Да, и эту цитату я видела в православных паблосах.
– Для нас самое главное в любой ситуации – сохранять мир. Из всех жизненных проблем выходить спокойно.
– А как? – спрашиваю я.
– Это невозможно без очищения сердца. Вот ты постишься?
Я ответила:
– Пытаюсь.
– И хорошо. Пост и молитва, как говорится, крылья души. А на одном крыле далеко не улетишь. – Он улыбнулся. – И главное – таинства. Свечи всякие – это все ритуалы. На этом не заканчивается церковная жизнь. Главное – это таинства: исповедь и причастие. Причащалась когда-нибудь? Нет? Почему?
– Да родители не научили.
В случае чего вали все на родителей. Нет, конечно, я знала, что верующие родители для этого не обязательны.
– Послушай, я говорю тебе сейчас как христианке…
Я хотела было взбрыкнуть, что не христианка, но подумала: «Так-так, вот, значит, какие у него способы».
– …Не как работнику, который отработал свои деньги и ушел. Ты христианка. Для нас на первом месте всегда только одно. На первом месте у нас совсем не работа…
– А что же?
– Работа, она может быть на втором месте, на втором семья, на втором друзья.
«Не многовато ли для второго места, – думаю, – может, пора третье расчехлять?»
– На первом месте всегда только спасение, – заканчивает он.
Я заплела виток косички обратно. Времени оставалось мало. В конце он сказал:
– Я тебе желаю прийти к Богу, впустить его в сердце, понять, что он заботится о тебе. – Он положил в мою руку визитку. – Если у тебя будут вопросы, приходи, звони мне в любое время. Я очень надеюсь, что ты сохранишь свою чистоту.
Я посмотрела на него с удивлением. Какую чистоту? Да ведь я из другого мира. Но его зовут.
Я посмотрела на визитку, повертела ее в руках. Приятная на ощупь. «Сенсомаркетинг», – думаю. В храме уже много людей, все сидят за столом, ждут отца Андрея. Мы с Полиной сели рядом.
– Ну как прошло? – спросила она.
– Нормально, – выдохнула я. – Интересно.
В храме стало светлее, распахнули окна. Чаепитие началось. Все повернулись к иконостасу и запели «Отче наш». Я успела разглядеть молодые лица, пока они не стали затылками. Все они – ребята и девушки (всего человек тридцать-сорок) – абсолютно обычные, на улице встретишь и не подумаешь, что с человеком что-то не так. Аккуратные, с неплохим вкусом в одежде, даже стильные. Может, чуть более чистые лица и сфокусированный взгляд.
Отец Андрей сидел в центре стола. Ему помогал Петр – молодой парень с русыми волосами и забавной ярко-рыжей бородой. Еще не священник, но, видимо, будет. Тоже в этой черной одежде, которая называется подрясником, но без креста.
Пошли первые вопросы. Правила такие: можно задать любой. В диапазоне от «можно ли православному человеку убивать комаров» и до «в чем смысл жизни». При этом не обязательно говорить вслух – можно написать на листке и передать через сидящих за столом. Для этого везде лежат блокноты и ручки.
Сначала я просто слушала ответы. Потом начала использовать блокноты не по назначению и записывала их. Среди вопросов было несколько смешных. Например, «Хочется взять посох и пойти проповедовать на Красную площадь. А что? Посох продается в магазине Софрино». Отец Андрей прочитал, и все посмеялись.
– Лучшая проповедь христианина, – говорит он, – это его собственная жизнь. Не пытаться кого-то переубедить, а просто жить. А лучшая активность – это помощь тому, кто в ней нуждается.
Следующий вопрос мне показался милым. «Все девушки ищут такого молодого человека, за которым как за каменной стеной. Как стать каменной стеной?»
– Нужно расти. Но не вширь, а духовно. Расти в вере, укрепляться, и сами в себе почувствуете силу, и ваша возлюбленная это увидит.
– Как вы с матушкой познакомились? – читает отец Андрей с очередного листочка и не может скрыть улыбку. – О, это было давно. Еще на первом курсе. Я был совсем не церковный, а матушка наоборот. И я таких людей не встречал, как она. Она мне сказала: «Хочешь жениться – поговори с моим духовником». Ну а я что, я тогда был другим человеком, подумал: «Не проблема, съезжу уломаю». И вот так пять лет я к нему ездил, разговаривали, я ему вопросы задавал. А на пятый год мы с матушкой обвенчались, а меня рукоположили, – он засмеялся, – это если коротко.
«Говорят, Бог есть любовь. Почему тогда в браках любовь так быстро заканчивается и начинается сплошная боль?»
– Браки заканчиваются любовью, – говорит он, – вот в чем их смысл. Помните евангельское чтение о браке в Кане Галилейской? Вино закончилось, да, так бывает, но Господь сотворил чудо и из воды, из чего-то обычного, привычного, появилось вино. Так и в жизни. Когда учишься прощать, терпеть, видя человека уже не таким, как вначале, уже немного отрезвевшим от того первого опьянения им. Тогда и Бог приходит, как тогда на брак в Кане Галилейской. И помните: новое вино было даже гораздо лучше, чем в начале пира.
Отец Андрей берет очередную записку со стола – потрепанную и исчерканную.
