Стараясь не разглядывать марки шведской серии, чтобы окончательно не потерять мужества, Лёва взял пинцет и осторожно отклеил их все от листа альбома. Затем уложил в пакетик из прозрачной бумаги, который сунул в карман. Он положил пакетик в самую глубь кармана, чтобы ветер и в самом деле как-нибудь случайно не вырвал их у него из рук и не разнёс по всей улице…
…А у Пети дома в это же самое время была великая суматоха. Они трое едва успели сделать уроки и спрятать в портфели учебники и тетради, как вдруг явился Кирилкин папа и сказал, что принёс билеты в театр, на «Снежную королеву».
– На «Снежную королеву»! – воскликнул Петя. Он так давно мечтал увидеть в театре «Снежную королеву»! Ах, как хорошо!
Но Вовка недовольно поморщился:
– Что такая за «Снежная королева»? Там есть про войну? Или про что-нибудь другое интересное?
– Вот ты и не знаешь, – заступился Петя, – не знаешь, а говоришь. «Снежная королева» – это очень интересно. Там про дружбу.
– Раз про дружбу, другой разговор! Раз про дружбу, я люблю…
– И я люблю про дружбу! – воскликнул Кирилка.
– Значит, даёшь «Снежную королеву»? – весело спросил Кирилкин папа. – А я сомневался. Ну ладно, вы тут одевайтесь… Побегу за машиной!
Мальчики обомлели. Такое неожиданное счастье привалило им! Они едут в театр, да к тому же и на машине!..
– Зачем такое баловство? – укоризненно сказала мама. – Прекрасно можно и на автобусе…
– Ну что вы, зачем же автобус? Если позволите, я их завтра весь день буду катать на машине! – воскликнул Кирилкин папа. Вдруг смутившись, он покраснел, в точности как Кирилка, и выскочил на улицу.
Вот тут-то и началась кутерьма. Мальчики принялись наряжаться.
Во-первых, мама потребовала, чтобы немедленно и основательно были вымыты все уши, все шеи, все руки, все носы – одним словом, всё, что только может быть вымыто.
Даже Вовка, который не питал особой нежности к мылу и воде, и тот послушался. Он снял школьную куртку, засучил рукава рубашки и принялся так натирать себя мылом, что кусок буквально растаял на глазах.
Затем мама сказала, что она подшила Вове и Пете к их курткам свежие воротнички. Это было принято без особого восторга, но вполне терпимо.
– У меня знаете был какой воротник? – не утерпел похвастаться Вовка. – Ого-го, грязнющий!
– А Кирилке… – Тут мама, с некоторой робостью показав на клетчатый шёлковый галстук, сказала, что Кирилке, пожалуй, будет хорошо в театр надеть вот этот галстук.
Против галстука было поднято настоящее восстание.
– Ни за что! – возмутился Петя. – Что он, девчонка?!
Кирилка и Вова вежливо молчали. Но по их лицам было видно, что они молчаливо протестуют.
– Нет, как ты не понимаешь? – немного мягче продолжал Петя. – Когда человек почти во втором классе, ему никак нельзя с бантиком…
А маме так хотелось! Она достала Петин галстук в зелёную и чёрную клетку, который ему повязывали ещё совсем недавно; не в прошлом ли году?
– Правда, – сказала она, бросив галстук на свой стол с зеркалом, – я забыла, вы уже большие… Ну что ж, тогда не надо…
Но вид у неё при этом был и огорчённый и разочарованный.
Кирилка посмотрел на Петю.
– Пусть будет бантик, – сказал он и с решительным видом подошёл к маме. – Пусть.
– Ты думаешь? – проговорил Петя. – Думаешь, ничего, если во втором – и бантик?
– Так мы же пока в первом! – став на сторону мамы, крикнул Вовка. – Какой такой второй? Первый, вот и весь разговор!
Затем мама всем троим разрешила причесаться папиной головной щёткой и вышла из комнаты.
– А давайте поодеколонимся? – вдруг придумал Петя. – Папа после бритья всегда берёт одеколон. – Вовка с восторгом согласился.
– Какой брать? Тот или тот? – спросил он, хватая один из флаконов на мамином туалетном столе.
– Тот, – сказал Петя и тут же закричал: – Другой, другой…
Но было поздно. Половина содержимого флакона уже оказалась на Вовкиных волосах.
– Что же теперь делать? – испуганно прошептал Петя. – Это же никакой не одеколон. Это глицерин «Велюр» для смягчения рук.
– А пускай «Велюр»! – беззаботно сказал Вовка и провёл по волосам папиной головной щёткой. И неожиданно его жёсткий торчащий ёжик улёгся в сверкающий парикмахерский пробор.
– Ишь ты какой! – залюбовался он собой в зеркале. – Красивенький стал.
Немедленно вторая половина глицерина была опрокинута на макушки Пети и Кирилки. И когда мама вернулась, дело было сделано. Мальчики предстали перед ней, сверкая блестящими глицериновыми волосами.
Мама оторопела:
– Вы с ума сошли! Что с вашими волосами?
Они хотели ей объяснить всё по порядку, но не успели. В передней раздался звонок, и вся тройка, горланя и толкаясь, бросилась открывать входную дверь.
Наконец-то он вернулся с машиной, Кирилкин папа!
После небольшой схватки Петя отпихнул в сторону Вову и Кирилку и сам отомкнул замок.
– Ну что? – крикнул он, широко распахивая дверь. – Достали?
