Марк после некоторого раздумья уточнил.
— Ты имеешь в виду, что, если Ариогез почувствует, что его загнали в угол, он пойдет на такое неслыханное злодеяние как убийство посла? В этом случае вступит в силу закон об оскорблении величия римского народа, и я надолго завязну с войском в землях квадах?
— Боюсь, что «надолго» — это навсегда.
— Что же ты предлагаешь?
— Вступить с ним в переговоры. Условия можно выдвинуть какие угодно, только не надо пытаться сместить Ариогеза с престола. Не следует заводить разговор об этом и с другими знатными из квадов — по крайней мере, пока, — иначе песенка посла будет спета. Также будет расценена любая попытка вызволить Лонга. Император, я отнюдь не собираюсь навязывать тебе свое мнение, просто мне хотелось, чтобы у тебя перед глазами ясная картина.
— Верю, Катуальда. Здесь есть над чем подумать. Менее всего мне хотелось бы превращать жизнь Корнелия Лонга в разменную карту, однако его пребывание в бурге Ариогеза дает нам неплохой шанс добиться успеха. Ты прав, предупреждая, что сражаться с объединенным войском германцев, это безнадежная перспектива. — Он задумался, потом поинтересовался. — По — видимому, смерть Бебия будет ужасна?
— Его принесут в жертву в священной роще. Думаю, Ариогез распнет его. Тебе, цезарь, известно, как мучительна и позорна смерть на кресте, особенно для римского всадника. После нее у тебя не останется выбора, придется уничтожить квадов. Тем самым Ариогез укрепит свою власть.
— Ступай, — ответил император. — Я подумаю.
Как только котин покинул шатер, Марк хлопнул в ладони и обратился к Северу.
— Скажи, легат, как бы ты поступил в таком случае? Рискнул бы отправиться в поход, зная, что твой враг сам угодил в яму, какую рыл другому?
Север поднялся, с откровенным недоумением пожал плечами.
— Не понял, повелитель…
— А ты что можешь сказать, Стаций?
Тот ответил с готовностью.
— Рад выполнить любое твое приказание, император.
— Как думаешь, Авидий?
Кассий усмехнулся, отвел глаза в сторону. На его лице читалось откровенное меланхолическое разочарование.
— Ты, полагаешь, принцепс, что Ариогез понаслышке зная о наших обычаях, спутал два наших закона: о величии римского народа и о его врагах. Если верить Катуальде, у нас появляется возможность убедить знатных квадов, что, если с Бебием Лонгом что‑нибудь случится, то ответственность за смерть посла можно возложить либо на одного Ариогеза, объявив его при этом врагом римского народа, либо на все племя квадов. Каждая из сторон может по — разному решить для себя этот вопрос. Если старейшины и сильные в племени будут против мира с Римом, то в случае смерти посла у нас будет достаточно оснований обвинить всех квадов. Если Ариогез проявит строптивость, можно будет возложить вину на него. Имея Лонга в заложниках, очень просто поиграть с квадами. Пусть квады выдадут Ариогеза, и мы пойдем с ними на мировую или наоборот. Рискованная игра, принцепс, она требует времени.
— Вот именно, — поддакнул император.
Авидий задумчиво покачал головой
— Выходит, в этом году мы не отважимся перейти реку?
— Будем думать, — ответил Марк. — Будем соображать. Однако одного Бебия Лонга маловато для подобной партии в кости, пусть даже у нас одна из костяшек на всех сторонах имеет цифру «шесть», когда ее бросаем мы, и цифру «один», когда ее выкидывает Ариогез. Чтобы лишить квадов воли к сопротивлению, вбить в их ряды клин, требуется что‑то более существенное, чем жизнь посла. Что‑то общественно — полезное… Что, если я прикажу освободить пленных германцев и предложу им поселиться на разоренных войной землях обеих Панноний?
— То есть, как освободить? — встрепенулся Приск. — Бóльшая их часть уже продана…
— На каком основании? — Марк холодно глянул на префекта претория. — Кто разрешил распоряжаться добычей, принадлежащей государству. Всех вернуть, объявить, что желающие из пленных могут селиться на правом берегу. Рим поможет им вытребовать свои семьи из‑за реки.
— Будет исполнено, государь.
На том и расстались.
Конфликт с Авидием удалось уладить без особых трудностей. На заседании претория тот было позволил себе повысить голос, услышав, что осень и зиму следует посвятить подготовке похода за реку, весной подтянуть войска и обрушиться на квадов следующим летом. Однако, когда император сообщил, что на время пребывания в Риме оставляет его за себя, тот сразу успокоился. Марк дал согласие, при этом с некоторой даже торжественностью добавил.
— Я с верой в успех поручаю тебе, Авидий, пограничные легионы. Надеюсь, ты сможешь подготовить их к походу на север.
То‑то удивился Марк, когда перед самым отъездом ему сообщили о внезапно распространившимся по всей армии поветрию. Многие из нижних чинов призывали однополчан — легионеров собраться и сообща идти спасать Иеронима и принадлежащий ему свиток с некоей благой вестью, хранившейся у отщепенца.
