Кэти остановилась, немного не доходя до коттеджа Фицпатриков, и подумала, что ее отчет Макларену приобрел бы куда более авторитетный вид, если бы она смогла подкрепить его какой-нибудь вещественной уликой, связанной с убийством Евы. При этом ей снова пришли на ум картонная коробка, в которой преступники доставили голову Евы, и стеклянные цветочные вазы в стиле «Италла», стоявшие на сушильном столике в доме Фицпатриков. Ярлычки у них на донышке были довольно свежие, а сами вазы казались новыми. Ваз было две, а если так, то по идее должны существовать и две идентичные финские картонные упаковки, в которых принесла эти вазы домой Хелен. Размер ваз по крайней мере соответствовал размерам той коробки, где помещалась голова Евы. Кэти подумала, что если одну из них использовали с этой целью, то вторая вполне могла находиться в коттедже или где-то рядом.
Выше того места, где она остановилась, Кэти заметила старый каштан, за стволом которого укрывался Тоби, наблюдая за ней, когда она в первый раз подошла к его коттеджу. Кэти сошла с аллеи и, раздвигая заросли, стала подниматься к каштану. Там она нашла тропинку, которая выводила к калитке на заднем дворе домовладения Фицпатриков.
У задней стены коттеджа Фицпатриков помещался закрытый закуток для мусорного ящика. Рядом располагалась небольшая бытовка, сквозь открытую дверь которой виднелось колесо велосипеда. Определенно Фицпатрики не любили ничего выбрасывать. Об этом свидетельствовали хранившиеся в бытовке щербатые глиняные горшки для растений, старые веревки и садовые шланги, сложенные кольцом. В закутке у мусорного ящика лежали перевязанные бечевкой пачки старых газет, предназначенных для сдачи в утиль, и среди них какие-то картонные коробки.
Кэти как могла тихо отворила калитку. Она не заметила признаков присутствия на участке собаки, когда двигалась по вымощенной кирпичом дорожке к дому. Коробки были аккуратно сложены — те, что поменьше, помещались внутри больших. Когда Кэти добралась до закутка, она стала вынимать их одну из другой, надеясь увидеть светло-серую картонную упаковку, подходящую по размерам и фактуре к той, что так ясно отпечаталась у нее в мозгу. Она едва успела приступить к работе, как вдруг ей в бедро ткнулся мордой один из лабрадоров, требовавший, чтобы его приласкали. Кэти оглянулась — вторая собака тоже стояла рядом в ожидании своей порции ласк.
Она потрепала их за уши.
— Хорошие собачки, — тихо сказала она и шептала ласковые слова до тех пор, пока удовлетворенные собаки не оставили ее в покое, позволив ей вернуться к работе. В следующее мгновение она увидела ее — светло-серую коробку, идентичную той, что была восстановлена в полицейской лаборатории из найденных на дороге обрывков картона.
— Какого черта вы здесь делаете?
Она крутанулась вокруг своей оси, поворачиваясь на голос Тоби Фицпатрика. Он стоял в нескольких шагах у нее за спиной. Увидев то, что она держит в руках, он издал сдавленный крик и смертельно побледнел — как тогда, когда увидел ее в бикини Евы. Тоби казался воплощением вины, и Кэти, с места начав импровизировать, сказала:
— Вы ведь видели ее, не так ли? Тогда ночью — неделю назад.
— Значит, вы знаете? — сказал он.
— Да, Тоби, знаю.
— О Господи… — пробормотал он и закрыл лицо руками. — О марках и обо всем остальном?
— Да, — сказала Кэти, прилагая максимум усилий к тому, чтобы овладевшее ею удивление не отпечаталось у нее на лице. «Боже, — подумала она, — неужели он похитил Еву, чтобы завладеть марками Сэмми?»
— В таком случае все кончено.
— Вам сразу станет легче, — спокойно сказала Кэти, — когда вы расскажете об этом.
Он в отчаянии на нее посмотрел:
— Полагаю… вы правы. Мне действительно станет легче, если я об этом расскажу… Слишком долго все это на меня давило. Я чуть с ума не сошел…
— В таком случае начинайте. Снимите тяжесть с груди.
Он уныло опустил голову.
— У нее текла кровь, — начал он. — Она порезала ноги, когда бежала ночью по дороге. Она была в таком состоянии…
— Что здесь происходит? — послышался громкий голос Хелен Фицпатрик со стороны задней двери коттеджа. Когда она вышла из дома на солнцепек, собаки подняли лай и бросились к ней. Хелен облачилась в белый клеенчатый фартук и желтые резиновые перчатки; то и другое было измазано кровью. В правой руке она держала тяжелый тесак с широким лезвием — женщина пользовалась им, когда рубила мясо и кости для собак. Кэти она показалась похожей на одну из ассистенток доктора Мехты.
— Дорогая… — Тоби Фицпатрик повернулся и с мольбой во взоре на нее посмотрел.
— Что с тобой, Тоби? — сказала Хелен. — Ты ужасно выглядишь. — Она перевела взгляд на Кэти: — В чем дело? Что вам угодно?
— Все кончено, дорогая, — продолжал лепетать Тоби, находившийся на грани нервного срыва. — Она все знает.
Глаза Хелен хищно сузились, когда она увидела в руках Кэти светло-серый картонный ящик.
— О чем это ты, Тоби? — негромко сказала она. — Что она такое знает?
— Миссис Фицпатрик, — быстро сказала Кэти, — я собираюсь отвезти вашего мужа в полицейский участок в Фарнеме. Вы тоже можете поехать, если хотите.
