В парке Горького уже не поют, зато гитара и барабаны играют в полную силу, набирают скорость.
– А машина-то у него какая хоть? – спрашивает Соня.
– Не знаю.
Соня вертит в руках визитку.
– Напросись к нему в гости – вот это будет материал.
А я сижу на траве и думаю: «Где может быть любовь, там должна быть любовь».
Глава 19
Я сижу в шкафу. На коленях у меня торт, который я полдня пекла. Слушаю, что Соня рассказывает обо мне Никите. Хотя план был совсем другой.
Мы с Никитой договорились иначе: как только Соня уходит в спортзал, он приезжает, мы немного целуемся, я пеку торт, и он уходит. Я ухожу за ним. Возвращается Соня. Дома никого нет, она удивляется, подозревает, что я с Никитой. Тут приходит Никита. Он говорит, что не знает, где я. Тут звонок в дверь, Соня смотрит в глазок, а там я с тортом и зажженными свечками. Почему-то такой план показался нам клевым, хотя сейчас, в шкафу, я понимаю, что ничего особенного в нем нет.
Но конечно, все пошло не по плану. Мы слишком долго целовались, и Никита вышел, аккурат когда Соня подходила к дому. Она его не заметила, села в лифт. А он побежал по лестнице и позвонил мне – сказал, чтобы я с тортом выходила. Но я не успела – услышала звук ключей в замке, взяла торт и села в шкаф.
Не знаю, зачем мы так заморачивались. Видимо, мандраж от нашей с ним тайны совсем сбил нас с толку. Но так я оказалась в шкафу. Главное – не спалиться с зажигалкой, когда буду зажигать свечи, и не спалить вещи на вешалках. Но это еще полбеды. Соня, когда зашла, обнаружила на столе чашку чая. Отпила из нее и сразу поняла.
– Шесть ложек сахара? – кричит Соня. – Она не пьет чай с шестью ложками сахара! Я знаю только одного человека, который пьет такой чай, и это ты!
Никита, видно, растерялся и решил признаться:
– Да, спокойно. Я заходил, мы планировали… тебе сюрприз.
Но Соня, конечно, почувствовала вранье.
– Это так называется? Никит, ты мой друг! Я тебе сотый раз говорю: не связывайся с ней! Такие не меняются!
– Я тебе сотый раз повторяю: она не такая! Она добрая. Она уже не хочет этого делать. Да, ею пока управляют привычки. Но любовь меняет все.
И это он обо мне? Господи, помоги мне, потому что меня еще никто так не любил.
– Ты говоришь, как невеста алкоголика, – кричит Соня, – он исправится, а то, что он мне руку отрубил, – так это он нечаянно.
– Знаешь что? Мы уже встречаемся, и у нас уже все хорошо! Она добрая, честная; конечно, ей все это не нравится!
– Да ладно! А кому это нравится? Мне?
Соня что-то бросила на пол.
– Ты ее не знаешь, – говорит Никита.
– Это ты ее не знаешь! Говоришь, она добрая? Она просто безвольная овца!
Тут уже я не выдержала и вышла из шкафа с тортом в руках.
– Знаешь что? Рано меня списывать! Когда человека кто-то любит, он может измениться. Измениться хотя бы от удивления. Оттого, что в нем видят лучшее. Может быть, такое даже, чего в нем нет. Это и есть любовь. И явно здесь есть только один человек, который меня такой видит.
Я сунула ей торт. Схватила за руку Никиту, и мы ушли.
Глава 20
– Помните, братья и сестры, о правилах нахождения у открытого огня, – сказал инструктор по пожарной безопасности Александр Сергеевич. – Подождите, мои хорошие, принесу емкость воды для экстренного тушения.
Начало темнеть, корпоратив в парке возле подмосковного дома отдыха стал затихать.
Мы с Федей и Юлей решили разжечь костер, чтобы спеть пару песен под гитару. Нашли старое кострище, обставленное камнями.
Кто-то остался за столами, другие пошли осваивать спортивные площадки. Полина из Гальваники играет в бадминтон с отцом Сергием. Ксюша и Рома подходят к ним:
– А давайте два на два? Пожалуйста! – умоляет Ксюша. – Дайте поиграть на темной стороне! Рома, иди на ту, а я против батюшки буду.
Виктор Викторович собрал две волейбольные команды.
Нет только Георгия – его уволили. По довольно обоснованной причине – выяснилось, что он выписывал деньги из бухгалтерии на рекламу, которой не занимался.
Иногда только вижу рекламу магазина «Воскресенье» и улыбаюсь: «Крест спаси и сохрани, освящен на мощах, даст здоровье и чистоту помыслов!»
Костер занялся, Юля спела «Верхом на звезде», и все подпевали. Рома сказал мне: «Никогда не слушал эту песню, только слышал, как ее поют» – и я поняла, что он имеет в виду.
Беру я, наигрываю, что умею – вступление из песни: 0-3-5, как там дальше? 0-3-6-5-0-3-5-3-0.
– Это же Deep Purple, – узнает Рома, – Smoke on the water.
Потом и Рома перехватил гитару:
– Я немного поменял текст с тех пор, как бросил курить. Песня называется «Пачка сигарет отсутствует».
И начал наигрывать группу «Кино». «Но если нет в кармане пачки сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день».
