– Ну, вы там пытаетесь впихнуть энциклопедию православной жизни. Надо ближе к народу быть, – он начинает листать ленту в телефоне, – вот, например, у ювелирных брендов какие посты? Какой камень подходит Козерогу?
– Козерогу? – переспросила я.
– Козерогу. Я вот Козерог. А вы?
– Человек.
– Дева, вы хотели сказать?
Я промолчала. Пусть будет Дева.
– Вы серьезно про гороскопы?
– А почему нет? – Он пожал плечами. – Я-то не верю, у меня хватает мозгов. А вот покупатели… Вы их видели вообще? Нет, правда. Они сами не знают, во что верят и чего хотят, им лишь бы помогло.
Я улыбнулась, он это заметил и стал развивать тему:
– Они же такие «что купить, чтобы выйти замуж?» или «спина болит – какую икону купить?». Вы же сами каждый день видите их запросы в поисковике. «Кому молиться, чтобы не обокрали?» Ну и так далее.
– Ну, здесь, – говорю, – к этому так относятся: что слабого в чем-то человека можно научить.
– А вы их-то спросили, хотят они учиться? Они максимум хотят Бога под себя настроить. Крестик правильно освятить, чтобы можно было ничего не бояться и каску на стройке не надевать.
Я уже не могу сдерживать смех.
– Они ж язычники обычные. Это такой ребрендинг. Обереги на шею – кресты, те же заклинания – только теперь молитвы, свечки в храме поставить – милое дело, гребаные огнепоклонники…
Тут вернулся коммерческий директор, и его резко переключило.
– А еще люблю на Пасху ездить в Оптину пустынь. Знаете, какие там службы? Аж слезы от умиления текут. А вы, Наденька, бывали в Оптиной?
Я промолчала.
– Вы нашли общий язык? – радостно спрашивает коммерческий директор.
– Конечно! – вскакивает Георгий.
– Да, – говорю я, смотрю на коммерческого и глазами показываю: «Ну не знаю».
Глава 11
Приехала из Мытищ позже на полчаса – электрички какое-то время не ходили. Поезд сбил человека, который шел в наушниках по путям.
Увидела Никиту через стекло очередной «Шоколадницы», он курил. Затянулся, прикрыл рукой свои большие губы, как у молодого Пастернака. Ах.
Взрослое, совсем недавно сформировавшееся тело, юношеские упругие губы, наивность в глазах (я отберу ее у тебя). Легкие дефекты речи – то, что меня, как любую внучку алкоголика, сильно располагает – Никита говорит иногда слишком быстро, иногда сложно понять.
Мы сидим в зале для курящих, беззаботно болтаем. Рассказываем друг другу бородатые анекдоты и смеемся. Я учу его правильно питаться, чтобы хорошо выглядеть, а он смешно удивляется: «Да как это не пить колу после еды? Но мне же хочется. Что это за обманка господня? Почему я люблю то, что мне вредно?» Смеемся. Потом он рассказывает, как пару месяцев назад обчитался Достоевского и античной философии.
– Я ощутил эту идею отказа от потребностей взамен на свободу. В сентябре я много думал об удовольствии и о никчемности этого пути. Зачем гнаться за удовольствием? Например, курение, – он поднимает сигарету в руке, – это же настолько ненужная зависимость. И вот я два месяца не курил, – он затягивается, – ходил в зал…
До чего же он милый.
– Тебя чем-то стукнуло?
– Ну да, я просто поверил в это. Потом у меня началась апатия очень быстро. Но я перебивал ее тем, что все понимаю.
– А потом?
– Потом меня девушка бросила.
Становится немного грустно. Чтобы поднять ему настроение, я рассказываю про личный дневник и показываю плеер. Он сразу же оживает и пытается выпросить его у меня.
– Нет, это слишком личный дневник. Я единственный человек, который его читал. Чтобы прочитать, тебе нужно сначала туда попасть.
Мы переглядываемся. А ведь он готов к этому. Сегодня Соня в Питере, и мы оба понимаем, что встретились не просто так. Этот парень, конечно, экстремал. Ему недавно изменила девушка, а теперь он влезает в непонятные отношения со мной. И сейчас мы курим на лестнице возле двери в квартиру.
Никита задумался.
– Ты думаешь о том, что будет после? – спрашиваю я.
– Нет, не думаю… – он улыбается, – зачем усложнять, если можно быть чуточку счастливее?
Машиниста не судят за то, что он переехал человека, который решил самоубиться с помощью поезда. Машинист просто едет на большой скорости. И я не виновата, что какой-то трепетный юноша положил голову на рельсы. Это моя природа, моя роль в этом зоопарке под названием «жизнь». Я просто делаю то, что делаю. Так сложилось. И вот мы уже у нас.
За окном темно, в комнате только свет от ноутбука.
– Хорошая музыка, – говорит Никита. – Откуда ты узнала про эту песню?
– Нашла в одном музыкальном паблике.
Паблик назывался «Я хорошо потрахался под этот альбом». Мне нравится головокружение, когда мы целуемся. Поэтому…
Утром обнаружила вокруг следы дикого животного: крышка от кока-колы на подоконнике, пустая сигаретная пачка на столе, на кровати – футболка, ради которой можно простить этот бардак. Мне захотелось просидеть несколько минут, вдыхая воздух через эту футболку, и не было причин, которые могли бы меня остановить.