– Что делать, – читает он, – если встретился человек, с которым хочется провести всю жизнь, и он тоже хочет быть рядом. Но самое ужасное – понимаешь, что у тебя нет сил любить, что не способен к глубокому чувству… Дальше неразборчиво.
– Можно ли что-то изменить? – договариваю я.
Все оборачиваются на меня. Отец Андрей начинает отвечать, глядя как бы сразу на всех, в том числе и на меня.
– Знаете… Искренняя, взаимная любовь – это дар от Бога, хранить его надо бережно. Если относиться к ней легкомысленно, то она обесценится, сердце огрубеет. И потом бывает очень горько вспоминать, что некогда сильное, яркое чувство променяли на череду удовольствий. Поэтому берегите любовь! А если уже произошла такая ситуация, которая нам кажется необратимой… для Господа ничего необратимого нет. Если человек решил исправиться и это искреннее желание, то Господь ему поможет.
– Где тут руки помыть? – спрашиваю я Полину.
Она показала рукой – от храма до помещения с краном несколько шагов. Баня, подумала я, а через дорогу раздевалка.
Тут, в этой каморке, под тусклой лампочкой у зеркала, я и разревелась. Сама не знаю – режет в глазах, как будто смотришь на яркий свет. Но света в этом месте нет никакого. Тусклая лампочка под потолком. Из одного глаза покатилась слеза. Из другого. Реветь мне пришлось недолго, секунд тридцать, времени больше не было.
Выхожу – толстый косолапый рыжий пес шагает быстро, трется о мои колени и убегает. За ним еле поспевает охранник. Он останавливается рядом со мной, чтобы отдышаться, и философски смотрит вдаль. Пару минут мы стоим молча.
– А главное, всех любит, – прервал молчание охранник. – Ты можешь быть последним негодяем, а он все равно тебя любит.
– Вы про Бога?
– Про Пирожка нашего.
Я тоже посмотрела вдаль. Вдали пес залезал на клумбу.
– Пирожок, туда нельзя, иди ко мне. Молодец.
Я прошлась вокруг храма. Постояла у доски с объявлениями. Вернулась обратно – обсуждают вечную жизнь.
Чаепитие подходит к концу, все читают молитву (из которой я поняла только, что поесть – это дело достойное), а потом вместе убирают со стола.
Мы выходим из храма во двор, и молодежь еще какое-то время общается. Во дворе тепло, солнечно, играют дети. Полина поворачивается и говорит мне:
– Светленькие – это отца Андрея.
Я насчитала семь.
– Да, – говорит. – Шесть девочек и один мальчик, самый маленький.
Малыши бегают вокруг. Останавливаются, прячутся, смеются и дальше носятся по двору. Я издалека смотрю на отца Андрея и его супругу, она держит ребенка на руках.
– Они как будто из параллельной реальности, – говорю я Полине.
Реальность, где не работают шутки из фильма «О чем говорят мужчины» про вечные измены и наслаждение ссорами.
Может, и правда есть семьи, где люди умеют нести ответственность друг перед другом? Если двое так решили и работают над собой, то что им может помешать? Да много чего. Но что, если правда есть кому им помочь?
Мне пора идти.
Светлый весенний вечер. Я вышла из арки колокольни на набережную, поднялась по мосту в сторону Красной площади. Закурила. Мой любимый мост с балконами. Стою на одном таком, уперлась в каменное ограждение. В чем-то этот батюшка прав. Но прозорливым его не назовешь. Скорее всего, он и в людях не разбирается. Откуда, правда, такие мысли?
Да просто я ему понравилась. Конечно, не успела я дойти до Красной площади, как уже подумала: приди к нему страшная – он бы не заморачивался. Отличная отговорка: «Этот просто влюбился». С кем я сейчас спорю? Я что, не верю, что ко мне можно хорошо относиться? Нет, я не верю, что к любому человеку можно относиться вот так хорошо. Особенно к тому, которого видишь первый раз.
Наверняка этот поп в своем джипе сейчас пролетает мимо, за моей спиной, пока я смотрю на реку; едет, конечно же, вдрызг пьяный. Сбивает, не заметив, пару людей. Что за мысли нападают со всех сторон? Свежие ассоциации прямиком из бессознательного: вспомнила, как дочки отлученного Льва Толстого приходили из церкви и, чтобы порадовать папу, рассказывали, как в волосах крестьян кишат вши.
И что они там придумали с этой жизнью вечной? Я знаю, что буду жить один раз. Это делает каждый момент моей жизни значимым. Моей пустой на любовь жизни значимым. Моей дофаминовой гонки значимым. А они что? Быть самым добродетельным на кладбище? Все одинаково бессмысленно.
Но любовь, кажется, существует.
Что-то я заигралась. Завязываю. Хорошие девочки не экспериментируют с формой.
Просто это страшно – встретить человека, который вдруг ни с того ни с сего видит в тебе лучшее, чистое, прекрасное. Непонятно, куда это деть, как это примерить к своему опыту. Сумасшествие? Влюбленность? Корысть? Кажется, нет. А что? Что еще есть в моем прошлом зверячьем опыте? Я пролистываю в голове жизнь до этого момента. Думаю: «Если можно было жить в такой любви, то сколько любви потеряно и сколько сделано ненужных телодвижений».