Это означало полное согласие!
Когда же, разделив по-братски хлеб, путешественники съели все до самой маленькой крошки, у щенка исчезли последние сомнения.
На Север, на Север! Ни о чем другом не могло быть и речи.
Кирилка бодро шагал в своих колоссальных валенках, полный веры в будущее, старательно обходя лужи и стараясь не увязнуть в густой снежной размазне.
Тяпка же рысцой трусил впереди, вопросительно оглядываясь на товарища: не сбились ли они с пути?
Они благополучно добрались до железной дороги, проскользнули под товарным составом, нашли пустой дачный поезд и вскарабкались на площадку вагона. Тяпу пришлось подсаживать, такие у него оказались коротенькие ножки. Впрочем, и самому Кирилке это далось нелегко. И если бы не полено, которое лежало у вагона, экспедиция на Север, вероятно, закончилась бы у вагонной подножки.
В вагоне же оказалось очень интересно. Сначала Кирилка с большим удовольствием покрутил опрокидывающиеся пепельницы. Потом он спустил и поднял парочку столиков под окнами. Это тоже оказалось довольно увлекательным делом, тем более что столики опускались с оглушительным грохотом. После столиков Кирилка даже попытался откинуть и укрепить вторую полку. Но это ему, однако, оказалось не по силам, и после некоторых усилий он бросил полку, которая с громким стуком упала на прежнее место, а сам Кирилка смирно сел в уголок и принялся ждать паровоза.
Между тем Тяпа обследовал все бумажки на полу и в плевательницах и, обнаружив кусочки хлеба и головку воблы, с удовольствием закусывал.
И вдруг на площадке с грохотом хлопнула дверь, порыв ветра влетел в вагон, а вслед за ветром ворвалось румяное существо небольшого роста, вооруженное веником, тряпкой и мусорным ведром.
— Здрасте-пожалте! — закричало на весь состав это существо раскатистым голосом. — Явились!
Кирилка испуганно вскочил, а Тяпа, поджав хвост, убрался под лавку.
— Зно́ву явились? — продолжала краснощекая крикунья, упираясь в бока крепкими кулаками. — Как мне понадоедали ти голопузы хлопчата, якие по вагонам лазают и убирать мешают! Кто вас просил? Я, чи кто?
Напрасно Кирилка пытался объяснить, что они с Тяпой никогда еще по вагонам не лазали и лазать не собираются, он и рта не мог раскрыть. Уборщица наступала на них в неописуемой ярости и орала во всю глотку:
— Марш отсюдова сей минутой! Без оглядки… Марш, голопузы несчастные!..
Что тут оставалось делать?
Кирилка и Тяпа поскорей и без оглядки убрались из вагона.
А уборщица с остервенением хватила веником по полу, отчего в вагоне начался настоящий среднеазиатский тайфун из окурков, бумажек, огрызков и прочего разного мусора…
В другое время Кирилка наверняка бы пал духом и после такой неудачи отложил экспедицию на Север до другого раза, но что ему оставалось делать теперь? Не мог же он вернуться домой?
Он посоветовался с Тяпой и решил не отступать — нужно лишь найти какой-нибудь другой вагон, по которому уже прошлись веник и тряпка уборщицы.
Второй раз она ведь не придет туда, где один раз уже побывала?
Такой вагон они нашли.
— Она, кажется, тут была, — не совсем уверенно прошептал Кирилка, заглядывая под скамейку, нет ли там сора.
Но у Тяпы на этот счет не возникло никаких сомнений. Несмотря на самые тщательные поиски, ему не удалось обнаружить не только селедочной головки, но даже самого простого окурка, который можно было бы пожевать за неимением ничего более съедобного.
И что за чудо был этот вагон!
Мало того, что на всех окошках висели белые занавески с кисточками. Мало того, что стены были выкрашены отличной светлоголубой краской и что на этих блестящих стенах были разные забавные картинки вроде трех свинок, серого волка, Мойдодыра и Бармалея, на каждом столике лежала чистая салфетка и стояла электрическая лампочка под шелковым абажуром в виде тюльпана.
— Она тут была, — твердо проговорил Кирилка, и сразу же оба — Тяпа под лавкой, а Кирилка на лавке — легли отдохнуть.
Сладок сон в дороге. И скамейка не кажется слишком жесткой, и стук колес убаюкивает, будто песня, а впереди столько нового и удивительного и такая радостная встреча…
Хотя поезд прочно стоял на месте и пока еще не собирался трогаться в путь, Кирилка тотчас задремал, и сон его был сладок и спокоен.
Только изредка он легонько и блаженно вздыхал и все время куда-то несся вперед и вперед, конечно на Север, к отцу. А рядом были и Петрик, и Опанас, и Петрика мама… И даже Клавдия Сергеевна с таблицей умножения. И отец. Откуда только он взялся, его отец, раз он к нему едет?
А потом его стало ужасно трясти. Будто поезд запрыгал через ров и канавы или принялся перескакивать через высокие кручи.
— Ой, ой! — запищал Кирилка и внезапно раскрыл глаза.
Прямо над ним стояла все та же румянощекая уборщица и с силой трясла его за плечо, словно хотела вытрясти из него все кишки, а заодно и душу. При этом она свирепо кричала:
— Ратуйте, люди добрые! Залез в найкращий дитячий вагон и спит себе, як в люльке у себя в хате… Я тебе покажу…
Тут Кирилка не мог сдержаться и залился горючими слезами.
