11 июля 1922 года Алданов официально вступил в брак со своей кузиной Татьяной Марковной Зайцевой, но это важнейшее событие в своей личной жизни он с Буниными не обсуждает. Из-за скрытности Алданова, не посвящавшего даже близких друзей в детали своих интимно-семейных проблем и отношений, невозможно проследить динамику его связи с Татьяной Зайцевой, закончившийся их бракосочетанием. Нам известно только, что они состояли в близком родстве (кузены) и вместе, на одном пароходе уезжали из Одессы в изгнание. Можно полагать, что сошлись они сразу же по прибытию в Париж. По свидетельству жены Татьяны Алексеевны Осоргиной – жены М. Осоргина252, в то время Татьяна Зайцева была замужней женщиной и для официального оформления отношений им пришлось несколько лет ждать подтверждения о ее разводе с первым мужем.
Однако вопрос о женитьбе – важнейшем событии в своей личной жизни, Алданов с Буниными не обсуждает. Тематика их переписки вращается в основном вокруг злободневных проблем, касающихся жизни русской эмиграции, в числе которых вопрос о возможности присуждения Нобелевской премии по литературе русскому эмигрантскому писателю являлся приоритетным. Этот вопрос, как чрезвычайно важный, был поставлен на повестку длня в литературных кругах «русского Парижа». Выдвигали кандидатуры академика И. А. Бунина, Д. С. Мережковского и А. И. Куприна. Алданов, пользуясь своими международными литературными связями, принимал в этом деле живейшее участие. В начале июня 1922 года он написал письмо Ромену Роллану с предложением ему, как нобелевскому лауреату, выдвинуть кандидатуры Бунина и Мережковского.
В ответном письме его былой кумир, называя Бунина «одним из величайших художников нашего времени», отказывался, однако, выдвигать его на Нобелевскую премию вместе с Мережковским, т.к. последний, по его мнению, «сделал свое искусство орудием политической ненависти». Со своей стороны, Роллан готов был поддержать совместную кандидатуру Бунина и Горького. Причем Горького он явно выдвигал на первое место, давая понять, что именно он наиболее предпочтительный номинант.
Ответ Роллана Алданов приложил к своему письму Бунину от 18 июня, в котором высказывал свою точку зрения насчет кандидатов на номинирование: он стоял за совместную кандидатуру – Бунин, Куприн, Мережковский. Горький же в любом раскладе им исключался. Он писал насчет предложения Роллана:
Согласитесь, что ответ его ставит нас в довольно щекотливое положение. С одной стороны для Вас он имеет огромное благоприятное значение, – Р. Роллан чрезвычайно влиятельный человек. С другой стороны – его условия! … Я писал Вам в последнем письме, что по слухам Горький выставляет свою кандидатуру. Вы, к сожалению, до сих пор не известили меня, заявлена ли официально (Акад<емической> Группой) Ваша или Ваши кандидатуры.
Мой совет: авторитетный русский орган (Комитет помощи писателям или Акад<емическая> группа) должен выставить Вашу тройную кандидатуру. Затем, «в честном соревновании» Вы и Дм<итрий> Серг<еевич> и Алекс<ндр> Иванович заручаетесь каждый поддержкой тех лиц, которые Вам представляются полезными. Р. Роллан, напр<имер>, будет поддерживать Вас, а Клод-Фаррер – Мережковского и т. д. Бог и жюри решат…
<…>
С.Л. Поляков253 вчера по делам уехал в Копенгаген. Он дал мне слово, что лично зайдет к Брандесу254, с которым он знаком, и поговорит с ним о Вашей кандидатуре. О результатах он Вас известит. Напишите, пожалуйста, в каком положении всё это дело у Вас, у Мережковского, у Куприна. Я стою за fair play…255
Бунину с самого начала русской нобелианы – см. [МАРЧЕНКО Т.], была не по душе идея «коллективного кандидата», видимо, и он отвечал на предложения Алданова в свойственном ему сердито-раздражительном тоне. Поэтому в письме от 15 августа 1922 года Алданов поясняет:
По поводу предложения моего, касающегося Нобелевской премии, напоминаю, что я никогда не предлагал ходатайствовать о присуждении премии какому-то коллективу. Кто выдумал коллектив, не знаю (напишите). Я предлагаю совместную кандидатуру трех писателей, главным образом по той причине, что думал и продолжаю думать, что единоличная кандидатура (какая бы то ни было) имеет гораздо меньше шансов на успех, – и у шведов, и у тех органов, которые ее должны выставить. Три писателя это не коллектив, – и вместе с тем это как бы hommage русской литературе, еще никогда Нобелевской премии не получавшей, а имеющей, казалось бы, право. Вдобавок, и политический оттенок такой кандидатуры наиболее, по моему выигрышный: выставляются имена трех знаменитых писателей, объединенных в политическом отношении только тем, что они все трое изгнаны из своей страны правительством, задушившим печать. Под таким соусом против нее будет трудно возражать самым «передовым» авторитетам. А ведь политический оттенок в данном случае особенно важен: из-за него же едва не был провален Ан. Франс. Шведский посланник сообщает, что можно выставить только двойную кандидатуру. Так ли это? Нобелевская премия по физике была как-то присуждена трем лицам <…>. Но если это так, то как по Вашему лучше поступить? По моему, Вашу тройную кандидатуру должны были официально выставить в письме на имя жюри (с копией шведскому посланнику) <Николай> Чайковский от имени нашего комитета256 (и президент французской секции к<омите>та) – после чего (или одновременно с чем) должны быть пущены в ход все явные и тайные пружины и использованы все явные и закулисные влияния. На Вашей тройной кандидатуре К<омите>т, конечно, остановился бы единогласно (особенно если б Вы согласились на отчисление известного процента в его пользу в случае успеха, – иначе могут сказать, что это не дело Комитета). Но если будет речь только об одном писателе, то боюсь, единогласия не добьешься. А я не вижу, кто другой (кроме К<омите>та) мог бы официально предложить русскую кандидатуру. Вслед за нашим Комитетом это, по-моему, должна сделать Академическая группа257. Нужны ли также Комитеты журналистов, – не знаю.