Дальше гитару начали передавать по рукам, а я пошла покурить. Забралась поглубже в лес и только чиркнула зажигалкой – услышала смех. Притаилась и осмотрелась. Неподалеку в беседке спрятались Рома и Ксюша. Сначала они говорили, а потом обнялись и поцеловались! По-взрослому!
– Там Рома и Ксюша целуются. – Я вернулась обратно оторопевшая, и ребята спросили, что со мной.
– Ну и что такого? – пожала плечами Юля.
– Так они женаты! – говорю.
– Подумаешь, – хмыкнула Сабина.
– И вы туда же… Мой мир никогда не будет прежним… – Я села, глядя в никуда.
– Надь, так они друг на друге женаты.
Я подняла удивленные глаза.
– Ну вы, Наденька, – начал Федя, заводя остальных.
– …и дурынья, – подхватили все вместе и засмеялись.
Я тоже засмеялась.
Обратно разъезжаемся на такси, и я попадаю в машину с Ромой и Ксюшей. Открываю дверь.
– Подожди, – останавливает Ксюша и насыпает мне полные карманы конфет «Рафаэлло», – теперь можно.
Я сажусь с оттопыренными карманами на переднее сиденье, эти двое – на заднее. Ребята всю дорогу спорят о том, кто круче, Никодим Святогорец или Игнатий Брянчанинов. Пожилой таксист недоверчиво поглядывает на них в зеркало.
– Ой, давай заканчивать, – наконец предлагает Рома. – Это бессмысленно. Это, знаешь, как спорить, кто круче: Бэтмен или Супермен?
Ксюша смеется. Уже внутри их двора Рома спрашивает:
– Ксюш, ты как хочешь оставшийся вечер провести?
– Я бы в кино сходила.
– Значит, мы пойдем в кино, – грозно начинает Рома и настойчиво продолжает: – И не думай мне перечить! Жена да убоится мужа своего! Я сказал, в кино, значит в кино!
Когда ребята выходят, я думаю остаток дороги почитать. Спросила, можно ли включить свет. Водитель пользуется тем, что мы заговорили, и спрашивает:
– А что эти ребята, какие-то необычные?
– Да они христиане просто.
Он минуту переваривал, потом изрек:
– Я так думаю: русский народ как был православным, так и должен оставаться. Нечего нас христианством путать.
Я решила помолчать. Из книг у меня в сумке нашелся только молитвослов, который нам подарили на корпоративе. Но если я открою его и начну читать, боюсь, он решит, что я не уверена в нем как в водителе.
Напоследок таксист спросил меня:
– А эти христиане, они за президента или против?
Я задумалась на минутку, но нашлась:
– Они за интернационал.
Таксист понимающе кивнул.
Дома пусто, от Сони только запах корицы.
На стуле висит «наша» футболка Friends forever. Под надписью Friends forever есть маленькая приписка курсивом – cafe. Соня работала в кафе Friends forever прошлым летом. Это была ее форма. Она отдала футболку мне, потому что та стала ей мала.
Когда я приехала в Москву, Соня встречала меня на вокзале в шесть тридцать утра. Я увидела ее издалека, в руках у нее была красная маргаритка.
Глава 21
Лето не слишком жаркое. В самый раз. Я вернулась с работы и, хоть была сильно уставшей, как только получила сообщение от Сони, сразу встала с кровати и начала действовать.
Сообщение было даже не совсем от нее. Там не было ни одного ее слова. Это было пересылаемое сообщение – просьба одного нашего знакомого художника, Ильи. Он просил всех, у кого есть ненужные работающие осветительные приборы, привести их в парк для инсталляции. Парк Красная Пресня. Время – сегодня вечером. От себя Соня ничего не добавила, но это было и не нужно. Я залезла на антресоли и достала ту восхитительную советскую футуристическую лампу, о которой Соня ничего не написала, но о которой и было это сообщение.
Расчехлила велосипед и спустила его на лифте. Парк рядом, можно доехать песни за три.
Я знала Илью давно. Когда мы познакомились несколько лет назад, он протянул мне банан. Что было странно, ведь мы стояли в продуктовом магазине и еще не дошли до касс. У него была стрижка под горшок, а одет он был в нечто сшитое им самим. Что-то вроде крестьянского футуризма: клетчатая хлопковая ткань с суперпродвинутым кроем. Однажды Илья сделал механического паука размером с кошку из старого зонта и кусочка зеркала. Прицепил его на решетку лифта. Когда подслеповатая Соня вышла из квартиры, она молча, как на обратной перемотке, тут же зашла обратно. Последнее, что я слышала об Илье: ночуя у кого-то из знакомых, он выгреб все из ванной комнаты, вычистил ее до белизны, сплел себе гнездо из полотенец, лег в него и уснул. Он определенно псих, этот Илья. Но с психами интересно.
– Чего только не бывает в этой жизни, – говорю я Соне, как только наши велосипеды поравнялись на дорожке в парке.
Она отозвалась:
– Ты бы видела глаза моего психоаналитика, когда я ему все рассказывала.
Илья не сразу нас заметил. Слез с деревянной конструкции высотой примерно три метра, увешанной лампами разного вида. Взял нашу лампу, сказал спасибо и исчез обратно. Недалеко я заметила спящий генератор.
– И долго она будет здесь стоять? – спросила я в никуда.
– Все лето, – ответил Илья. – Я надеюсь, и зимой. Потому что зимой темно и у людей так мало света. И они становятся как будто сами темными внутри.