Я стала ждать у доски объявлений. «Приглашаем молодежь на чаепитие с батюшкой, каждый четверг в 19:00» и сверху картинка с чайником и чашкой, скачанная из интернета. «Пфф», – думаю. Это смешно. Кому придет в голову пить чай с батюшкой? Еще эта рамка от демотиватора. Как-то неловко мне стоять в этом месте. Ладно, успокойся – смотри вокруг. Повертела головой, оценила взглядом машины на парковке, недешевые такие машины. Одна с буквой «Д» на капоте. «Д», думаю я, «Д – значит „Духовность“».
Пока я стояла и слушала бесконечное «господипомилуй», один странный вопрос начал меня мучить. Заходя в церковь, нужно креститься. Зачем не знаю, но, говорят, надо. А входя в церковную лавку? Там ведь тоже есть иконы, так? В Питере я видела бабушек, которые крестятся перед входом в метро. Зачем они это делают?
Мария снова позвонила. «Зайдите во внутренний двор. Сейчас спущусь». Я стояла и вертела головой, искала Марию. В дверях была только миловидная девушка, а я ждала плечистую особу с толстой шеей и короткой стрижкой – вот что может идти в комплекте с мужским голосом.
«Надежда», – обратилась ко мне девушка. Меня передернуло. Это была Мария – моей комплекции, средний рост, узкие плечи. Она повела меня в свой кабинет по металлической лестнице наверх. Я ей сразу понравилась, это было видно. Во-первых, потому, что мы похожи друг на друга, как двойняшки. У меня большие карие глаза и у нее тоже. Светлая кожа. Яркие губы. У нее длинные русые волосы – и у меня. Даже оттенок похож. А, нет, у меня рыжее. Мы зашли в маленький кабинет, узкий, похожий на келью, с компьютерным столом и книжной полкой. Я сняла платок, очки и пальто, заметила, что она тоже отметила наше сходство.
Она села за компьютер, а я рядом. Рассказала про компанию: организована десять лет назад, производство, крупная мастерская за МКАДом, коллектив двести человек, ювелирка качественная – не какой-нибудь там Китай, маржа высокая – предметы религиозного культа не облагаются налогом. А потом добавила: «Только не подумайте, что мы тут круглые сутки молимся. Это не так». Я ответила: «Угу».
Я думала в этот момент: «Не пахнет ли от меня водкой? Или джином? Джин тоже вчера имел место быть».
– Вроде все рассказала, – проконтролировала она себя вслух, судорожно и лениво одновременно. Мне показалось, она тоже не выспалась.
Мария взяла лист А4 с моим распечатанным резюме и начала читать вслух, неинтересные моменты заменяя на «бла-бла-бла». Она удивилась, что я писала диплом по теме «продвижение бренда в интернете». Оно и ясно – таких дипломов в те времена было не много – слишком новаторская тема. Ей понравилось.
Мы немного поговорили о перспективах и о том, чем мне нужно будет заниматься. Я ничего не поняла, а переспрашивать не хотела, так как тоже не прочь была поспать и все силы уходили на то, чтобы делать бодрый вид.
В итоге она сказала, что завтра у меня второе собеседование – с коммерческим директором. Нужно будет ехать в Мытищи к двенадцати. Прибавила, что она взяла бы меня прямо сейчас, но должность в компании новая, и директор должен одобрить.
«Ладно. Поеду. Посмотрю», – подумала я и почувствовала смесь подъема настроения, интереса к жизни и восторга.
Мария проводила меня к выходу и начала рассказывать, как пройти к метро, чтобы я снова не запетляла.
– Так, мы здесь, – она нарисовала палкой на снегу точку, – сначала нужно повернуть направо, потом еще раз направо…
Она рисовала палкой по снегу, а когда снег закончился, перешла на дерево, на воздух, на язык жестов. Это очень развеселило ее, и я тоже стала улыбаться, чтобы не показаться грубиянкой.
Глава 2
– Бизнес при церкви? – раздельно переспросила Соня.
– Да, – подтвердила я. – Странно, что они вообще затеяли какой-то бизнес, ведь у них уже был самый выгодный из возможных.
Соня вслух подумала:
– Они и так гребут немерено.
– Знаю. Может, у них цель собрать алтарь из пачек денег, как в «Брейкинг Бэд»?
Мы сделали теплоактивную маску для волос, которую Соня украла в салоне красоты, за то что ее плохо постригли и обсчитали. Обмотали волосы пакетами и полотенцами и лежим головой к батарее.
– Короче, такой бизнес-план, – начала я. Такими словами мы частенько начинаем разговоры, с тех пор как обломались наши прежние планы. – Под Пасху строим бюджетный храм из веток. Туда набивается народ. Нанимаем актеров на роль священника. Собираем с людей деньги: крестим, венчаем, отпускаем грехи – профит.
Соня кивает:
– На Пасху точно окупится.
– Нет, правда. Почему я не могу так сделать, а кто-то может?
Она пожала плечами, я поняла это по звуку шуршащего пакета.
– Поеду завтра на второе собеседование, – говорю. – А прикинь, меня возьмут? Буду продвигать в интернете эту контору. Покупать рекламу у всяких пабликов типа «Родина. Царь. Православие».
– Такие существуют? – удивилась Соня.
– Да, я уже видела несколько. И за рекламу они просят немало, как будто сам царь будет ее публиковать.
– А что, если… – потянула Соня, – нам сделать паблик? Заработаем денег.
– Про царя?
– Нет. Ты ведь будешь лазить в этой своей конторе, а она, между прочим, одна из самых крупных, я посмотрела. Наверняка там полно говна всплывет. Интересный контент. Мы будем выгодно отличаться от других пабликов.
– То есть ты мне предлагаешь на работе продвигать бренд, а после работы его задвигать?
