В первый раз к личности Черчилля Алданов обратился в 1927 г., задолго до того, как тот стал одной из ключевых фигур истории ХХ века. Писатель задумал тогда цикл о «героях завтрашнего дня» – политических деятелях европейских стран, находящихся на пути к Олимпу, но еще не достигших его. Героями избрал Сталина (до начала коллективизации) и Гитлера (перед его приходом к власти).
У Алданова выбор персонажей оказался снайперски точен: и Черчилль, и Сталин, и Гитлер вскоре стали первыми лицами в пирамиде власти, лидерами своих государств. Все трое, повторял Алданов, – люди выдающихся дарований, и очень жаль, что выдающийся этот дар присущ Сталину и Гитлеру.
Черчилль представал у него как единственный крупный современный политик, который с самого начала осознал опасность гитлеризма348.
Второй очерк под тем же названием «Уинстон Черчилль» отражает реальности другой эпохи, и тональность его иная: это очерк-дифирамб, очерк-панегирик. <Алданов прямо заявляет>: «…я считаю Черчилля большим, очень большим человеком, человеком необыкновенного ума и необыкновенных разносторонних дарований, пожалуй, граничащих с гениальностью. При этом мнении я должно быть и останусь, как бы дальше ни развивалась война и как бы она ни кончилась». – здесь и ниже [ЧЕРНЫШЕВ А. (II)].
Примечательно и другое – Алданов, известный своим скептически-пессимистическим взглядом на мир, и особенно на все, что касается политической жизни, личностей политиков и их способности к предвидению будущего, в случае Черчиля буквально умиляется его оптимизмом и прозорливостью:
В хорошем настроении духа он бывает гораздо чаще, чем в дурном. Все знающие его люди говорят об его веселом оптимистическом характере. Говорит об этом и он сам. Вдобавок он считает себя счастливым человеком. Однажды, лет двадцать тому назад, Черчилль сказал одному своему другу: «Моя жизнь, в общем, очень счастливая и становится все счастливее. Я многому научился в жизни и продолжаю учиться каждый день».
Слова во многих отношениях замечательные.
<…>
Забавно то, что нападали и нападают на Черчилля те самые люди, которые решительно ничего не предвидели и в свое время издевались над его мрачными предсказаниями. Я буду дальше говорить о том, каковы были эти предсказания <…>.
Новый и самый блестящий период в политической жизни Черчилля начался в 1933 году с приходом к власти Гитлера. Англией правили Болдуины и Чемберлены. Их имена просто неловко вспоминать в сочетании с именем нынешнего первого министра – настолько он крупнее их, умнее и талантливее! <…> Они думали, что никакой опасности для мира, для Европы, для Англии нет.
<…>
Без всякого преувеличения можно сказать, что в Англии всю опасность положения понимал один человек – Уинстон Черчилль. Надо признать истинной катастрофой то, что к власти его не звали.
<…>
В своих воспоминаниях он пишет о Германии без всякой ненависти, отдавая должное мужеству, энергии и качествам немецкого народа. Пока в Германии у власти были демократы, Черчилль решительно стоял за миролюбивое соглашение с ними, за такое соглашение, которое, быть может – не говорю «наверное», – сделало бы приход Гитлера к власти невозможным. Об опасности, о необходимости энергичной политики он заговорил лишь после того, как от демократии в Германии больше ничего не оставалось.
В одной из самых замечательных своих речей, произнесенных после назначения Гитлера канцлером, Черчилль говорил о надвигающейся на Англию опасности: война с расистской Германией становится все более вероятной с каждым днем. Кто может сказать, как кончится эта война? Авиация стала мощным орудием истребления. Вполне возможны налеты немецких летчиков на Лондон, на Бирмингем, на Шеффилд. «Опасность, которая грозит нам, – сказал Черчилль, – сулит не только тяжкие страдания, но и гибель: я разумею завоевание, покорение (Англии. – М.A.) в настоящем смысле слова. Надо считаться с этим фактом, пока еще есть время для мер по его предупреждению».
Я не знаю, как принимали недоверчивые слушатели эту речь. Вполне возможно, что эти странные предсказания были встречены смехом: никто не верил мрачным пророчествам Черчилля даже гораздо позднее.
<…>
Предвидя войну с Германией, Черчилль пошел на жертву, которая ему была, вероятно, особенно тяжела: он стал постепенно и осторожно высказываться за соглашение с советской Россией. Едва ли во всей Европе есть государственный деятель, который так ненавидел бы большевиков, как он. Черчилль был главным их врагом в 1918 – 20 годах <…>. Уйдя от власти, он громил их в своих книгах и статьях так, как из западноевропейских политических деятелей их не громил, кажется, никто другой. Это, правда, ему не мешало очень высоко ставить дарования Ленина. В пятом томе своих воспоминаний он пишет: «Ленин был в отношении Карла Маркса тем, чем Омар был в отношении Магомета… Ум у него был мощный и в некоторых фазах необыкновенный. Ему было доступно понимание всего (His was capable of universal comprehension – ?!) в степени, редко достигаемой людьми». Однако в Москве отлично знали, что в демократических странах советский строй не имел и не имеет более ожесточенного врага, чем Черчилль. Попытка сближения с большевиками стоила ему, конечно, недешево. Он надеялся, что можно будет, ценой принципиальных и непринципиальных жертв, ввести СССР в антигерманскую коалицию. «Все отходит на второй план по сравнению с германской опасностью», – так приблизительно можно передать основной принцип политики Черчилля начиная с 1933 года. В этом у него единомышленников в Англии не было совершенно.
