– Подождите, тётя, – обрадовался Вовка. – Это мой товарищ Кирилка вчера покупал чай…
– Так ты его знаешь?
– Мы же вместе покупали!
– Почему же ты раньше молчал?
– Так вы меня про чай не спрашивали.
– А про что я тебя спрашивала? Про белую козу?
– А зачем вам Кирилка? – вдруг насторожился Вовка. – Что он вам дался?
Продавщица всплеснула руками:
– Опять не понимает! Я ж тебе объясняю: пусть приходит за сдачей. Он оставил у меня четыре рубля восемьдесят пять копеек. Теперь понял?
– Понял, понял!
– «Понял, понял», а ни с места! Беги и скажи ему, пусть приходит за сдачей. Ну, чего же ты стоишь? Приклеили тебя?
– Тётечка! – взмолился Вовка. – Пустите меня! Вы опять уцепили… Я двинуться не могу.
Толстая продавщица окончательно возмутилась:
– Кто тебя уцепил? Беги! Кто тебя держит? Беги…
И Вовка побежал. Но теперь он бежал уже не домой, a прямо к Кирилке.
Так вот почему Кирилка был сам не свой на уроке арифметики! Вот почему даже не мог сказать, сколько будет четырежды два. Теперь понятно. Что и говорить: четыре рубля – деньги немалые. Небось и попало же ему за них! А всё эта марка из пиратской страны… Как её там?
Вовка нёсся как вихрь. В один миг он был возле заводского общежития, пробежал длинный коридор и толкнул крайнюю дверь той комнаты, где жили Кирилкины родные. С разбегу он оказался на самой серёдке комнаты, возле обеденного стола, за которым сидела Кирилкина тётка, тощая, длинноносая, с растрёпанным пучком на затылке, Кирилкин веснушчатый дядя и Кирилкин двоюродный братик Генечка.
И ещё за столом сидел какой-то совершенно незнакомый человек в меховых сапогах. Вовка с первого взгляда заметил их. Это были просто удивительные сапоги, чуть ли не до самого живота, да ещё привязанные к поясу узкими ремешками. Таких сапог Вовка сроду не видывал.
– А где Кирилка? – тяжело дыша, спросил он, обводя глазами сидевших за столом, среди которых Кирилки не было.
– Где ему быть! – ворчливо ответила Кирилкина тётка. – В школе…
– Нет его в школе, – сказал Вовка, – я сам из школы.
– Я же говорила: целый день гоняет, – принялась объяснять незнакомцу в меховых сапогах Кирилкина тётка. – Вчера, например, послала его в гастроном за чаем, а он…
«Вот ябеда!» – подумал про себя Вова. Вслух же проговорил, сердито сверкнув глазами:
– Нигде он не гоняет… Он не такой, чтобы гонять. Просто у меня сидит. Я ведь после школы ещё не был дома. Вы ему скажите, что сдача цела, пусть не боится…
– Какая ещё сдача? – взвизгнула Кирилкина тётка и вскочила со стула. Она чуть не уронила своего сына Генечку, который сидел у неё на коленях.
– Да та, что он вчера в гастрономе забыл, когда чай покупал… Сейчас я найду Кирилку, он может быть и у Пети, – сказал Вовка и направился к выходу.
– Мы вместе пойдём его искать, – вдруг сказал незнакомец, сидевший за столом и до сих пор не проронивший ни слова. И, как был, прямо в свитере, он вышел вместе с Вовкой на улицу. Только на голову нахлобучил меховую шапку с длинными, до пояса, тоже меховыми ушами.
Глава двадцать четвёртаяТак где же он?
Чайник кипел чуть ли не целый час, сердито выбрасывая из носика белые облачка пара. Фыркал, пыхтел, булькал, стараясь изо всех сил напомнить о себе. В конце концов его крышка с костяной пуговкой принялась подплясывать, тоже стараясь звенеть как можно громче.
Но Петя и мама ничего не слыхали. Они были слишком расстроены, чтобы обращать внимание на такие пустяки, как кипящий чайник.
Они всё ещё стояли в прихожей. Петя – как пришёл из школы, в шубе и с портфелем, а мама – в своём кухонном переднике и с мокрым полотенцем через плечо.
– Но как ты мог? Как ты мог? – в который раз повторяла мама. – Я всё понимаю… Но как ты мог так сказать Клавдии Сергеевне?
Петя плакал. Растирая слёзы то маминым фартуком, то рукавом своей шубы, то кухонным полотенцем – всём, что попадало под руку, он всхлипывал:
– Сам не знаю… Не знаю сам…
Он уже рассказал маме обо всём: как он на катке поссорился с мальчиками; как Вова с Кирилкой всё шептались, а с ним не хотели дружить; и как ему из-за этого стало обидно, хотя, может, он сам ещё больше виноват; и как на большой перемене он подошёл к Лёве Михайлову поговорить о той самой марке из пиратской страны Гонделупы, а Лёва его прогнал, обозвал простофилей, да ещё накричал на него. Ему после этого стало так обидно, что он даже заплакал. А потом Кирилка стоял у доски как пень. И что на него тоже нашло, на Кирилку? Ведь он же хорошо знает таблицу умножения на четыре. И вот ему, Пете, от всего этого стало так плохо, так стыдно, потому что он взялся ему помогать, чтобы Кирилка хорошо учился.
А уж потом всё пошло кувырком… И теперь, как ему быть с Клавдией Сергеевной? И с Кирилкой? И с Вовой? И что будут говорить о нём в классе?
– Не знаю, что мне делать! – всхлипнул Петя, вытирая последние слёзы всё тем же маминым передником.
Мама пристально посмотрела на него:
– Неужели не знаешь?