Хелен Фицпатрик сделала в ее сторону шаг, потом другой.
— Зачем это? Мы уже рассказали вам все, что знаем.
— Мистер Фицпатрик хочет сделать заявление, касающееся смерти Евы Старлинг. Я правильно вас поняла, мистер Фицпатрик?
Тоби некоторое время переводил взгляд с одной женщины на другую. Потом очень тихим голосом произнес:
— Да, правильно.
— Не будь глупцом, Тоби, — сказала его жена. — Никакого заявления тебе делать не надо.
Только в эту минуту Кэти с удивительной ясностью поняла, что Хелен Фицпатрик знает абсолютно все о том, что произошло с ее мужем. Хелен стояла от нее в каких-нибудь двух шагах чуть сбоку. Она продолжала сжимать в руке свой окровавленный тесак, клинок которого был поднят и находился на уровне ее плеча. Между тем оба хозяйских лабрадора словно одержимые носились кругами около Кэти, мешая ей отступить к задней калитке. Прямо перед Кэти стоял Тоби Фицпатрик с тусклым взглядом душевнобольного.
— Миссис Фицпатрик, — сказала Кэти, мысленно задаваясь вопросом, не так ли кончила свои дни Мэри Мартин, — вы отдаете себе отчет в том, что говорите? Я офицер полиции, и вы знаете об этом.
Хелен Фицпатрик одарила ее долгим испытующим взглядом, потом посмотрела на мужа и тихим голосом сказала:
— Таких дураков, как ты, Тоби, еще свет не видел. — С этими словами она повернулась на каблуках и зашагала к дому. Собаки последовали за ней.
После минутного молчания Тоби хриплым голосом сказал:
— Мне необходимо выпить.
Они вошли в дом. Когда они проходили через кухню, Кэти облегченно вздохнула, заметив, что тяжелый тесак для рубки мяса оставлен рядом с разделочной доской, где лежали окровавленные куски бычьего сердца. В гостиной они обнаружили Хелен Фицпатрик. Она прямо, словно деревянная, сидела на софе в своем окровавленном фартуке и резиновых перчатках и смотрела в пустоту перед собой.
— Пожалуй, я выпью бренди, — сказал Тоби Фицпатрик. — Кто-нибудь еще будет?
Ему никто не ответил. Он подошел к буфету в углу комнаты и налил дрожащей рукой себе в бокал золотисто-коричневой жидкости.
— Было примерно десять часов вечера, — сказал он. — Воскресный день подходил к концу. Мы уже собирались ложиться спать, как вдруг услышали громкий стук в переднюю дверь. За дверью стояла Ева. На мгновение мне показалось, что она попала под дождь, так как с волос у нее капала вода. На плечах у нее была старая куртка, а руки молитвенно сложены перед грудью… Вот так… — Тоби благоговейно прижал к груди бокал с бренди, словно это была дароносица. — Хелен набросила на нее одеяло и усадила в кресло. И тогда она начала рассказывать. Поначалу мы никак не могли взять в толк, о чем она говорит. Она была как помешанная: тряслась, рыдала и мешала португальские слова с английскими. Наконец из ее сбивчивой речи мы поняли, что Сэмми держал ее в запертом погребе и она от него убежала. Сначала мы не могли в это поверить. Это казалось невероятным. Но поверить пришлось, так как она находилась в ужасном состоянии и стояла перед нами, хотя Сэмми сказал нам, что она уже несколько дней как уехала в Лондон.
Я никак не мог добиться от нее объяснений, почему она такая мокрая. Потом я сказал, что надо вызвать врача или обратиться в полицию. Но она не хотела. Впала в истерику, даже стала на меня кричать. — Он пожал плечами и в смятении обозрел комнату. — Но больше всего она боялась, что Сэмми начнет ее разыскивать и с этой целью заявится к нам в коттедж. Поэтому она умолила нас дать слово, что мы ее не выдадим и всячески будем защищать.
— Я отвела ее на второй этаж в ванную, — вступила в разговор Хелен Фицпатрик, выходя из ступора. — Мне показалось, что ее избили, но я не обнаружила на ее теле никаких видимых повреждений, кроме порезов от острых камней на ногах. Она была худая как щепка, дрожала! всем телом, и от ее волос пахло хлоркой, словно она только что купалась в бассейне. Она сжимала в руках какую-то вещь — что-то вроде металлического цилиндра темно-зеленого цвета. Я тогда еще подумала… впрочем, нет, я не имела представления, что это такое. Решила, какой-нибудь футляр с драгоценностями — оттого-то она и держит его так крепко.
Потом я принесла ей домашний халат и шлепанцы — переодеться, и она вроде как малость успокоилась. Сказала, что не прочь выпить чашечку чаю. Я оставила ее в одиночестве и спустилась на кухню, чтобы приготовить чай. Когда я через несколько минут вернулась, дверь в ванную комнату была закрыта. У нас на двери ванной запоров нет, поэтому я сначала постучала, а потом вошла. Она стояла перед ванной на коленях, и я поначалу подумала, что ее тошнит, но она вдруг подняла голову и с самым беззаботным видом мне улыбнулась. Она была уже совершенно спокойна, а рядом с ней на полу лежали металлическая трубка, раскрученная на две части, и несколько пустых пластиковых пакетиков. И тогда я, как мне кажется, поняла, что это такое. И страшно разозлилась. Дело в том, что я тогда как раз получила письмо от сестры, и оно лежало в ванной на подоконнике. Ну так вот: Ева разорвала страницу на две части и свернула одну из них наподобие трубочки. И я подумала: «Ах ты, мерзавка, ведь я его даже не дочитала…»