Недавно на работе я узнала, что после крещения человеку мажут уши, нос, глаза, и другие части тела, чтобы наложить «печать от искушений». С носом у меня при крещении явно вышла какая-то накладка. Священник, видимо, схалтурил.
Никита, вероятно, был в душе. Он был таким, как я себе представляла. Разве что более волосатые ноги оказались у него под джинсами. Xax. Как у настоящего фавна. Просто когда я себе это представляла (а представляла я немало), у него были другие ноги. Зато тело. Тело отличное. Его надо запечатлеть в мраморе и поставить в палату мер и весов как идеального фавни-боя. Восхитительный мальчик с ногами фавна. Почему такой тип для меня как сахар?
А самое классное в них, таких парнях, что они еще не знают, насколько круты. Он может сначала не понять – почему ты на него смотришь? Это легкая жертва. Стоит поманить такого пальцем, как он уже подбирается к тебе. Так просто, так доступно. Деструктивно. Зато как прекрасно.
Как-то незаметно я перешла с единственного числа на множественное.
Но в то же время. Странное ощущение. Легко трогать его тело… как свое. Как будто нет разделения между нами. И эта мгновенная легкость, когда мы обнимаемся. И как волшебно было засыпать в полном спокойствии, под вздох маленького, заплаканного, испуганного ребенка, который наконец-то прижался к матери, которую долго искал. Влюблюсь ли я еще раз так сильно?
Глава 12
Федя говорит, что, когда я жила в Питере, меня окружали чувственные поэты, которые таскались за мной с придыханием: «Надя, Наденька, вы богиня, вы муза, Наденька!» Поэтому каждый раз, когда у меня что-то получается или мы опережаем конкурентов, Федя вздыхает: «Надя, Наденька, да вы богиня!» Но когда я притормаживаю или в чем-то ошибаюсь, он с показным недовольством говорит: «Ох, Наденька, ну вы и дурынья», слово это он выдумал сам.
Я же нарекла его именем Жирнозавр. И все тестовые заказы на сайте отныне подписываю так – Федька Жирный.
В кабинете нас теперь не двое, а четверо, и этот цирк есть кому оценить. К нам подсадили курящую Юлю из интернет-магазина. И прибавилась Сабина – загорелая девушка, которая занимается дизайном и pos-материалами.
Сеошнику в кабинете места не нашлось. Он сел в соседнем, оптовом.
Теперь наш кабинет отличается от всех, как класс коррекции в школе. Он единственный, где с утра до вечера играет музыка. Где периодически все набрасываются на одного сотрудника, начинают его щипать за жирок и щекотать. А он (Федя) кричит: «Ай, ой». В перерывах между этим мы работаем.
– Смотри, – подходит ко мне Сабина. Я заметила, что она всегда говорит немного в нос.
Смотрю на симпатичный коллаж из иконы «Троицы» Рублева, трех изделий с этим образом и березовых листьев (символ праздника). Честно отвечаю, что получилось здорово. Она сейчас занимается годовым проектом – листовки-флаеры для раздачи в торговых центрах на православные праздники – и очень старается.
Через десять минут Сабина возвращается после согласования с генеральным директором. От прекрасной листовки остались березовые листья и надпись «Поздравляем!».
– А с чем, видимо, придется объяснять на словах, – недоумевает Саби. – Говорит: «Нельзя писать на флаерах ничего святого. Они же потом в мусоре будут валяться!»
– Добро пожаловать, – улыбаюсь я.
– Первое правило православного маркетолога, – серьезно начинает Федя, – всегда помни семьдесят третье правило Пято-шестого Вселенского собора.
А недавно я вывела «второе правило православного маркетолога». Как с сигаретами: некурящим не рекламируем. Реакция неверующих на нашу рекламу бывает жесткой. Некоторых просто в дрожь бросает при виде креста, они дико бесятся. Да, бесятся, подходящее слово. Сначала один парень написал в чат операторам интернет-магазина, что они оказывают услуги интимного характера. А потом и просто кто-то прислал: «Как же вы достали со своим православием». По этим звоночкам я поняла, что где-то неправильно прицелилась в аудиторию, стрельнула не по тем.
Проверила рекламу – действительно. Человек набирает «серебро Максим». Выпадает наша реклама с образом Максима Грека из серебра. Вот только искал этот человек группу «Серебро» в журнале Maxim. Срочно добавила минус-слова. Ну ладно, не страшно, зато, может, кто покаялся.
– Что бы еще брендировать? – размышляет вслух Федя.
– Служебные машины? – предлагаю я.
– За это уволили прошлого маркетолога.
– Разрисовал крестами кузова?
– И диски на колесах.
Да, непростое дело – быть православным маркетологом. Проблема еще в том, что все приходится делать самим. Даже фотографируем мы теперь сами. После того неудачного раза с модным фотографом: он взял изделия и устроил свэг: по три серебряных браслета на каждой руке, молитвы везде вверх ногами, четыре креста на шее, образки в ряд, как ордена на грудь. Полный фэшн. Спасибо, обошлось без облизывания среднего пальца.