Как совладать с натиском дрянных страстей, научился; как не поддаться душевным хворям, освоил; но каждый раз встречаясь с людской глупостью, с фанатичным, бездоказательным вызовом разуму, испытывал нечто, подобное раздражению. Как без разочарования и гнева можно было отнестись к участившимся наскокам на центурионов, то и дело появлявшимся надписям на стенах домов, на палатках — не дадим, мол, в обиду мученика! Братцы, постоим за Спасителя! С нами Бог и дева Мария! Как воспринять нараставшие, как будто исходившие от неразумных детей, требования к легатам вести их против «поганых». Что за жажда пролить кровь за человека, поддавшегося чуждому суеверию, или за некую нелепую «благую весть», которой, оказывается, распоряжается не мудрый Зенон, не много претерпевший Эпиктет, но сын плотника, погонщик мулов, друг рабов!
Первым делом Марк осадил вмиг закусившего удила Стация Приска. Тот уже готов был начать расследование, уже и плаху на форум притащил рубить головы, ноги, руки. Даже посмел похвалиться перед принцепсом. Спрошу голубчика — если ты такой смелый, чтобы плевать на отчих богов, на волю принцепса, ну‑ка, перекрестись. Только крест наложит, сразу ему кисть тяп!
— Как же он будет искалеченной рукой меч держать? — усомнился в полезности такой меры император.
— Зачем ему после наказания меч. Вон такого из армии.
— Много их таких, которых следует вон? — поинтересовался Марк.
— Горстка, не более.
— А ты не поленись, расследуй тщательней. Только без угроз, по душам.
Через несколько дней префект явился в Карнунт к императору. Вид у него был явно ошарашенный.
— Ну как, расследовал? — спросил Марк.
— Так точно, цезарь.
— Каковы результаты
— Этих самых христиан немного, всего несколько сотен, может тысяча…
— Сколько?!
Марк Аврелий даже со стула поднялся, прошелся по залу.
— Считай, половина Вспомогательного легиона, который ты, цезарь, привел из Рима два года назад, чтобы изгнать маркоманов.
Это была четырехлетней давности история, когда полчища германцев, поддержанные сарматами, дошли Аквилеи. В трудный момент Марк объявил в Италии набор в армию, куда был открыт доступ также рабам и гладиаторам. Новобранцы были сведены в два новых легиона, названных Вторым и Третьим Италийскими. После двух лет войны эти легионы были расформированы, а легионеры из рабов и гладиаторов, получившие свободу, оказались разбросаны по другим частям. Большинство этих когорт были включены в состав Двенадцатого Молниеносного легиона. Теперь стало понятно, почему именно в этих легионах оказалась такая большая прослойка приверженцев распятого галилеянина.
— Хочешь последовать примеру Авидия? С кем тогда будем воевать. К тому же они рвутся в бой, а не в тыл.
Волнения удалось прекратить после того, как император выпустил особый эдикт, подтверждающий полномочия посла римского народа Бебия Корнелия Лонга. В указе было выражено предупреждение тем, кто готов был посягнуть на жизнь посла, а также выказана благодарность воинам за храбрость и рвение. При этом отмечалось, что всякие самовольные действия по освобождению Бебия, непослушание начальникам и организация сборищ будут преследоваться по законам военного времени.
В начале августа император Цезарь Марк Аврелий Антонин Август в сопровождении преторианской когорты выступил из Карнунта и скорым шагом направился в Рим. За день до отъезда он приказал Септимию Северу прислать к нему молодого Бебия Корнелия Лонга и Квинта Эмилия Лета. Пусть послужат при мне — так император объяснил свое решение.
Часть IIВечный город
Вино не по вкусу? Переменю! Или покажите, что оно хорошее. Слава богам, оно не покупное. Теперь все скусное у меня в одной в одной усадьбе родится, где я еще не бывал ни разу… Не — е, серебро я больше уважаю. Кубки есть такие — с ведро. У меня тысяча кубков…Куплю дешевле, продам дороже, а другие, как хотят, так пусть и живут.
Петроний Сатирикон
С малого начал, тридцать миллионов оставил. Философии не обучался.
Петроний Сатирикон
Из надгробной надписи Тримальхиона
Мы не можем жаловаться на жизнь, потому что она никого не удерживает против воли… Если бы ты хотел пронзить свое сердце, для этого вовсе не обязательно наносить себе глубокую рану; путь к свободе тебе откроет ланцет, и безмятежность может быть куплена одним булавочным уколом.
Куда бы ты ни посмотрел, везде найдется способ положить конец заботам.
Ты видишь этот обрыв? — это спуск к свободе. Видишь эту реку, этот водоем, это море? — свобода покоится в их глубинах… Но я что‑то слишком разговорился. Как может положить конец своей жизни человек, не способный закончить письмо. Что касается меня, дорогой Луцилий, я достаточно пожил.
Я насытился жизнью.
Я жду смерти. Прощай.
Сенека Письма к Луцилию, О гневе
Глава 1
Новоиспеченный трибун Бебий Корнелий Лонг долго отыскивал среди пленных человека, хотя бы что‑нибудь знавшего об отце. Помогал ему Сегестий, получивший за храбрость двадцать тысяч сестерциев. Пленные отмалчивались, один из квадов, раненый в руку, успел плюнуть в лицо гвардейцу, когда тот обратился к нему на родном языке.