– Черный пиар – тоже пиар, – попыталась оправдаться Соня.
– Ладно, – говорю, – меня еще никуда не взяли. Но мне больше нравится идея с храмом.
На следующее утро я снова проснулась с похмелья – «Столичной» осталось полбутылки, нужно было что-то с этим сделать. Поэтому мы снова «дали рок». Снова с Никитой. Никита уехал в универ чуть ли не в семь утра. Я встала позже, меня немного штормило и мутило. Приготовила завтрак для Сони и поехала в Мытищи на электричке. Зачем я делаю завтраки для Сони, если она и сама может? Тут просто так не расскажешь – нужно лирическое отступление. Два года назад в Питере, когда мне было двадцать два, мы с друзьями поехали на Ладожское озеро, и там была Соня. Обычная девушка, похожая в профиль на Ахматову. Она мне сразу понравилась. Если бы мне тогда было что отдать, я бы отдала все, чтобы дружить с ней. Но все, что у меня было, – это съемная квартира, кеды-конверсы, стоптанные под плоскостопие, пачка сигарет и мои вечные панические атаки. Она плавала и играла в пляжный волейбол, такая красивая в черном купальнике, а я нырнула прямо в шортах, футболке и вернулась на берег. Зачем я на нее смотрю? Я стою на берегу, слежу за ней, думаю «какая же ты красивая» и боюсь о чем-то заговорить. Мокрая одежда аплодирует мне на ветру. Аплодирует моей смелости и браваде.
Соня дружила с ребятами из коммуны на Лиговском, где стены расписаны стихами и лозунгами. Акционисты, медиахудожники, активисты, социологи, философы. Поэты, которых вы никогда не узнаете, пока ваши внуки не станут учить их стихи на уроках литературы. Вот увидите, станут. А вы им будете помогать, потому что это, так скажем, не самые легкие для заучивания стихи. Ребята из коммуны участвовали во всех этих околополитических штуках: митинги, акции, хепенинги, перформансы, монстрации. Эти люди, о которых вы, может быть, слышали, но, скорее всего, они имеют полное право поприветствовать вас главным лозунгом оппозиции, фразой, которую придумал один из них: «ВЫ НАС ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ».
В общем, Соня была из мира, который настолько же мне интересен, насколько незнаком. За два года я хорошо узнала ее, мы вместе ходили на открытые лекции, в бассейн и на концерты. Я никогда так близко ни с кем не дружила. Мы гуляли все белые ночи: наведывались в клубы на Думской и Лиговском, где разливают дешевый коктейль «Куба либре» и на входе вешают на руку бумажный браслет, знакомились с иностранцами, играли в кикер, давали рок. Утром мы, по локоть в этих бумажных браслетах, засыпали у нее на Маяковского, где сладко пахло корицей.
Когда Соня сказала: «Знаешь, я переезжаю в Москву учиться», я ответила: «Да? Мне тоже туда нужно» – и судорожно стала придумывать зачем. «А в Москве такая же валюта, как по всей России?» – «Да, – ответила она, – только курс четыре к одному». Я предложила: «Давай будем жить вместе, и тебе не нужно будет много платить за съемную квартиру. А я наконец-то буду учиться в Литературном институте. Давно хотела». Я очень люблю Соню. Так и случилось.
И вот я в Москве, еду на электричке в Мытищи.
Я на проходной советского завода. Охранник взял мой пропуск:
– Вы куда? На четвертый? Наверное, заказали себе новый крестик?
– Нет, я устраиваюсь.
– А вы молитвы знаете? Они там по три раза в день молятся. А еще перед праздниками вообще всегда. Как намолятся…
Он говорил так, будто вместо «молятся» он имеет в виду «пьют». Такая злая ирония была в его голосе. Вообще, мне этот тип не понравился, слишком советский, как и место, где он сидит.
Мария встретила меня, провела в планово-экономический отдел и предложила сесть на широкий кожаный диван. Сказала, что коммерческий директор скоро освободится. О’кей, говорю. Диван был удобным, и я совсем не против подождать. Сижу, смотрю по сторонам. Обычный офис: светлые фальшпанели (назовем это так) и панорамный плакат с Москвой-рекой, стеллажи с толстыми папками и учебниками по 1С. Три иконы на полке и один православный календарь. Девушки за компьютерами одеты как обычные офисные чики: джинсы, блузка, поверх нее вязаная жилетка. На одной из девушек была юбка в пол, шерстяная, довольно-таки православная юбка. Но в принципе, такую можно увидеть в любом другом месте – обычная офисная мышка, довольно милая.
Икон мало. Удивительно мало. На этом все. Я просидела там сорок минут. Потом Мария пришла за мной и отвела в кабинет коммерческого директора. Там я просидела еще сорок минут. Что за свинство? Уйти, нет?
Кабинет открыт, и мимо ходит красивая блондинка в фиолетовой кофте и черной узкой юбке до колен. Она смотрит на меня с сочувствием, когда проходит мимо в пятнадцатый раз. Я хочу пожаловаться ей: «Ваш коммерческий директор – вонючка». «Москва – златые купола…» у кого-то на рингтоне. Москва – звонят колокола. Москва. Верчу шариковую ручку. От нечего делать я стала изучать листы на столе. Если это секретные бумаги – сами виноваты, нечего так долго где-то гулять. На самом деле это письмо на английском от итальянцев, которые просят прайс-лист, и стопка анкет. Маркетинговые анкеты для продавцов из розничных магазинов, там были такие фразы, как: «Девочки, для управления ассортиментом икон, напишите, пожалуйста, какие святые пользуются наибольшим спросом?» и другие перлы православного маркетинга. На популярных святых можно сделать наценку побольше, ну вы поняли.