– Женя, ты? Два «техасских коктейля» для наших заказчиков. Завтра в одиннадцать.
Просмотрел заполненные бумаги и подписал договор.
Придвинул Андрею.
Господин поставил подпись.
– Так, Ольга, – обратился ко мне гость. – С вас нужна подписка о добровольности.
Я подписала поданный им бланк.
– Ну и последний вопрос, – сказал Игорь. – Извините, что коммерческий. Где вы узнали о нашей фирме?
– На сайте «Мое самоубийство», – ответил Андрей.
Гость кивнул.
– Да, мы размещаем там рекламу.
Маркиз
Оля читает Мори Огаи, «Семью Абэ». Я тоже люблю эту повесть. Первая половина семнадцатого века. Японский даймё и губернатор Эттю Хосокава Тадатоси внезапно заболел. Лекарство, назначенное лекарем, не помогло, с каждым днем ему становилось хуже, и вскоре он умер. Через семь дней его тело сожгли в храме Сюун-ин. В середине ритуала кремации в небе появились два ястреба. Неожиданно они ринулись вниз и бросились в колодец под вишнями. Погибшими птицами оказались Ариакэ и Акаси, любимые ястребы даймё. И люди говорили: «Даже ястребы нашего господина последовали за ним!» За ним последовали не только птицы. После смерти Тадатоси самоубийство «вслед за господином» совершили восемнадцать самураев, его вассалов. На это требовалось получить разрешение господина. Самоубийство без разрешения – «собачья смерть». Получить согласие было не так-то просто. Семнадцатилетний вассал даймё Тёдзюро неоднократно просил об этом, прежде чем наконец добился своего. А Абэ Яитиэмону, к которому господин испытывал непонятную неприязнь, было отказано. Вначале он послушался, и на его долю выпали насмешки и презрение. «Даже без разрешения можно покончить с собой, если хотеть этого, – говорили о нем. – Или кожа на животе у него не такая, как у остальных?» На пятидесятый день после смерти господина он все же совершил сэппуку. Но поскольку разрешения не было, старший сын не унаследовал его должности, и земли были разделены между наследниками. Его семья сочла себя униженной, взбунтовалась и была уничтожена.
– Оля, – сказал я. – Мне это не нужно. И никто тебя не осудит. Останься, просто держи меня за руку.
– Меня ведет любовь, а не страх осуждения. Я все равно не останусь жить. Разве вы дали мне разрешение не потому, что тоже любите меня?
Она отложила Огаи и взяла новеллу Мисимы «Патриотизм» о двойном харакири героя и его жены. Это не Синдзю. Жена японца скорее вассал, чем возлюбленная.
Хотя приговоренным к смерти в Японии разрешалось попросить охрану купить себе что-нибудь вкусненькое, самурай должен совершать сэппуку с пустым желудком. Нажираться перед смертью – европейский обычай. Однако мы принадлежим к этой культуре, как бы ни восхищались японской стойкостью.
Вечером мы поужинали с икрой и бутылочкой «Клико», купленной по такой цене, на которую бы никогда не решились при других обстоятельствах.
А ровно в одиннадцать раздался звонок в дверь.
Рядом с Игорем и чуть позади него стоит подтянутый молодой человек лет тридцати. Вполне располагающей внешности. Спокойный, манеры сдержанные, руки худые с длинными тонкими пальцами.
– Это мой ассистент, Женя, – представил гость.
На полу возле гостей стоят два больших чемодана.
– Оборудование, – пояснил Игорь. – Электрокардиографы, капельницы, препараты.
– Проходите!
На столе пустая бутылка из-под шампанского и остатки еды.
– Ничего, что мы пили? – спрашиваю я.
– Даже хорошо, – говорит Игорь. – Алкоголь усиливает действие барбитуратов.
Он снял пиджак и аккуратно повесил на спинку стула, поправив плечи. Остался в черной рубашке с длинными рукавами. Под горлышко. Галстука не носит.
Женя последовал его примеру. Пиджак у него, пожалуй, подешевле, а рубашка точно такая же.
Игорь открыл чемодан и извлек оттуда бутылку «Бордо». Водрузил на стол.
– Это от нашей фирмы. Всегда приятно, когда люди думают не только о себе, и вместо того, чтобы заниматься самодеятельностью и убивать себя долго, мучительно и непрофессионально, приглашают людей, которым это может доставить удовольствие и которые не допустят ошибок. Вы пейте, мы не торопимся. Когда мы еще все приготовим!
Вино терпкое и на мой вкус кисловатое.
– Вы только покажите, где нам расположиться, – говорит Игорь.
Я кивнул Оле. И она повела их в спальню.
– Кровать неудобная, – заметил Женя, когда они вернулись. – Будет трудно фиксировать.
– Зачем нас фиксировать?
– Человеку свойственно нервничать в подобных обстоятельствах. Дернитесь – и игла попадет в мышцу, а там соляной раствор. Удовольствие ниже среднего. Мы отвечаем за качество нашей работы и потому все снимаем на видеокамеру. Если покажется, что человек мучился – фирму сразу в черный список. Так что бизнес этот далеко не такой безответственный, как вы, может быть, думаете.
– Я не знала про видеокамеру, – сказала Оля.
