В остальном же мне здесь нравится. Сегодня день довольно приятный. Сижу, как обычно, читаю сайт патриархии, слушаю Salem.
Соня присылает свежий мем. Она каждый день, проснувшись и прошерстив ленту, скидывает мне свежие мемы. Примерно в то же время приходят цитаты святых отцов. Это помогает мне уравновесить взгляд на мир. Информация в наше время не плещется, она идет направленными потоками. Я могла узнать сколько угодно шуток про патриарха, но никогда бы не посмотрела интервью с монахом, который работал в НАСА до ухода в монастырь. Реально работал, не ракеты освящал.
Сегодня «мем от шефа» – картинка с надписью. Девушка у иконы: «Помоги мне». А икона ей в ответ: «Может, хватит разговаривать с доской? Попробуй сама чё-то сделать». Хм. Забавно. Но все-таки слишком по-язычески, чтобы быть православным мемом.
Соня присылает следующий, новость: «Священник Богородской епархии заявил, что…» Постойте, да ведь такой епархии даже нет. Ладно, может, хотя бы третий мем подойдет. Вот он, про патриарха Кирилла, отлично. Эй, а что на фото делает прошлый патриарх – Алексий? Они, конечно, похожи – одеваются вообще одинаково, – но не настолько. Что за халтура?
Соня пишет: «Как тебе? Все три берем?» А я даже не знаю, что ответить, кроме того, что у меня, кажется, профдеформация.
Идем курить с Юлей, и я проверяю мемы на ней. Она смеется над всеми тремя. Вот кто счастливый человек. Я говорю: «Да там же куча ошибок». Юля не понимает: «Что? А, да, действительно». Думаю, на ком бы еще проверить. Рядом в курилке Лора, предлагает: «Давай мне». Она вдумчиво читает и выдает:
– Забавно, конечно. Непонятно только одно. Почему люди себе ищут врагов, там где их нет?
– В смысле? – спрашиваю я.
– Над Алексием Вторым смеются, а он, между прочим, говорил: «Больше храмов – меньше тюрем».
– Не знаю, не знаю, – говорю, – на двух молодых матерей тюрем хватило.
Юля перехватывает мой взгляд и мотает головой.
– Не туда вы смотрите, – заводится Лора. – Думаете, что врагов находите, а на деле сами себе яму роете. Идете с вилами на Церковь, как дикари, а за Церковью людей не видите. А эти люди единственные, кто к вам по-людски отнесется в случае чего.
– Ой, да конечно! – говорю.
– Конечно.
Лора ушла.
– Ты что так резко с ней? – удивилась Юля. – Ты не знаешь, как она сюда попала?
Я пожала плечами:
– Как?
– У нее был муж, перенес операцию какую-то легкую, уже шел на поправку. К нему в палату положили парня, а у того туберкулез обнаружился. Муж ее после операции слабоват еще был, за каких-то пару недель умер. Она сильно переживала, жить не могла, пить начала. Однажды уснула в сугробе. Ее женщина уже под утро нашла. Женщина здесь работает, завскладом, ты ее знаешь. Она ее сюда и устроила. У Лоры образование хорошее, но видишь – чуть не сломалась.
Под впечатлением от истории возвращаюсь и погружаюсь в работу.
– Что слушаешь? – кричит мне Федя через музыку, я вынимаю наушник. – МС Покайся?
– Православный драм-н-бейс.
Гляжу на часы – пора идти на обед. Рома, мой напарник по ранним обедам, в спорт-кафе необсмеянный сидит. Непорядок.
– Значит, так, – говорит Рома. – Есть три вещи: догмат, этика и мистика. Знаешь догматы и этику – о’кей. Но когда сталкиваешься с живой верой, ты понимаешь, что это нечто не от мира сего. Это не та «мистика», про которую ты думаешь, не НЛО. Это просто то, что в обычной жизни не встретишь. И каждый рожденный человек может это чувство узнать. Потому что Христос стучится в сердце каждого.
– Ой, прям так и каждого? И даже в Гваделупе? Вечно вы, православные, обобщаете. Нельзя всех мерить по себе.
– Но ты же можешь выделить то, – говорит Рома, – что объединяет всех людей?
Где-то я это слышала.
– Ну, допустим. Что, например?
– Например, – он пару секунд подбирает слова, – я думаю, каждый знает по себе и чувствовал, что если не владеешь собой, то становишься рабом чего-либо.
– Да, я иногда становлюсь рабом фисташек, – согласилась я. – Я вообще, когда что-то приносит мне удовольствие, быстро этим увлекаюсь. Наверное, это наследственное.
– От Адама, – пошутил Рома и сам посмеялся.
Я впервые слышу, как он смеется.
– У тебя забавный смех.
– Забавный?
– Моя собака смеялась так же.
– Собаки умеют смеяться?
– Моя умела. Просто я очень смешно шучу.
В спорт-кафе пусто, как всегда в это время.
– Я просто не лгу себе, – неожиданно подрываюсь я, – я знаю, что собственное удовольствие для меня важно. У меня нет иллюзий на этот счет. Я знаю, что для каждого из нас это самое важное. Такими нас сделала природа. Даром, что ли, люди вокруг тратят столько сил, чтобы получить как можно больше лайков от жизни? Все это испытывают. Я хотя бы не вру себе и другим.
– А кто врет? – спросил Рома.
«Действительно, – подумала я, – а кто врет? Я про кого?»
