Маркетолог от Бога — страница 18 из 29

Рассказываю об этом Роме. Мы стоим в очереди в новом спорт-кафе, которое открылось недалеко от офиса. Я, как обычно, пришла пораньше, а он уже тут как тут.

– Это ведь может изменить его судьбу, – продолжаю я.

– Ну ты много-то на себя не бери; может, он прочитал и дальше пошел дьявола вызывать.

Я пожимаю плечами.

– Вот сатанисты, – вдруг рассуждает Рома, – вызывают дьявола. А тут даже не надо заморачиваться с пентаграммой. Заимей добрый помысел, и он тут как тут.

– У сатанистов, видать, плоховато с добрыми помыслами, – говорю.

– Может, – пожимает плечами Рома. – Врагу не сдался наш гордый «Варяг».

Очередь двигается, мы делаем каждый по шагу.

– Соус из гуляша добавить? – спрашивает Рому женщина на раздаче.

– Не нужно, спасибо.

Я удивилась:

– А ты почему на голой грече?

– Так среда же – день постный.

– Еще и среда?

– И пятница.

– Никогда не понимала, почему в такой день можно что-то есть, а в другой нельзя.

Взяла с полки мясную нарезку, поставила на поднос и передвинула к нему с полушепотом:

– Если нет бессмертия души, то все дозволено.

Он улыбнулся:

– Но «познавшая Бога душа ничем не может удовлетвориться на земле».

И отодвинул обратно. Женщина за кассой посмотрела недоверчиво – зачем мы играем с ее мясной нарезкой?

– Все дозволено и когда бессмертие есть, – серьезно продолжил Рома. – «Все мне разрешено, но не все полезно».

– Ну да… Мясо слишком часто есть вредно.

Он снова улыбнулся. Я спросила:

– Откуда первая цитата?

– Преподобный Силуан Афонский. У меня жена его очень любит.

– Дай-ка запишу, эта, может, лайков и соберет.

Записала в телефон. Мы расплатились на кассе и сели за стол.

– Такой шашлык вкусный, – снисходительно поглядываю на его гречку, – я прям оторваться не могу.

– Да ты и не пытаешься.

– Это правда.

Я доела шашлык и откинулась на спинку стула, довольная собой. Взглянула на время.

– Посмотрим, через сколько меня Бог накажет.

Рома, продолжая есть, положил ладонь на глаза.

– Ох. Ты ведь даже не понимаешь, о чем говоришь.

– Я ни о чем не говорю. Для меня слово «Бог» ничего не значит.

– Это так не работает. Есть слово – есть значение. Ты просто складываешь в коробку с надписью «Бог» все, что услышишь. А если порыться в этой коробке? Что ты реально знаешь о Боге, кроме того, что «бохнакажет» и «он не фраер, он все видит»? Бог у тебя из фольклора, Иисус из мемов, в лучшем случае из «Мастера и Маргариты», архангелы из «Диабло 3», все – кандидат богословия.

Я усмехнулась. Он продолжил:

– Вот и получается Бог из «Саус Парка» – гибрид кота, гиппопотама и обезьяны. А самое ужасное в этом всем знаешь что? Когда слышишь о ком-то, что он верит в Бога, думаешь сразу «мда-а». Мы с тобой про разного Бога говорим. Так что давай не будем.

Он очаровательно улыбнулся.

– Ну давай, скажи мне. Что значит Бог? – спросила я пытливо.

– У меня есть ответ.

– Ну-ка.

– Но ничего нового я тебе не скажу.

Я затаилась.

– Бог есть любовь. Главное, правильно понимать значение слова «любовь».

– Ну вот. Теперь это понимать. Всегда так с вами, верующими.

Я отошла за сахаром для кофе и вернулась без сахарницы, но с новой мыслью.

– То есть, – подначиваю я, – если подставлять вместо «Бог» «Любовь», то ничего не изменится по смыслу?

Он пожал плечами:

– Ну да.

Я достала телефон и нашла в СМС цитату:

– Возлюбленные! Будем любить друг друга, потому что любовь от Любви и всякий любящий рожден от Любви и знает Любовь. Кто не любит, тот не познал Любовь, потому что Любовь есть любовь.

Развожу руками.

– Ну хватит кочевряжиться, – говорит Рома, – ты же меня поняла.

В чем-то, конечно, он прав, этот Рома. Для работы надо научиться говорить как православные, думать как православные. Ладно, спокойно. Все можно освоить, мозг пластичен. Можно и зайца научить курить. Его мозг тоже пластичен.

– А что там насчет секрета? – напоследок спрашиваю я.

– Ты для этого за мной ходишь?

– Неправда. Я за тобой не хожу. Ты просто обедаешь в то же время, что и я.


После возвращения в кабинет хотела распечатать счета на рекламу, а бумаги в принтере не оказалось. Это навело меня на мысль – заглянуть под этим предлогом в цех гальваники. Идея странная, все-таки он в соседнем здании. Но решила рискнуть.

Полутемное и потертое производственное помещение. Синие ванны, где на безликих медных окладах нарастает серебро. В прямом смысле безликие – внутри их пустота.

– В шкафу, – с ходу сказала Полина Гальваника, – на нижней полке.

«…там, где смеются волки», – в мыслях продолжила я.