– Думаешь, надо перед всем классом? – спросил он и представил себе строгие глаза Клавдии Сергеевны, когда он будет просить у нее прощения. «Нет, нет, нет… – скажет она ему, – таких мальчиков я учить не намерена…»
И, может, сегодня он сидел последний раз на своей парте рядом с Кирилкой? И, может, сегодня Клавдия Сергеевна последний раз похвалила его и поставила в классный журнал пятёрку? Неужели он никогда больше не увидит школы?
– Пойдём вместе, – просит Петя и робко глядит на маму. – Ты и я.
– Ты разве трусишь, Петя? – спрашивает мама.
Петя обижается:
– Нет, я не трус. А если она меня не простит?
– Простит. И я тебе совсем не нужна, чтобы поговорить с Клавдией Сергеевной.
– Она сказала, пусть придет папа или ты… Разве вы не пойдёте? Или у папы нет времени?
– Папа очень занят, это правда. Но раз его вызывают в школу, время у него всегда найдётся. А теперь беги скорей к Кирилке.
– К Кирилке? Зачем к Кирилке?
– Ох, Петя, до чего ты глупый! Зови его скорее к нам. Скажи, что мы его очень хотим видеть. Скажи, что вместе будем делать завтрашние уроки…
– А может, он не захочет?
– Захочет.
– Только я раньше поем.
– Нет, раньше сбегай за Кирилкой. После школы полезно прогуляться. А я напеку вам блинчиков с вареньем.
– Ой, мамочка! По десять штук каждому. Я такой голодный!..
– И Вову тоже зови.
– Нет, мы в ссоре.
– Петя, не спорь! На его долю тоже будут блинчики.
Но Пете очень не хочется первому мириться, и он пытается уговорить маму:
– Как ты не понимаешь! Если с человеком в ссоре, его не зовут есть блинчики, да ещё с вареньем.
– Петя! – строго говорит мама. В эту самую минут чайник так зафыркал, что мама наконец-то его услыхала.
– Боже мой! – воскликнула она. – Распаялся! Полностью распаялся!..
И она бегом пустилась на кухню, и это было очень кстати, потому что воды в чайнике осталось совсем немного и он мог действительно распаяться.
А Петя махнул рукой и отправился за Кирилкой. Разве маму переупрямишь? У, она такая настойчивая! Спорить с ней не было ни малейшего смысла.
Пока он шёл к Кирилке, он всё обдумывал, как лучше сказать Вовке, с чего начать и в каких выражениях.
Например, можно так: «Вова, забудем нашу ссору и будем снова друзьями!» Это получится здорово, если так сказать: «Вова, забудем нашу ссору и будем снова друзьями!»
А можно ещё так: «Вова! Если я виноват, ты меня прости. Если ты виноват, я тебя прощаю!»
Так, пожалуй, даже лучше.
Но можно ещё и совсем по-другому – подойти, протянуть руку и сказать только два слова: «Давай дружить».
О том, как приступить к мирным переговорам с Кирилкой, Петя совсем не думал. Это было просто. Он придет и скажет: «Кирилка, идём к нам. Мама тебя зовёт!..»
И Кирилка пойдёт прямо и безо всяких.
Но Вова – другое дело.
Пожалуй, лучше всего два слова: «Давай дружить» – и протянуть руку.
Но, вообще говоря, ещё никем не доказано, кто с кем должен мириться первый: он с Вовкой или Вовка с ним.
И совершенно неизвестно, кто кого больше обидел: он – Вовку или Вовка – его.
А если совсем не ходить за Вовкой? Сказать маме, будто он…
И вдруг Петя услыхал:
– Петька, стой! Куда ты несёшься?
Петя остановился поражённый. Вот так совпадение! Он думает о Вовке, а Вовка прямо перед ним – лицом к лицу!
– Ты? – смутившись, прошептал он и тут же быстрой скороговоркой выпалил: – У нас блинчики с вареньем… По десять штук… Для тебя, для меня и для Кирилки. Пошли скорее, мама ждёт.
– Вот видите! – Вовка обратился к незнакомому человеку в удивительных меховых сапогах. Такие Пете попадались лишь на картинках в книгах. – Я вам говорил, что Кирилка у Пети. Это и есть Петя, наш самый лучший товарищ. Значит, Кирилка у тебя? Давно? – весело спросил Вовка.
– У меня его нет. Я как раз бегу за ним…
– И у тебя нет? – удивился Вовка. – Вот те раз! Видите, – он снова обратился к незнакомому человеку, – я вам говорил, может, он и не у Петьки, потому что мы немного были в ссоре…
Тут Петя вспомнил всё, что придумал дорогой, и решил, что наступил самый подходящий момент.
– Забудем нашу ссору… – начал было он торжественным голосом, но тут же сам себя перебил: – А может, Кирилка в школе?
– В том-то и штука – нет его в школе! И дома нет. И у меня нет. Теперь и у тебя нет. Так где же он? А на тебя я не обижался, – сказал Вовка. – Это всё твоя Гонделупа… Или как её там?
Петя вспыхнул, как говорится, до корней волос.
Вовка же продолжал:
– Потом я тебе всё расскажу! А сперва нужно Кирилку найти. А Лёвка дрянь! Ух, да и какая же он дрянь! Я его здорово отлупил. Он даже заревел. Не веришь?
– Мальчики, – вмешался в их разговор незнакомец в меховых сапогах, – как же быть? Подумайте хорошенько, пораскиньте мозгами. Где ещё может быть Кирюха?.. – И он потёр ладонью лоб, очень похоже, как это делал Кирилка, когда из-за чего-нибудь расстраивался.