– Да вы не беспокойтесь. Обычно записи никто не смотрит. Просто, если возникают сомнения в законности наших действий, мы предпочитаем иметь пленку для правоохранительных органов, чтобы доказать отсутствие насилия. Да и что вам? Завещания самоубийц теперь не аннулируют, не в царской России.
– Ну ничего. С кроватью что-нибудь придумаем, – сказал Игорь. – Мы вас позовем.
Я обнял Жюстину, но она опустилась передо мной на колени и прижала мои руки к губам.
Они постучали минут через пятнадцать.
– Да? – спросил я.
– У нас все готово. Заходите.
– Сейчас?
– Мы не торопимся. Когда захотите.
– Пойдем, Жюстина! – сказал я.
Кровать застелили покрывалом, но подушки положили поверх. Рядом на тумбочках, потеснив ночники, стоят электрокардиографы, а в ногах два штатива для капельниц, на одном укреплена видеокамера.
– Пиджак лучше снять, – сказал Игорь. – Если рукава длинные – завернуть до локтя. И ложитесь. Мы пойдем вымоем руки.
Снимаю пиджак. Мы садимся на кровать по разные стороны и берем друг друга за руки. Из ванной слышен шум воды.
Они возвращаются.
– Аккуратные вы, – говорю я. – Руки моете. Думаю, микробы нам уже не страшны.
– Как знать, – улыбается Игорь. – Были случаи, когда заказчики останавливали процесс после установки катетеров. Так что не иронизируйте.
– Это можно сделать? – спрашивает Оля.
– Конечно. Ну что, ложитесь?
Я лег на кровать и положил голову на подушку, рядом легла Оля.
– Отлично, – говорит ей Игорь. – Теперь руку сюда, ладонью вверх.
Берет за запястье, надевает ей браслет кожаных наручников, пристегнув другой к основанию кровати, слегка затягивает.
– Не давит?
– Нет.
Женя подходит ко мне с наручем.
– Давайте без этого, – говорю я.
– Рискованно, мы же объясняли.
– Я не собираюсь дергаться.
Гости переглянулись.
– Ну что ж, – резюмировал Игорь. – Дело хозяйское. Вы уверены, что у вас не откажут тормоза?
– Уверен. Я же хочу этого.
– Даже при подготовке сэппуку белые циновки на помосте клали как можно ближе друг к другу, чтобы не было зазоров, и человек не споткнулся от волнения. Тоже самоубийство.
– Нередко казнь, – заметил я.
– Если смерть кажется желанной вашей душе, это еще не значит, что тело с вами согласно. Существуют инстинкты.
– Я держу себя в руках.
– Ладно. Будут осложнения – пеняйте на себя.
Игорь надевает Жюстине поножи и присоединяет к основанию кровати.
– Вот девушка молодец: и ей безопаснее и нам спокойнее. Так, теперь вторую руку ладонью вверх.
Игорь надевает ей наруч и протягивает длинный ремень в ноги и чуть по диагонали, закрепив также к основанию.
– Не давит? – спросил он, чуть затянув кожаный браслет.
– Нет.
Я взял ее руку, и она ответила на рукопожатие.
Мне надели на запястье манжету электрокардиографа и включили прибор. По зеленому экрану побежала ломаная, и я понял, что через несколько минут там будет прямая линия, но я этого уже не увижу.
Женя надел манжету Оле и включил ее прибор.
– У нас вместо последнего слова будет последний инструктаж, – проговорил Игорь. – Особенно это касается Андрея. Руки должны быть в вытянутом состоянии, в локтях не сгибайте. Далее, остановить процесс можно, пока мы не начали вводить пентотал. Там смертельная доза. После этого все остальное лучше ввести. Смерть от барбитуратов не самая приятная: человек захлебывается рвотными массами. В Америке сейчас дискутируют, не убрать ли из «техасского коктейля» вторую и третью составляющую – идиоты! И еще, если вдруг почувствуете боль, не молчите, а сразу говорите, где и как. Боль означает технические проблемы. А последние чреваты долгой агонией. Надеюсь, вы не собираетесь затягивать процедуру минут на сорок. Если будете лежать спокойно, все будет хорошо. Женя, давай катетеры!
Жюстине буквально за полминуты поставили катетеры, фиксировав их широкими репсовыми ремнями. Женя открыл зажим капельницы и присоединил трубку к катетеру на левой руке.
– Пентотал? – глухо спросила она.
– Физраствор, – сказал Игорь. – Путь к отступлению еще не закрыт.
Женя наклонился надо мной, в руке катетер, взял меня за локоть, и я почувствовал боль от укола и холодную ткань ремня для фиксации.
– Все отлично, – сказал он.
Выпрямился и взглянул на мою правую руку.
– Ну, как договорились. Анестетик у нас хороший.
Берет шприц, делает мне укол в руку.
Она немеет.
– Женя, дай-ка скальпель! – бросает он.
Берет скальпель и ловко разрезает мне кожу на локтевом сгибе. Я все чувствую, но как-то отстраненно, его действия, а не боль.
Он улыбается той сладкой улыбкой, которую я замечал и у себя, если мне случалось взглянуть в зеркало во время экшен.
– Вот и все! Как в аптеке. Вены целы, и теперь, главное, прекрасно видны. Как вы?
– Терпимо.
– Отлично, – сказал Игорь и подвел под вену пинцет.
Когда он вогнал катетер прямо в рану, я охнул.
– Лежать! – прикрикнул на меня Игорь.