Называть героев так, как записал бы в телефонную книгу, – это моя авторская находка. Итак, Полина Гальваника. Симпатичная молодая девушка с веснушками на лице, в джинсовой юбке по колено. Она руководит химическими процессами в ваннах. Тут же в углу, как раз возле шкафа, за компьютером сидит парень. Вид у него немного жалкий: широкая темная рубашка не по размеру, мешковатые штаны, длинные волосы и отросшая борода. Среди всей этой повышенной лохматости опрятно смотрятся только брови – две темные дуги.

Я тихо обратилась к нему:

– Это ты сбежал из монастыря?

Он молча кивнул.

– Я Надя.

– Дионисий.

Я набрала большую стопку бумаги. Спрашиваю, а пакет есть? Да, говорит, в нижнем ящике. Открываю ящик, а там действительно стопка пакетов. Бутылкой вина придавлена.

– Ничего себе у вас тут пресс-папье.

– Да, это до лучших времен лежит.

– Они еще не настали?

Мы втроем переглянулись.

Парень нашел бумажные стаканчики, Полина – кусочек горькой шоколадки.

– Надо избавляться, – в шутку обосновала Полина, – потом будет Великий пост, не до вина.

– А в пост вино нельзя? – говорю.

– Можно. Немного. – Она улыбнулась и посмотрела на Дионисия. – Ну, немного это сколько? Ящик. На троих.

Я улыбнулась в ответ и забросила удочку в следующий пруд:

– Никогда не понимала пост: почему в один день можно что-то есть или пить, а в другой нельзя.

– Ну, пост – это исцеление души, – протянул Дионисий.

– А можно попроще?

– Это время трезвения, выявления страстей, стяжания добродетелей. Еще проще? А ты совсем нет? Да? – спросила Полина, я тряхнула головой. – Тогда расскажу со стороны биологии. Нейрогенез. Слышала про нейрогенез?

Да, так действительно проще. Я знала, что Полина совмещает работу с магистратурой по биохимии в МГУ. Но не думала, что у нас найдется такой повод об этом поговорить. И на ее счастье, что такое нейрогенез, я тоже знала. Мне попадались парни, которые клеили меня познаниями из монологов TED.

– Так вот, когда в пище человека понижается количество животных жиров, у него быстрее образуются новые нейроны. Ученые обнаружили это относительно недавно. А монахи так жили сотни лет.

– То есть ты типа отращиваешь себе новый мозг?

– Вроде того. Это неплохая профилактика депрессий, кроме всего прочего. – Она на секунду задумалась. – Мы изменяемы, это и хорошо, и плохо. Смотря как использовать. Поэтому, говорят, не так важен пост, как то, что ты во время него делаешь, – закончила Полина.

– И это все?

– Для тебя все.

Я вытряхнула из бокала в рот последние капли вина. Предложила сходить еще за двумя. Полина ответила «нет», Дионисий, который вообще от своего бокала даже не отпил, задумчиво посмотрел на меня и промолчал.


Но в этот же день я подловила его на кассе в магазине неподалеку от проходной. Подсмотрела, что он положил, и взяла то же самое – пломбир в вафельном стаканчике.

– Ты не постишься? – спросила я.

– Нет, – тихо ответил он, – я грешу.

Мы разговорились о пустяках. Я пошутила над его одесским акцентом. Оказалось, что монастырь, в котором он жил, был на юге Украины. Оттуда и акцент. Мы вышли из магазина и прошлись по весенним дворам хрущевок. Ели мороженое. Это могло быть весело, но он был потерянным, хмурым.

– И как тебе то, что в церкви происходит?

Никогда, за всю истории моей работы здесь, я не попадала с этим вопросом так точно.

– Как мне? – Он ехидно усмехнулся. – Никак. Вот ты думаешь что? Придешь в храм и там будет хорошо? Было бы хорошо, если бы там людей не было. Я, когда еще жил в Краснодаре, ходил там в храм. Два года ходил, с восемнадцати лет. Когда у меня начались мысли… В общем…

Мы подошли к скверу, он постоял немного молча и сел на одну из скамеек. Я продолжила стоять и облизывать мороженое. Он-то свое за минуту проглотил.

– А они помочь ничем не могут, они только повторяют цитаты и говорят, как в анекдоте, «молись и кайся». Знаешь этот анекдот? Нет? Значит, слушай: «Ребенок довел бабушку до инфаркта, весь день ходил за ней и говорил: „Молись и кайся“». Как выяснилось, он просто хотел посмотреть мультик «Малыш и Карлсон».

Он начал смеяться, повторяя: «Молись и кайся», я улыбнулась.

– И вот они тебе каждый раз это говорят. Ты приходишь на исповедь и каждый раз одно и то же. Тридцатый раз приходишь, «молись и кайся». А проблема не уходит.

– Ну а что они еще могут сделать? – Я решила его подзадорить. – Думают, наверное, что их дело малое, остальное за тобой.

– Ой, не знаю, – отвлеченно тянет Дионисий. – Эти батюшки, они и не хотят никак помогать. Но зато властью своей они пользоваться любят. Вот была у нас в приходе такая Галенька. Она работала в храме, полы мыла за какие-то копейки. У нее двое лежачих больных, она за ними ухаживает. Говорит: «Батюшка, посоветуйте, – он начал пародировать тоненький голос Галеньки, – может, мне пойти куда-нибудь устроиться, чтоб с деньгами было получше». И знаешь, что он ей говорит? «Нет, Галенька, тебе Бог уготовил спасение, ты не должна его воле противиться, поэтому мой полы, вот тебе твоя зарплата за месяц две тысячи рублей». Потому что понимает, что никто больше за такие деньги работать не согласится. Две тысячи рублей, ты подумай! А она и рада.