Я взяла образки в руки. Выглядит стильно, я бы носила, если бы не крест и образ и все остальное. Интересно, что бы сказал Иисус, если бы узнал, что его образ вырезают в серебре и вешают на шею, чтобы защититься от зла?
Держу образки, и только проскользнула мысль, что было бы нехорошо их уронить, как все они падают на пол. Поднимаю и думаю, есть у них какая-то молитва для такого случая? Что принято у них говорить, когда руки кривые? Ничего умнее «прости, Господи» мне в голову не шло. Говорю «извините». Ксюша помогает мне поднять и, заметив мое смущение, отвечает: «Да не переживай, ты же не нарочно». Действительно, я же не иконоборец.
– На конкурсе кривых рук я бы уронила приз зрительских симпатий, – ворчу я.
Ксюша посмеялась. Должна сказать, что Ксюша мне сразу понравилась. Стройная, в приталенном синем платье, которое очень идет ее голубым глазам, и волной каштановых волос. Она называет меня «дружочек» и угощает шоколадкой. А как только узнала, что я интернет-маркетолог и «ловлю в Сети людей», обращается не иначе как «ловец человеков».
Ксюша красивая. Я, поговаривают, тоже ничего. Если и так – ее красота другая. Стендаль писал, что красота – это обещание счастья. Моя красота только и умеет, что обещать. Осчастливить у меня мало кого получилось, а вот разочаровать или стукнуть лбами – пожалуйста. Как сказала мне школьный психолог, когда жестоко отшитый мной одноклассник ушел на неделю из дома: «Не научишься задумываться о жизни – так и будешь вредить людям». И она была абсолютно права: я не научилась задумываться о жизни. В Ксюшиной же красоте нет подвоха. Она такая, как есть, типа «да, я красивая, и это не обман – я действительно буду добра к тебе». Потому что красота не должна никого губить.
– И сколько ты уже ходишь в храм? – спросила я.
Мы болтали, и мне к чему-то пришлось слово «Ибица», я принялась объяснять ей, что это, но она меня остановила: «Я знаю, я там была». А потом добавила: «Когда бабушка в детстве привела – это далеко не единственный способ оказаться в храме. Не надо так думать». Хотела бы я сказать «я так не думала», но я так думала. Впрочем, откуда мне было знать? Я православных только в интернете видела. Там они… мудаками были.
– Шесть лет, – ответила Ксюша.
В разговоре с Ксюшей мне понравилось отсутствие намека на то, что она чем-то лучше меня. А она лучше. Некоторые люди на это все силы тратят в разговоре. А тут как будто обратный процесс – чувствуешь себя ценной, значимой. За это я даже готова простить ей походы в храм. Хотя нет, это тот еще зашквар. На дворе XXI век, кто вообще ходит в церковь? Ставить свечки, класть поклоны перед досками – как-то сильно упрощает картину мира. Не то чтобы эта ситуация меня очень напрягала. Каждый выбирает заблуждения по своему вкусу. Жизнь сумасшедшая штука, кому-то удобнее придумать себе зависимость. Счастье рабов – рынок, где можно выбирать себе господ.
– А сколько стоит покреститься в нашем храме? – спросила я, намекая на то, что церковь существует только для выкачки денег.
– Бесплатно, – отозвалась Ксюша, раскладывая цепочки по пакетикам.
– А венчание?
– Тоже бесплатно. Все бесплатно: свечи, записки.
– А почему?
Она наконец подняла голову:
– Такая позиция настоятеля, отца Владимира.
«Ваш настоятель что, уже накопил себе достаточно?» – думала спросить я, балансируя между желанием говорить прямо и нежеланием стать человеком, которого сторонятся с первого дня работы. Хитрый настоятель. Часть прибыли от мастерской идет храму, и, видимо, на все хватает, но как же не взять денег с людей?
– Это ведь жертвы, ненужные Богу, – сказала Ксюша как-то слишком уверенно. Когда это она успела у него спросить? – Богу ведь нужно измененное сердце.
– Богу сердце, священникам – деньги.
– Можно целый год в храм ходить и ни рубля не потратить.
– Да не.
– Да-да. Спорим?
– Давай, – говорю. – На что?
– На сэкономленные.
– Нужна конкретная сумма, давай – косарь.
Мы пожали руки, менеджер по книгам разбил.
– Нужно сделать фотографию, – хмыкнула я, – первый поход в храм и через год. Как в полицейских хрониках, когда сел на героин, только наоборот.
– Хорошая идея.
– Я даже знаю как…
Так я заполучила свое фото в образе цыпленка.
Когда мы возвращаемся по коридору из кладовой, Ксюша саркастично поучает:
– Сидите в своих «фейсбуках» и ничего не знаете.
– Например?
– Что есть не какое-то лохматое суеверие, а живая вера.
Интересный человек Ксюша – говорит обидные вещи, а не обидно.
– У меня нет «фейсбука», – говорю я.
– А у меня есть.
Примерно через полчаса рабочий день закончился. Отлично. Хватит на сегодня православия, пора идти тусить. Я собралась уходить, вынула «вилку питающего электрошнура из розетки» и в коридоре столкнулась с коммерческим директором из главного офиса. Он пригласил меня в кабинет на разговор. Присаживаюсь. Сначала спрашивает, как идет работа. Рассказываю о том, что мы с Марией запланировали.