— Тетечка, — воскликнул он, умоляюще складывая веснущатые кулачки, — мы только съездим на Север, и все…
— На север?! — гаркнула уборщица. — На якой такой север? Дивитесь, люди добрые, на этого героя! Я тебе побачу такого севера, що ты своих тетечек и дядечек забудешь…
И вот тут-то Тяпа внезапно почувствовал прилив небывалой отваги. Он вылетел из-под лавки, зарычал, как лев, и со злостью вцепился в веник уборщицы.
На мгновение уборщица окаменела. Но затем она выхватила из Тяпиных зубов веник, огрела им щенка и, всплеснув руками, изумленно вскричала:
— Якой зверюга! Теперь я вам побачу!
И, не обращая внимания на мольбы и уверения Кирилки, что Тяпочка очень смирный песик, она выбежала на площадку и крикнула кому-то, кто находился снаружи:
— Степа, Степочка, зайдите до мене в дитячий вагон… Будьте ласковы, Степочка!
Кирилка помертвел от страха, а Тяпка сразу весь обмяк и, полный сожаленья о своей несвоевременной храбрости, уполз обратно под лавку.
— Сюда, сюда, Степочка, будьте ласковы, — мягчайшим голосом, будто на свирели, пропела уборщица, широко раскрывая дверь и пропуская кого-то впереди. — Сюда, Степочка, вот они!
И когда во всем блеске новенькой милицейской формы на пороге появился огромный белокурый Степочка ростом два метра без восьми сантиметров, настоящий Гулливер в стране Лилипутии, — тут Кирилка и Тяпа поняли, что они пропали на этот раз окончательно и на Север им не попасть ни под каким видом.
Сначала уборщица объяснила, что ей от этих голопузых нет спокойствия и они ей мешают не только жить, но и прибираться в вагонах, как того требует ее совесть и умение.
— Це худо! — невозмутимо произнес Гулливер-Степочка густым желудочным басом.
Затем уборщица сказала, что этот хлопчик с этой вредной псиной желает бежать на север, а потому их нужно поскорее свести в детскую комнату, чтобы такого случая не произошло.
— Нехай так! — прогудел Гулливер, снисходительно разглядывая Кирилку с высоты своего двухметрового роста минус восемь сантиметров.
После этого уборщица заметила, что прежде всего нужно узнать имя беглеца и его фамилию, а затем уже позвонить в городскую милицию, потому что там-то уж хорошо известно, какие хлопчики потерялись, а какие нет, каких хлопчиков ищут, а каких еще никто не хватился.
— Це добре! — согласился Степочка.
И напоследок уборщица пояснила Гулливеру, что, конечно, она бы никогда не осмелилась объяснять ему, что и как нужно делать, потому что он наверняка все и без того хорошо знает, но, принимая во внимание, что он работает сегодня первый день, а она уже не помнит который, ей гораздо лучше, чем ему, известно, как полагается поступать в подобных случаях.
— Звычайно! — одобрительно прогудел милиционер.
Затем они все вчетвером вышли на площадку вагона. Несчастный Тяпа получил основательный пинок и с отчаянным визгом совершил прыжок вниз, шлепнувшись носом о рельсы. Он стремглав умчался подальше от злополучного вагона, горько жалуясь на свою судьбу.
Бедный Тяпа! У Кирилки сердце готово было разорваться на мелкие частицы при звуках этого жалобного щенячьего визга.
Но что мог он сделать? Он покорно поплелся за огромным милиционером в детскую комнату, где так бесславно должно было закончиться его северное путешествие.
По дороге милиционер с некоторым беспокойством оглядывался на Кирилку. Как знать, что в голове у этого тихонького на вид мальчика? А вдруг возьмет и удерет?..
Но Кирилка и не помышлял о бегстве. Он устал. Рядом не было верного Тяпы, и только в ушах звучали его замирающие вопли.
Нет, у Кирилки не было никакого желания убегать, тем более от такого огромного, двухметрового Гулливера.
Проходя мимо телефонного автомата, они остановились. Степочку осенила блестящая идея.
— Сидай тут, — сказал он, показывая Кирилке на скамью возле будки.
Сам же он вошел внутрь, на всякий случай оставив дверь раскрытой, причем одна нога его находилась в будке, другая — за пределами ее. И, соединяясь с городской милицией, Степочка все время искоса одним глазом следил за Кирилкой, который сидел уныло, опустив плечики и устремив глаза вниз.
И во время разговора с дежурным милиционером Степочка тоже ни на одну минуту не спускал глаз с Кирилки… Эти тихонькие иной раз такое вытворяют!
Но Кирилка попрежнему сидел глубоко подавленный и понурый, только глаза его были устремлены теперь не вниз, на землю, а на большие вокзальные часы, показывающие ровно четыре.
Между тем у дежурного милиционера Степочка узнал, что уже более часа повсюду ищут мальчика восьми лет, с большим коричневым портфелем, по имени Кирилка. И если мальчик на вокзале похож на того мальчика, которого ищут, то пусть этот мальчик посидит в детской комнате, пока за ним приедут…
Вне себя от восторга, Степочка крикнул в трубку, что по всем признакам это и есть тот самый хлопчик, которого ищут. На всякий случай он еще раз посмотрел на Кирилку. Так и есть! Портфель коричневый, и лет не больше восьми. И тогда, чтобы в городской милиции было лучше слышно, Степочка влез в телефонную будку, прикрыл за собой дверь и заревел медвежьим голосом: