Петрик, конечно, не мог отстать и тоже понесся следом.
Наверное, Лева очень сильно пихнул Кирилку, потому что даже Опанас не смог его удержать, хотя очень крепко ухватил своей правой рукой левую руку Кирилки.
Отлетев в сторону, Кирилка странно заковылял на своем одном коньке. Он изо всех сил старался как-нибудь удержаться на ногах. И не мог.
Взмахнув руками, он шлепнулся на лед и поехал на животе вперед…
— Эх ты! — крикнул Опанас, бросая на Петрика уничтожающий взгляд. — Дрянь, вот кто ты! Больше не дружу с тобой.
У Петрика дрогнули губы.
Что ли он толкнул Кирилку? Он даже совсем не хотел, чтоб Кирилка падал. Лева толкнул, а он при чем? Вот еще! Чем же он дрянь?
— Сам дрянь! — крикнул он сердито. — Сам…
— Правильно! — весело крикнул Лева. — Катим дальше…
И они лихо прокатили мимо, а Лева еще показал кончик шарфа возмущенному Опанасу.
Но у Петрика было очень нехорошо на душе. Он оглянулся. Опанас помогал Кирилке подняться. А Кирилка, видно, плакал, потому что все время тер ладошкой глаза. Опанас же кричал им что-то вдогонку и грозил то одним, то другим кулаком.
«Мама еще расстроится… Не буду ей рассказывать», подумал Петрик.
— Ну, — сказал он Леве, — теперь музыка. Говори.
— Теперь можно. На ходу можешь слушать?
— Могу.
— Ну, так знай… только не спрашивай, откуда… это тайна… Знай, у меня есть…
Трах!
Петрик зацепился коньком за выбоину и со всего размаху шлепнулся об лед. Какая боль! Слезы сами собой брызнули из глаз. Как хотелось ему в эту минуту, чтобы тут была мама или хотя бы Кирилка с Опанасом! Можно было бы всласть поплакать. Но при Леве… Нет, при Леве он потерпит.
Петрик потер ушибленную коленку, проглотил слезы и слегка дрожащим голосом сказал:
— Поедем… мне… не больно.
Музыка гремела из всех трех громкоговорителей. Летал снежок, похожий на лепестки белой акации. Было так хорошо, а бедный Петрик совсем замучился. Ноги у него гудели, он был совсем обессилен. Как хорошо теперь дома… Но тайна, тайна… Не мог он уйти домой, не узнав тайны.
— Поедем в сторонку, к сугробам… — сказал Лева.
Они помчались к темному краю катка, но по дороге Лева передумал.
— Нет, лучше на середку, под фонарь…
Фонарь раскачивался под ветром из стороны в сторону. А снежинки вертелись все быстрее и быстрее, словно ночные бабочки летом вокруг лампы.
Ноги Петрика никак не хотели стоять прямо, коньки все подвертывались и ложились набок, а коленки дрожали от усталости.
Лева склонился к Петрику.
— Только никому…
— Ни-ко-му!
Петрик открыл рот и глаза.
— Петрик Николаев, — сказал Лева, торжественно и медленно выговаривая каждое слово, — у меня есть… только еще раз поклянись, что никому…
Но Петрик от волнения не мог произнести ни слова. Он закивал головой и порывисто выдохнул клубочком морозного пара весь свой запас воздуха.
— Петрик Николаев, — голос у Левы стал хриплым и зловещим, — у меня есть марка пиратской страны…
Тут громкоговорители в последний раз оглушительно рявкнули и сразу смолкли.
— Какой страны? — с ужасом неожиданно громко вскрикнул Петрик.
— Тише, — сказал Лева оглядываясь, — тише…
— Какой страны? — пролепетал Петрик и как-то весь обмяк.
— Марка страны Гон-де-лупы…
Глава четырнадцатая. Марка страны Гонделупы
Марка страны Гонделупы!
Петрик и мечтать не смел о том, чтобы увидеть эту таинственную марку.
Но на следующий день в школе Лева отвел его в сторону и с видом заговорщика прошептал:
— Взглянуть хочешь?
Разумеется, Петрик хотел. Даже очень хотел.
— Ладно. Так и быть… Уж с кем дружу, с тем дружу… После школы вали прямо ко мне. Только пойдем не вместе. Я пойду прямиком, а ты шагай кружным путем… и чтоб никто тебя не видел…
— Ладно, — тоже шопотом проговорил Петрик, — я знаю дорогу через проходной двор…
Все было так увлекательно и очень интересно! Одно мучило Петрика: у него была тайна от мамы…
После школы со всевозможными предосторожностями, проходным двором, разными закоулками, поминутно озираясь (так что сразу было ясно — вот мальчик, который владеет ужасной тайной!), Петрик побежал к Леве.
Лева сам открыл ему дверь. В передней никого не было, и Петрик, даже не сняв шубы, прошел с Левой в комнату.
Откуда-то из-под матраца Лева достал довольно объемистый сверток.
— Всё марки? — изумился Петрик.
Лева ничего не ответил и начал развертывать бумагу, будто снимал с капустного кочна лист за листом.
— Нет, — сказал он вдруг, — не буду показывать… еще начнешь клянчить…
Но Петрик поклялся, что у него даже в мыслях такого нет. Ему бы только взглянуть разок, и все.
— Ладно, так и быть, — сказал Лева и принялся разворачивать дальше.
