Литфонда, курирующим распределение материальной помощи бедствующим литераторам, деятелям искусства и ученым [УРАЛЬСКИЙ М. (I)], получает письмо от своего довоенного хорошего знакомого Марка Алданова, в котором тот просит его подключиться к компании помощи их общему другу Ивану Бунину, терпящим жестокую нужду в послевоенном Париже. Троцкий живо реагирует на просьбу Алданова, а в ответном письме, сообщая о результатах своей активности, информирует своего стародавнего приятеля: