— Я все-таки захвачу с собой все тюбики. — Он вынул из кармана накидки пачку пластиковых пакетов и стал раскладывать по ним губную помаду, крем-пудру, карандаши для подведения глаз и ватные палочки.
— Известно что-нибудь относительно головы? — спросила Кэти, наблюдая за его четкими, точно рассчитанными движениями. Неожиданно у нее возникло легкое чувство дискомфорта — из-за того, что она находилась с ним наедине в спальне, в дальнем конце которой помещалось до абсурда пышное и изукрашенное семейное ложе.
— С постелью они малость перемудрили, вы не находите? — пробормотал Десаи.
— Я как-то не обратила внимания, — сказала Кэти. — Но полагаю, вы правы.
— Не кажется ли вам, что это своего рода декларация? — сказал он.
Кэти ничего на это не сказала. Она чувствовала себя довольно странно: у нее кружилась голова и подрагивали руки. Конечно же, говорила она себе, это реакция организма на массированный выброс в кровь адреналина. Обнаружив голову Евы, она испытала настоящий шок.
— Доктор считает, что это произошло по меньшей мере двадцать четыре часа назад. Голову, вероятно, отрезали ножом с длинным широким лезвием. Очень может быть, что Ева умерла раньше, чем у нее отрезали голову.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала Кэти. — Мне надо доставить экономку в Фарнем.
— Подождите, — остановил ее он.
Интересное дело: ему удавалось выглядеть элегантно даже в серебристой пластиковой накидке, которая придавала другим членам экспертной группы сходство с астронавтами и цирковыми клоунами одновременно. Он подошел к ней и опустился на колени. На мгновение Кэти пришла в голову абсурдная мысль, что сейчас он сделает ей предложение.
— Дайте ногу, — сказал он.
Она сразу же подчинилась и приподняла левую. Он снял с нее туфлю и внимательно осмотрел подметку, после чего проделал то же самое с правой ногой.
— Все о'кей, — сказал он. — Просто я хотел узнать, какого рода мусор вы притащили на обуви.
Кэти глубоко вздохнула.
— Вы поступаете так со всеми детективами, Леон?
— Только с женщинами, — сказал он и едва заметно улыбнулся. — У меня заскок на почве женских ножек и обуви.
— И женского белья.
— Я пытаюсь выправить свой имидж, Кэти, — сказал он, распрямляясь и бросая на нее испытующий взгляд. — Хочу стать в глазах ближнего более человечным. Мне передавали, что люди считают меня холодным и отстраненным типом.
— Не уверена, что они так именно и думают, Леон. Возможно, им просто хочется увидеть, как вы играете в регби и пьете пиво.
— Ага! Вот что нынче называется человечностью…
У него были проницательные темные глаза, которые сейчас пристально изучали ее. Так по крайней мере ей показалось.
— Сержант Колла! — послышался приглушенный расстоянием призыв из галереи.
— Белье вон там, — сказала Кэти, ткнув пальцем через плечо в сторону гардеробной, и удалилась.
Они приехали в полицейский участок Фарнема одновременно с переводчиком — седоволосой женщиной, которая работала по совместительству еще и на отдел международного вещания Би-би-си. Хелен Фицпатрик осталась сидеть в приемной, других проводили в небольшую комнату, где Марианне принесли стакан воды. Казалось, она уже частично оправилась и пришла в себя. Во всяком случае, она нанесла на лицо косметику и выглядела вполне презентабельно в своих темно-синих слаксах, накинутом на плечи свитере-кардигане и в экзотических золотистых туфлях без задников на крохотных ступнях. Однако взгляд у нее по-прежнему был тусклый и отчужденный, да и на вопросы она поначалу отвечала неуверенно, делая длинные паузы.
Кэти начала с расспросов о ней самой. Португалка сказала, что ее полное имя — Марианна Пименталь и ей пятьдесят три года. Она говорила так тихо и неуверенно, что переводчица невольно наклонилась к ней всем телом. Далее Марианна сказала, что она не замужем и служит семейству Вашкунселлуш с семнадцати лет. Сначала она жила с ними в Вила-Реаль, а потом, когда донна Беатрис умерла, переехала на южное побережье. Когда Ева в 1993 году вышла замуж — упоминание имени Евы вызвало у Марианны нервную реакцию: она замолчала и стала всхлипывать, — она с ней в Англию не поехала. Тем не менее на следующий год Ева прислала ей вызов, и она, несмотря на то, что здоровье Дома Вашкунселлуша все ухудшалось, а ей самой ехать за границу не хотелось, все-таки отправилась в Англию. Насколько Кэти поняла, на этом настоял глава семьи.
Она действительно почти не говорит по-английски, хотя и прожила в Англии несколько лет. С другой стороны, ни Ева, ни сеньор Старлинг этого от нее не требовали, а друзей здесь у нее не было. Она постоянно вспоминает о родине и очень по ней тоскует — чуть ли не с первого дня приезда в Англию. Если бы не Ева, она давно бы уже вернулась в Португалию к Дому Арнальду.
— Значит, мистер Старлинг разговаривал с вами по-португальски? — спросила Кэти.
Он и в самом деле пытался общаться с ней на португальском языке, хотя знания его весьма ограниченны — он изучал язык с помощью учебных пленок, которые прослушивал в своем автомобиле. Ева считала попытки своего мужа научиться говорить по-португальски смехотворными и не поощряла их.
— Если не считать ностальгии, — сказала Кэти, — условия жизни для вас в Кроуз-Нест были приемлемыми? Мистер Старлинг — хороший хозяин?
Ее хозяйкой была донна Ева, поправила ее Марианна. Что же касается сеньора Старлинга, то он человек приличный, ничего не скажешь, обращался к ней в основном через Еву, а напрямую — редко. Лично у нее жалоб на сеньора Старлинга нет.
Разговорившись, Марианна уже стала упоминать имя своей хозяйки без всхлипов и слез, и Кэти решила попытаться поговорить с ней о Еве более детально.
— Должно быть, вы знаете ее лучше, чем кто-либо, — сказала она.
Марианна кивнула, подтверждая ее слова.
— Так какой она была на самом деле?
В ответ Марианна произнесла небольшую хвалебную речь, настоящий панегирик, из которого следовало, что ее хозяйка была самой красивой, самой умной и самой рассудительной молодой женщиной из всех когда-либо созданных Господом. Она была совершенством во всех отношениях. И ничего, кроме этого, она, Марианна, сказать о ней не может.
— Кому в таком случае могло прийти в голову причинить ей вред?
Марианна потемнела лицом. Да, она навидалась варваров. И по телевизору, и через окно такси в Лондоне. Да что там в Лондоне — она одного такого даже в Фарнеме видела! Эти парни без волос, именуемые «скинхеды», — истинные чудовища; им почему-то по непонятной причине позволено свободно разгуливать по улицам английских городов.
— Может быть, вы встречали какого-нибудь подозрительного человека на квартире вашей хозяйке в Лондоне — или здесь, в вашем доме в Фарнеме?
Она была на квартире в Лондоне только раз.
— Правда? Я, признаться, удивлена, что вы не ездили туда вместе с Евой. Почему это?
Она должна была готовить сеньору Старлингу еду, да еще и дом в чистоте содержать. У Евы ну́жды сеньора Старлинга всегда стояли на первом месте. В Лондоне Ева ходила обедать в ресторан, а уборку у нее на квартире делала раз в неделю приходящая уборщица. Квартира там такая маленькая, что у нее, Марианны, не возникало ни необходимости, ни возможности там оставаться. Кроме того, ей никогда не хотелось ездить в Лондон.
— А как часто туда ездила Ева?
Строгой системы не было. Обычно два раза в месяц.
— У нее там было много друзей?
Марианна отвернулась от переводчицы и с подозрением посмотрела на Кэти, как если бы та произнесла этот вопрос по-португальски. Да, Ева легко заводила друзей, потому что была совершенно очаровательная женщина. Но она ездила в Лондон не для того, чтобы встречаться с друзьями. Она была прекрасной женой — образцовой во всех отношениях.
— Я понимаю, почему мистер Старлинг хотел на ней жениться, — сказала Кэти, чувствуя, как от этого странного непрямого диалога ею начинает овладевать фрустрация — острое недовольство собой и происходящим. — Но я никак не могу взять в толк, почему Ева остановила свой выбор на нем. Никогда не поверю, что она не могла найти себе какого-нибудь достойного молодого человека португальской национальности.
Конечно, она могла найти себе такого, тем более что многие добивались ее руки, несмотря на ее юный возраст. Но быть может, все дело в том, что она устала от юнцов и ей пришлась по сердцу именно зрелость мистера Старлинга?
— «Быть может»? Значит, вы ни в чем не уверены? Неужели она, будучи с вами в столь давних тесных отношениях, вам об этом не рассказывала?
Марианна заколебалась. Да, Ева говорила ей что-то вроде этого. Кроме того, сеньор Старлинг был такой значительный человек.
— Вы хотите сказать, богатый? Но я думала, что семья Евы тоже не из бедных.
Португалка обиделась. Она считает себя не вправе обсуждать дела и материальное положение Дома Арнальду. Это недостойно. Достаточно сказать, что члены его семьи в свое время были членами палаты Авиш — палаты пэров Португалии — и состояли в родственных отношениях с де Соужа Холштенш, герцогами Палмелу. Семья Евы сравнительно безболезненно перенесла последствия революции 1910 года благодаря обширным владениям в Бразилии, принадлежавшим дедушке Дома Арнальду, поэтому и речи не может быть о том, что донна Ева вышла замуж за сеньора Старлинга из-за денег.
— Выходит, она была самая настоящая принцесса — так, что ли?
Марианна не сразу, но сменила-таки гнев на милость. Да, так и есть. Ева принадлежала к очень знатному роду, но была слишком скромна, чтобы рассказывать всем и каждому, что в ее жилах течет королевская кровь. А между тем Ева через семью де Соужа Холштенш была в родстве с принцессой Еленой — супругой принца Кристиана Шлезвиг-Голштейнского и родной дочерью такой важной персоны, как ее величество королева Виктория Английская.
Полицейские сделали перерыв, чтобы попить чаю, выслушав эту своего рода авторизованную биографию Евы. Это был идеальный портрет, созданный усилиями ее лояльной и любящей компаньонки. К сожалению, рассказ Марианны ничего не объяснял. Они по-прежнему не знали, почему Ева вышла замуж за Старлинга, зачем ездила в Лондон и по какой причине кто-то возненавидел ее так сильно, что отрезал голову.