Как по Вашему? Если Вы находите, что чем больше будет коллективных выступлений в пользу Вашей кандидатуры, тем лучше – напишите. <…> Но, повторяю, необходимое условие – чтобы не было разнобоя. Поэтому, по-моему, надо опять запросить шведского посланника: объяснить, что насчет коллектива вышла ошибка, – и спросить, возможна ли тройная кандидатура. Если же невозможна, тогда, ничего не поделаешь, необходимо сделать выбор. Возможен ли добровольный отказ наименее честолюбивого кандидата, если два других примут формальное обязательство выплатить ему, в случае успеха, третью часть премии? Думаю, что это едва ли возможно.
Если отпадет тройная кандидатура и Вы выставите единолично Вашу собственную и если Комитет не найдет возможным официально обратиться в Стокгольм, то, по моему, лучше всего сделать так. Пусть Р. Роллан, как нобелевский лауреат, предложит Вас в качестве кандидата Стокгольмскому жюри. Если хотите, попросить его (т.е. Р. Роллана) об этом могу и я. Но насколько мне известно… Р. Роллан нашел мою книгу о Ленине слишком реакционной, и едва ли я пользуюсь его милостью. <…> Говорю откровенно, – при нескольких русских кандидатах провал почти обеспечен… Со своей стороны обещаю сделать всё возможное для успеха. Как только вернусь в Берлин (дней через 10–12) поведу соответствующую агитацию. <…> Из немцев я уже кое с кем говорил: сочувствуют. Между прочим, они интересовались, как Вы относитесь к Германии и к Польше (поляки здесь пользуются такими симпатиями, которых даже евреи не возбуждают в Сов<етской> России). Должен сказать, что от немцев зависит очень многое: Швеция в культурном отношении всецело подчинена Германии, – и из французов, как Вы знаете, получили в последние годы Нобелевскую премию только «германофилы» Р. Роллан и Ан. Франс, которых поддерживали и немцы. Поэтому воздержитесь, дорогой Иван Алексеевич, не ругайте Гауптмана, – Ваши статьи могут быть ему переведены258.
Послали ли Вы Ваши книги в шведские и датские газеты? Не мешало бы послать экземпляр с надписью Георгу Брандесу <…>.
Судя по письму Брандеса от 4 сентября 1922 года259 по поводу получения им двух авторских книг Бунина, в котором знаменитый критик рассыпается в комплиментах:
Вы умеете описать жизнь и в малом, и в мировом масштабе. Позвольте выразить Вам, милостивый государь и дорогой собрат, мое восхищение и мою признательность,
– Бунин последовал совету Алданова.
Последующая переписка Алданова с Буниным свидетельствует о том, что Алданов энергично взялся за подготовку русской кандидатуры на Нобелевскую премию.
8 сентября 1922: Не хотел отвечать Вам до разговора с С.Л. Поляковым, которого я повидал только вчера… Сол<омон> Львович обещал принять со мной деятельное участие в агитации о Нобелевской премии. Мы условились, что он будет писать об этом деле в «Берлинер Тагеблат», а я… в «Фоссише Цейтунг». Это две самые влиятельные газеты в Германии. Кроме того Поляков напишет Георгу Брандесу, с которым он был хорошо знаком, а я – Ром. Роллану… На заседании Союза журналистов мы можем поднять вопрос; но, по моему, Берлинский союз журналистов сам по себе недостаточно авторитетен и лучше годится на подмогу Русской Академической Группе (получили ли Вы ее согласие?) Сообщите также, желаете ли Вы, чтобы заметки о премии появились в местных русских газетах? Письмо Роллана к Вам, как Вы знаете, полностью появилось в «Новостях Литературы».
12 ноября 1922 г.: От Р. Роллана еще не получил ответа. Его переводчица уверяет, что он путешествует и скрывает свой адрес. В «Фоссише Цейтунг» были о Вас и о Вашей кандидатуре на премию Нобеля 2 заметки, – одна довольно большая и сочувственная. Я просил Элькина, к