– Видите ли, – прерывает он. – Мария не сможет работать, ей нужен отпуск по уходу за ребенком.
О’кей. Что ж.
– Нам придется перенести отдел маркетинга в офис в Мытищах, – с улыбкой говорит он. – Вы как? Сможете ездить в Мытищи?
– Мне нужно время подумать. – Я чуть посидела, потом встала и направилась к двери, он кивнул.
– Конечно. Если что, – он посмотрел на часы в мониторе, – я здесь еще двадцать минут. Все это неожиданно и для нас, и для вас. Вы еще на стажировке, а уже такие перемены. Мы поймем, если вы откажетесь. Естественно, стажировка будет оплачена. Но, честно, не хотелось бы с вами расставаться.
Я вышла и поднялась на второй этаж в кабинет Марии – там осталось мое пальто. Задумалась, глядя в окно через решетку. Солнце светит, птицы поют. Все при деле.
Поехать в святая святых православного производства и своими глазами увидеть, как все устроено? Или не поехать и пойти работать smm-щиком на телеканал, куда меня пригласили два дня назад? Однако роман о телевидении уже написан Артуром Хейли, а роман о православном маркетологе еще нет. Но фиг меня потом позовут на телевидение – завтра этой вакансии уже не будет.
В дверь постучали, зашла Ксюша.
– Ну что, ловец человеков, много ты сегодня наловила?
– Кого-то поймала. Не много. Человек, может, сто.
– Так и спастись недолго.
Я не смогла оценить глубины ее иронии, но улыбнулась.
– Уже выходила на крышу? – спросила она.
– Нет. Как это сделать?
– Очень просто.
Она простучала каблуками к окну, приподняла плечом старую раму и распахнула створки. Решетка откатилась наружу сама. Ксюша сняла обувь и аккуратно вылезла. Я посмотрела – крыша почти плоская, да и невысоко – второй этаж. Грохнусь – зайду обратно через дверь. Вылезла за ней. Красота, благодать, солнце греет. Какой же сегодня охеренный день. Закурить?
– Какой сегодня отличный день, – говорю, глядя вокруг. Ксюша соглашается.
Кто его знает, какие там работники в Мытищах? Это здесь они у храма, все такие хорошие, не растерявшие благодать. Может, оно и к лучшему – для паблика. Ладно, чего я боюсь? Я ж писатель. Мы отбитые люди. Лезем во все истории. Арабский квартал? Надо прогуляться. Нелегальные бои роботов в Москве? Иду. Заброшенная психиатрическая больница в центре Питера? Я уже на третьем этаже, бегом сюда, смотри, что я нашла! Настоящий писатель, когда его ждут серьезные проблемы, не думает, как их решить, он думает: «Как все это описать?»
А меня явно ждет нечто новое. Возможно, это сильно изменит меня. Князь Владимир говорил: «Я был зверь, стал человек». Эк его переключило. Вполне вероятно, что изменения необратимы. Но когда это я чего-то боялась, кроме пауков?
– Это тоже относится к храму? – спрашиваю я и показываю на участок с деревянным домом, огороженный забором, у которого закудахтали куры.
– Не. Там человек живет.
– Прям живет?
– Да. Это его дом. У него и купить пытались, и пару раз поджигали. А он все равно тут живет.
Я смотрю на этот серый домик. Через реку Красная площадь. Вокруг отели, рестораны, бутики. И этот человек, который не хочет оставлять свой дом. Какие деньги ему предлагали? Страшно подумать.
– Вот умру я, а ангелы такие: «Эту в ад, она променяла православие на телевидение».
Ксюша поморщилась:
– Мой тебе совет: не высмеивай то, в чем недостаточно разбираешься. Начнешь разбираться – будет дико стыдно за собственное невежество. По себе знаю. Потом будешь вспоминать себя, как ребенка, который лепетал ерунду.
– Почему ты так уверена, что я хоть что-нибудь пойму? – оскорбилась я.
Ксюша рассмеялась. Улыбнулась и я.
– Я пойду, – говорит она.
Правда. Рабочий день-то давно закончился.
– Давай. Я еще посижу.
Я хотела-таки покурить, но не знала, как она к этому отнесется.
К тому же здесь есть какая-то тайна. И я не про тайну ухода от налогов. Такая есть у любой компании. Мытищи… Буду каждый день из центра ездить туда, где даже волки боятся справлять нужду. Окунусь в российскую действительность. Хватит уже прогуливаться со стаканом из «Старбакса» в пределах Садового кольца, повторяя избитую шутку, что за МКАДом обитают мифические существа. Пора отбросить стереотипы и поехать в Мытищи. Возможно, я встречу василиска.
Спускаюсь. Перед уходом заглядываю к коммерческому директору. Его уже нет.
Глава 7
Не подумав, зашла в полупустой последний вагон, где ко мне подсел ублюдский дед и предложил пятьсот рублей за то, чтобы потрогать мою коленку. Сука. Ненавижу метро. И почему так мало?
Не терпелось прийти домой и рассказать эту историю Соне. Но ее там не оказалось, она была в суши-баре «Япоша». И когда я подъехала туда, там уже был и Никита, сидел напротив – я вижу их через витрину. А они меня нет, что мне на руку, ведь так я могу легитимно курить и пялиться на Никиту, пока Соня не отошла от отказа и у меня не появилось полное юридическое право.