<…>
Черчилль не был ни пессимистом, ни мизантропом: он верил если не в ум и проницательность, то в мощь и в моральные силы своего народа. В одной своей статье, напечатанной в 1936 году, он пишет: «Хотя я ясно вижу темную сторону вещей, все же в явном противоречии с этим я каждое утро просыпаюсь с новыми надеждами, с возрожденной энергией. Я твердо верю, что английский народ пока остается хозяином своей судьбы. Думаю, что у нас еще будет время для исправления прошлых ошибок. Верю также, что дух нашего народа здоров, что его миссия не кончена. Я намерен выполнить и свою долю работы, пока мне еще дана жизнь и пока у меня остаются силы».
Итак, Алданов вместе с Цетлиными пришел к убеждению, что пришло время основать в Нью-Йорке толстый литературный журнал, который они задумали с Буниным еще во Франции. Алданов не сообщает Бунину подробностей создания финансовой базы для выпуска журнала, отмечая в письмах только общий объем затрат да сетуя на необязательность меценатов. Наконец трудности организационного периода удалось преодолеть, и началась комплектация первого номера «Нового журнала». 14 апреля 1941 года Алданов пишет Набокову:
Не забудьте, что Вы твердо обещали нам новый роман – продолжение «Дара». Я сегодня получил письмо от Бунина, он сообщает, что уже выслал мне «Темные аллеи» [ЧЕРНЫШЕВ А. (V)].
В письме от 25 октября Алданов сообщает приятные новости, касающиеся «Нового журнала, Бунину:
наш журнал почти осуществлен, иными словами, обеспечена уже одна книга и есть надежда на вторую. В первой на первом месте появятся «Руся» и «В Париже». Я Вам говорил о 100 франках за печатную страницу размера «Сов<ременных> записок», но фактически Вы получите больше349. Оба рассказа небольшие. Но во второй книге, если она выйдет… мы напечатаем «Натали»; это, по-моему, самый лучший и просто изумительный рассказ, одна из лучших Ваших вещей вообще. <…> Журнал мы редактируем с Цетлиным [ГРИН (II). С. 119], [ЗВЕЕРС (I). С. 167].
О своем налаживающемся писательском житье-бытье в первый год после прибытия в США и успешном течении дел в части реализации пректа издания «Нового журнала» Алданов в письме от 29 ноября 1941 года извещал также проживавшего в то время в Китае издателя-мецената Михаила Павловского:
Наш журнал осуществляется. Думаю, что две книги мы выпустим во всяком случае. Оптимисты же утверждают, что мы будем существовать «вечно». Если вечно, то тем более надо подумать о распространении книг.
<…>
Я кое-как живу, печатаюсь в американских журналах и газетах, но не часто. На днях продал Скрибнеру американское издание «Начала конца» [ШРУБА. С. 133].
Поскольку Бунин постоянно жаловался, что они в Грассе голодают, Алданов, болея за друга душой, пытался исподволь подтолкнуть его к решению перебраться в Америку. 26 мая он пишет ему:
Господи, как Вы ошиблись, что не приехали! <…> Не сомневаюсь, что Вы здесь не голодали бы. <…> Меня постоянно о Вас спрашивают и не только русские, но и американские писатели.
Первый номер (книга) «Нового журнала» вышел в свет в январе 1942 года, 27 мая Алданов сообщает Бунину, что вышла 2-я книга с его рассказом «Натали» и что третья появится в сентябре, но прибавляет:
Будет ли четвертая книга «Нового Журнала» – я не знаю.
Однако в следующем письме – от 29 июня, он пишет уже совершенно определенно, что бунинский рассказ:
«Генрих» будет напечатан в третьей книге, которая появится 1 сентября [ЗВЕЕРС (I). С.167–168].
В этом же – последнем своем письме военного времени, Алданов опять поднимает вопрос: не хотят ли Бунины приехать? Он обещает приобрести для них билеты «в кредит», полагая, что визу они получат без затруднений. Алданов также сообщает, что есть надежда на основание русского беллетристического издательства и спрашивает, хочет ли Бунин издать «Темные Аллеи». Бунин ответил ему двумя письмами – от 28 июля и 2 августа 1942 года. В первом, написанном по-французски, он просил Алданова:
сделать все возможное для получения визы для меня и Веры.
А во втором выражал горькое сожаление, что «не поехал», ссылался при этом на немощь Веры Николаевны,