– Понимаешь, – говорит он, – пока серьезно не задумаешься, живешь так, будто кто-то скажет перед твоей смертью: «Ну-ка, посмотрим, сколько у этого за жизнь выработалось гормона счастья?» И тебе надо отчитаться, ты вспоминаешь: «Да, старался как мог» – и умираешь довольным собой млекопитающим. А выигрывает героиновый наркоман. Мы ищем и бегаем от одной ловушки к другой. И просто хотим счастья. И вечно бываем обмануты.
Я вспоминаю, откуда мне знакомы эти слова:
– Ты прямо как Есенин сказал.
Глупое сердце, не бейся,
Все мы обмануты счастьем.
Когда возвращаюсь, вижу на столе лист. Разрешение, подписанное директором, – предоставить Георгию доступ к данным покупателей.
Оглядываю ребят:
– Это Георгий принес?
– Ага. Заходил, как всегда – юморил, – говорит Юля.
– Какой-то вечно веселый. Федь, может, он наркоман? – спрашиваю я. – Узнаешь своих?
Федя взглядом показывает: «Он за тобой». Я оборачиваюсь – его там нет.
– Вы будете поститься? – вдруг спрашивает Юля.
– Ну что, Надюх, будем поститься? – Федя перевел взгляд на меня.
Я замечала, что он хочет выдержать хотя бы один пост от начала до конца, но ему не хватает сил сделать это в одиночку.
– Да ты и дня не продержишься, – стала подначивать я, – спорим на две тысячи.
Мне и самой интересно попробовать. Мы пожали руки. Я говорю:
– Отлично. Живем как раньше, только веганы.
– Веганизация, – говорит Федя голосом робота.
– Спорить о еде с жирнозавром – легкие деньги, – рассуждаю я. – А скоро праздники, буду дома есть чизбургеры, ты меня и не поймаешь.
– Ты еще не знаешь наш график? – удивляется Сабина.
– Грешники будут работать в праздники, – уточняет Федя.
– А если я покаюсь?
– Раньше надо было каяться, – строго отвечает он. – Восьмого марта все выходим.
И это, оказалось, правда – здесь отдыхают по православным праздникам, но работают в государственные. Никаких новогодних и майских каникул? Черт! Величайший облом за всю историю православия. Вот, значит, в чем была главная тайна компании?
Рабочий день закончился. Я выхожу и понимаю, что уже опоздала. Не успею дойти до платформы раньше, чем это сделает электричка. А следующая еще не скоро. Решаю поехать на автобусе на другую станцию, покрупнее. Оттуда поезда в Москву уходят часто.
Обычно я дохожу за тридцать минут быстрым шагом или за сорок, когда глажу чужих собак и разговариваю с птицами, как диснеевская принцесса. Но сегодня я спешу домой, к принцу, поэтому автобус – мой вариант.
На остановке три парня в одинаково хорошей физической форме (но не фавни), с похожими лицами (родственники или братья). Парни моего возраста, я видела их на третьем этаже, на производстве. Вероятно, они работают с серебром. От нечего делать стала неподалеку и начала подслушивать их разговор.
– А у них там в авторемонте лежит мужской журнал. И там, представляешь, – говорит он, а в голосе его ужас и недоумение, – учат парней встречаться с девушками так, как будто ты ей ничего не обещаешь!
«Кошмар какой! – подумала я. – Такие советы ненужные, как будто кто-то не умеет».
Светофор загорелся, подъехал мой автобус. Парни остались на месте; наверное, ждут маршрутку. Напоследок я услышала только конец фразы, быть может, уже на другую тему. «А в интернете прочитал: если вы легко поймали птицу, значит птица нездорова».
Глава 13
Прихожу домой и вижу на столе Сонину книгу. Вспоминаю, где же я видела ее раньше. Да, летом, мы были в Питере у нее дома, и я читала корешки книг на полке. Фуко, Бодрийяр, Наоми Кляйн. Пара книг Паскаля Брюкнера.
Среди них вот эта – Лакан с закладкой. Я спросила:
– Интересная?
– Ты знаешь, – ответила Соня, – очень. Я остановилась на том месте, где он пишет: если один человек подходит к тебе и говорит, что тебя любит, ты уже не можешь жить дальше, как прежде. Мыслями ты возвращаешься к этому. Ты не способен об этом не думать.
Сама Соня притаилась на кухне, совсем скоро придет Дионисий. Когда я рассказала Соне про этого парня, она была в восторге.
– Монах! Предположительно гей! Который сбежал из монастыря! О-о!
– Ну не монах, технически, но – кого это волнует?
– Да какая разница, – отмахнулась Соня.
– Будешь записывать на видео?
– Нет, видео – это не то, мы соберем трансляцию! Порадуем свои… сколько там у нас сейчас… – она посмотрела в телефон, – пять тысяч человек.
Вопрос с анонимностью она решила так: посадим его к окну, против света, а камеру установим на шкаф, напротив. Лицо будет плохо видно, зато слышно хорошо. Так и сделали.
Дионисий с нашей прошлой встречи изменился: привел себя в порядок, постригся, сбрил бороду и нормально оделся. Он выглядел не так тоскливо, как когда работал в компании (он недавно уволился), но все равно на первый взгляд казался тихим.
В руке у него был пасхальный кулич в праздничной обертке.
– Я тебя очень прошу, – с порога начал он, – передай этот кулич ребятам, с которыми я работал. Когда Пасха будет, съедят. Я там был, даже с директором говорил, прощения просил за все, она меня простила. А ребят не поймал, они на обеде были.