Сначала шла просто газетная бумага. Потом коричневая, оберточная. Потом синяя копировальная с чертежами. Потом снова газетная. Потом просто белая. Потом папиросная. И наконец, когда у Петрика от нетерпения и любопытства щеки побледнели, Лева добрался до конверта.
— Здесь! — сказал он.
Петрик затрепетал.
— Закрой глаза, — приказал Лева.
Петрик зажмурился. А Лева снова зашуршал бумагой. Что он еще делал, было неизвестно, потому что Петрик честно ничего не видел.
— Смотри! — скомандовал Лева.
И Петрик раскрыл глаза.
Прямо перед ним, распластавшись на Левиной ладони, лежала большая яркая марка. Сбоку ровным полукругом проходил почтовый штемпель, черный, как сажа, с какими-то замысловатыми закорючками и цифрами.
Почтовый штемпель пиратской страны Гонделупы!
Вообще марка была грубовата, но очень красива. На переднем плане стояла пальма с оливковой лакированной кроной. Коричневый ствол казался вылепленным из пластелина. Сзади блестели розовые горы. Сбоку зеленое море, а над всем этим пейзажем полыхало голубое горячее небо.
— Хороша? — спросил Лева и тут же закричал: — Не трогай, не трогай, не трогай!..
Но Петрик и не думал трогать, он только смотрел, правда с большим вниманием, чуть приблизив к марке сощуренные близорукие глаза.
— Очень красивая марка, — сказал он наконец.
— Ну вот, — сказал Лева, — так и знал, начнешь клянчить…
— Я? — удивился Петрик. — Я? Я только говорю — очень красивая.
— А самому, небось, хочется?
— Конечно, хочется.
— Видишь, я говорил, будешь выпрашивать.
— Я не прошу.
— Думаешь, не вижу, как хочется?
— Хочется, конечно…
— Знаешь, — Лева решительно тряхнул головой, — бери ее себе!
— Что???
У Петрика в глазах сами собой появились три вопросительных знака.
— Страну Гонделупу??? — повторил он, не совсем доверяя своему слуху. Ведь он был в меховой шапке, уши были закрыты. А может, он капельку оглох…
— Да, — сказал Лева с особым ударением. — Кого люблю, для того ничего не жалко.
— Лева… — начал тогда Петрик.
Но Лева сердито перебил:
— Раз говорят бери, значит бери… Ну уж ладно, если хочешь, так и быть… — Лева запнулся, — так и быть, бери Гонделупу, а мне давай… уж так и быть… шведскую серию.
— Шведскую серию???
Петрику вторично показалось, что он оглох.
— И неси скорей, пока не передумал… Ох-ох-ох, не хочется отдавать Гонделупу!..
— Лева… — снова начал Петрик.
— Неси скорей шведскую серию, а то передумаю! — сердито крикнул Лева.
— Лева, — снова сказал Петрик, — я только спрошу у мамы…
— Что? — громовым голосом взревел Лева. — У мамы? А клятва? Забыл?
— Сейчас принесу, — покорно сказал Петрик и выбежал из комнаты.
— Осторожней отклеивай… не разорви! — вслед крикнул Лева.
Хорошо, что мама была занята обедом: можно было незаметно проскользнуть в комнату. Как воришка, как самый последний воришка, боязливо озираясь, Петрик содрал с альбомного листа марки, сунул их в карман и снова выскочил на улицу.
— Петрик, куда же ты? — услыхал он голос мамы. — Сейчас папа придет… будем обедать…
— Я у Левы портфель забыл, сейчас, — уже за дверями отозвался Петрик.
Он ужасно торопился, хотя ему так не хотелось отдавать свою великолепную шведскую серию. И так не хотелось брать марку страны Гонделупы…
— Принес? — встретил его Лева.
— Принес…
— Давай.
Петрик протянул марки. Лева ссыпал их на стол. Пересчитал. Все.
— Ох-ох-ох… как жалко Гонделупу! — простонал он, сгребая одной рукой в ящик стола шведскую серию Петрика. — Нет, не отдам…
У Петрика радостно забилось сердце. Вот хорошо бы!
Но Лева тут же произнес последние решительные слова:
— Ладно. Бери. И беги скорей, пока не передумал… Помни, никому ни слова!
Петрик снова дома. Марочный альбом раскрыт на том самом месте, где всего лишь несколько минут тому назад красовалась шведская серия…
Теперь страница пуста, а в кармане неизвестная марка какой-то таинственной страны Гонделупы.
И мама ничего не знает…
Глава пятнадцатая. Страшная ночь
Петрик лежал с открытыми глазами и не мог уснуть. Лоб и щеки горели. Все получилось как-то неожиданно и вовсе не так, как нужно.
Шведская серия, его гордость, гордость папы и мамы, теперь у Левы. А у него марка неведомой пиратской страны. Эту марку и показывать ведь никому нельзя. И как теперь быть дальше?
Вдруг мама скажет: «Поедем, Петрик, в Швецию…»
А он что?
Или папа скажет: «Покажи мне, Петрик, ту замечательную серию, которую я тебе принес».
А он что?
Сказать, что он потерял? Хотел показать ребятам, отклеил и потерял? Но ведь это будет самое настоящее вранье. Ох, нет! Врать он не будет — мама ему всегда твердит: «Отвратительно говорить неправду. Только самый последний человек это делает».
Можно, конечно, сказать так: «У меня есть марка пиратской страны Гонделупы, только не спрашивайте, откуда я ее достал — это тайна!»
«Фу! — скажет мама; обязательно она сморщит нос и скажет «фу». — Никогда бы не подумала, что мой сын имеет дело с пиратами».