Но в дверях, мрачно сдвинув брови, стоял не Кирилкин папа, а Лёва Михайлов, ученик пятого класса «Б».
Наступило очень неприятное и тягостное молчание. Лёва топтался в дверях, не решаясь войти. Три мальчика его пристально разглядывали.
Наконец Петя с трудом выдавил из себя:
– Заходи. – И тут же поспешно прибавил: – Только мы сию минуту, прямо сейчас уезжаем в театр, на «Снежную королеву»…
Лёва сделал два шага вперёд и холодно сказал, обратившись к одному лишь Пете:
– Мне надо с тобой поговорить.
Петя бросил быстрый и немного смущённый взгляд на мальчиков. Но те стояли с таким видом, будто видели Лёву первый раз в жизни.
– Только без них, – сказал Лёва и по своей всегдашней привычке небрежно кивнул на Кирилку и Вову.
– Мы товарищи, – заливаясь румянцем, сказал Петя. – Говори при них…
– Тогда как хочешь, – сказал Лёва и протянул Пете прозрачный пакетик с марками. – Возьми обратно…
– Зачем? Не надо, – прошептал Петя. Он спрятал руки за спину и попятился от Лёвы и от марок. – Не надо их мне…
– Раз дают – бери, – ехидно усмехнувшись, сказал Вовка. – Бери, бери, а то ещё обидится.
– А то обидится, – тихонько поддакнул Кирилка и тоже насмешливо хихикнул.
Лёва с ненавистью посмотрел на того и другого. Ух, с каким удовольствием он отлупил бы обоих! Особенно этого, краснощёкого…
Сделав вид, что не замечает их, он снова обратился к Пете:
– Может, ты не хочешь…
Но Петя его не слушал.
– Ну что, достали? – крикнул он, с сияющим лицом бросаясь куда-то мимо Лёвы к открытой настежь двери. – Какую?
– Грузовик! – весело ответил Кирилкин отец, входя в переднюю. – Пятитонный грузовик! Ох, до чего шикарные! Чем это вы напомадились?
– «Велюром» для смягчения рук… Нет, вы скажите – какая машина? – не отставал Петя.
– Грузовик!
– Я говорил, что будет грузовик! – заорал Вовка. – Я говорил…
Не теряя времени, все трое принялись снимать с вешалки шубы, шапки, искать среди многих галош собственные.
А о Лёве все как-то забыли. Он стоял одиноко, оттеснённый к стене всей этой весёлой, хлопотливой кутерьмой, ещё протягивая Пете прозрачный пакетик с марками.
Мальчики один за другим высыпали на улицу. У калитки стояла красивая тёмно-серая машина с шахматной полосой вокруг кузова.
– Я говорил, что будет легковая, – кричал Вовка, когда, толкая друг друга, они бежали к машине. – Я говорил…
– Ты говорил, что будет… – начал было Петя. Но в такую минуту ему ни капельки не хотелось спорить.
Ну не всё ли равно – легковая машина или простой грузовик? Разве в этом дело? Главное, что они снова вместе и теперь едут в театр смотреть «Снежную королеву».
И это так хорошо! Лучше бывает ли на свете?
– Ребята! – воскликнул Петя, – заглядывая им в глаза. – Ребята, а давайте… Они его поняли. Впервые после долгого перерыва, взявшись за руки, запели. Запели громко, так громко, как только умели:
Жили три друга-товарища.
Пой песню, пой!
Один был храбр и смел душой,
Другой умён собой,
А третий был их лучший друг.
Пой песню, пой!
И трое ходили всегда втроём.
Пой песню, пой!
Так с этой песней и увезла их красивая тёмно-серая машина. А Лёва всё не уходил. Он смотрел им вслед, пока мама, поёживаясь от холода, не прикрыла входную дверь. – Смешные, правда? – спросила она, дружелюбно улыбнувшись Лёве. Лёва ничего не ответил. – Хочешь, посиди у нас. Посмотришь книжки, раз они уехали, – предложила она. Лёва отрицательно качнул головой.
– Возьмите, пожалуйста, – сказал он, протягивая пакетик с марками. – Передайте их Пете, я не успел…
Затем он как-то неловко, бочком вышел на улицу.
– Шведская серия, – проговорила мама, узнав марки сквозь прозрачную бумагу. – Вернулась обратно… Что ж, положу их на место, в Петин ящик. Вот сюда, что ли?..
Она подошла к Петиному столику и, выдвинув ящик, хотела сунуть туда марки. И вдруг пёстрый квадратик с голубым, жёлтым, зелёным и розовым вылетел из ящика и, весело закружившись, опустился тут же на пол.
Это была марка страны Гонделупы.
Как могло случиться, чтобы эта пиратская марка, которую Петя так старательно прятал от посторонних глаз, очутилась вдруг на самом верху и вылетела из ящика? Видно, теперь он совсем не думал о ней.
Мама подняла марку и, прищурившись, внимательно разглядывала и эти розовые горы, и небо цвета синьки, и лакированную пальму с тяжёлой тёмно-зелёной кроной, и зловещую черную печать с замысловатыми кривыми каракулями.
И, чему-то рассмеявшись, вдруг скомкала пёструю бумажку и швырнула прямо в пылающую печь.
Марка страны Гонделупы вспыхнула, будто маленький оранжевый факел, и погасла. Совсем прозрачный лепесток пепла порхнул вверх, подхваченный длинным языком пламени…
Потом мама подошла к окну и распахнула форточку. Влажный ветер, нагретый солнцем, пахнул из сада сюда, в комнату.