Впрочем, это их дела — небесные. А для меня важно, что по итогам невидимых баталий, моя патронесса проиграла. Ей поставили на вид (кто? лично нефритовый император?) и запретили дальнейшие эксперименты с людьми. Поэтому она на звонки не отвечала.
И?
В смысле, не стрелок И, а «и», то есть дальше что?
— А что конкретно это значит, многоликая? Конкретно для меня? Я так-то понял уже, что тебе приказали сократить общение со своим чемпионом, но дальше-то что? Отберут техники? Вернут меня в родной мир?
Странно, но даже мысль об этом наполнила меня тоской. Став стратегом, живя в условиях непрекращающейся войны древнего Китая, я уже не мыслил оказаться в мире, где главной опасность является увольнение с рабочего места.
Я понял, что не хочу возвращаться к прежней жизни. Совсем. Тут грязно, опасно, нет множества вещей, которые делали мой быт приятным и комфортным, но это мой дом. Уже успел им стать. И в нем живут мои друзья. Настоящие, пусть и китайцы все поголовно.
— Вода не течет из океана в горы. — В одной из рук появился веер, расписанный драконами и фениксами, грызущими друг другу глотки. Он пару раз качнулся, гоня ветерок в лицо богине, после чего превратился в грубую тяпку, которую держала сгорбленная годами и тяжелым трудом пожилая китаянка. — Нельзя повернуть свершившееся вспять.
— Это понимать как «нет»? Тогда что?
— Ты должен доказать, что мое вмешательство было минимальным. Что ты можешь и желаешь сделать то, что я тебе поручала, сам. По своей воле и своими силами.
— Спасти Китай?
— Спасти Китай.
Ну, целеполагание не изменилось, уже большой плюс.
— Сроки? Я не сомневаюсь, что ты в курсе, но… Эпоха трех враждующих царств в моем мире около сотни лет шла! За сколько я должен разрулить то, что не удалось местным.
— Не дерзи.
— Прости.
— Речь не идет о сроках, в которые ты должен объединить Китай. Тебе дали год. За который ты должен доказать, что не являешься моей марионеткой.
— А это не так?
Одна из ладошек выстрелила вперед и ударила меня в лоб.
— Заканчивай поясничать!
— Да я на нерве весь, что ты хочешь-то? Ладно-ладно, буду серьезнее. Значит, год? Без права переписки и твоей поддержки? Не так все плохо, да? Месяц же мы прожили в разлуке… Ай! Все, больше не буду! Честно!
Богиня между тем довольной не выглядела. Напротив, все ее лики выражали… смущение? Черт, это плохо! Именно так ведут себя все женщины, когда должны сказать что-то неприятное, но до последнего оттягивают этот момент.
— А скажи мне, милосердная, нет ли тут каких-то особых условий. Типа не встречаться, не общаться, не помогать, не есть рис после шести? Может, за этот год я должен достичь десятого разряда? Сберечь какую-то реликвию? Взять старую столицу? Никто из моих капитанов не должен получить ранения?
Согласный наклон головы.
— Я так и знал! И что именно?
— Через год ты должен получить титул князя. Владеть территорией четырех уездов. С моей стороны не должно быть никакого вмешательства. Никаких встреч — эту разрешили только для того, чтобы довести до тебя решение. Никаких подсказок, никаких трактатов и наполненных магией вещей, полученных от меня или по моей воле. Ты принимаешь решения самостоятельно, опираясь лишь на свое понимание ситуации и советы приближенных. Ты можешь принимать любую помощь или отказываться от нее, но делать это по своей воле.
Говорила она как с листа читала. Скорее всего, богиня и правда цитировала условия договора, который был прописан где-то в небесной канцелярии — китайские боги такие же бюрократы, как и люди Поднебесной.
— Я так понимаю, что за мной будут следить, верно?
— Да. Каждый новый человек в твоем окружении будет проверяться на связь со мной — этот вариант Янь-ван тоже предусмотрел.
— Прямо нотариус, а не владыка преисподней!
— Но, если твои деяния привлекут к тебе сторонника, который окажет существенное влияние на выполнение условий договора, это не будет считаться помощью с моей стороны.
— Что ж, это хорошо…
Тут я сделал стойку. Зачем она выделила это положение? Необходимости в этом не было, но она все равно заострила на нем внимание. Что-то хотела мне сказать, но не в открытую? Возможно! Мутит что-то, зую даю!
Однако следующая ее фраза заставил забыть о скрытых смыслах.
— Интерфейс забирают.
Хреново! Но не смертельно. Я уже более-менее научился обходится без него, так что справлюсь. Придется, конечно, научиться дозировать ци при активации техник, но и это не непосильная задача.
— Переводчик тоже.
— Да твою мать! — тут я не выдержал. — Прости, не тебе. Но, черт, я же не могу на китайском говорить! Не, я порой слышал слова и без синхронного перевода, но это же ни о чем! Слушай, да меня проще тогда убить!
Она лишь развела руками. Потом добавила, видимо, тоже сочтя данный жест недостаточно информативным.
— Янь-вана это бы очень порадовало.
Козлина подземная! Не получилось на свою сторону привлечь, так начал гадить везде, где можно!
Тут я поймал себя на мысли, что, даже психуя, яе паникую. Вполне холодно оцениваю полученные известия и уже прикидываю, как с такими картами дальше играть. Вот ведь! Я реально изменился! В прошлой жизни после такой подставы час бы ныл и искал виноватых, а теперь…
А теперь я стратег. Человек, который не просто летает над полем боя и бодрым голосом призывает усилить давление на врага. Я думаю. Просчитываю. Выбираю из всех вариантов тот, что приведет к победе. И не сдаюсь.
Ситуация изменилась — Гуаньинь запретили общаться со своим чемпионом. У меня заберут интерфейс, гугл-переводчик, но не отнимут дар и навыки работы с ци. Что изменилось? Я буду больше похож на оригинального Вэнь Тая. Будет трудно. Но есть варианты прикинуться контуженным после небывалого выплеска энергии и какое-то время поиграть в глухонемого.
В общем, ничего такого, чтобы ложиться и помирать!
— Еще что-то?
Одна моя часть всеми силами желала продлить разговор с богиней, попробовать надавить и выбить какие-никакие преференции, но другая понимала, что это зряшная затея. Гуаньинь разрешили лишь передать мне, что прямое сотрудничество отныне запрещено. Я сам по себе. И меня пасут. Квестов, помощи, направления — всего этого больше не будет. А будет много работы. Которую отныне я должен выполнять сам.
Хотя… Я ведь и делал все сам! Сам ходил на Синьду, сам отбивал Поян, сам, без всяких указующих распоряжений, множил на ноль Желтых повязок. Я принял решение поверить Бешеной Цань (а, нет, там была подсказка), и отправил ее разбираться с очередным конкурентом. Значит, не так уж я и бесполезен, да?
— Все, что я должна была сказать, сказано.
— А если я не справлюсь?
— Умрешь.
— Нет, я не об этом. Это-то как раз очевидно. Какие последствия будут для тебя, если я солью миссию по спасению Китая? Или, если не докажу, что способен быть самостоятельным.
Внезапно постоянные преображения Гуаньинь прекратились, и она секунд на двадцать осталась красоткой, которой, судя по одежде и макияжу, самое место в борделе. Я даже занервничал — чего это она?
— Почему ты спросил об этом?
Смотрела эта фифа на меня так пристально и пронзительно, что стало еще страшнее.
— Слушай, ну не чужие же люди, многоликая. Я как бы переживаю…
Долгое время она ничего не говорила. Стояла, сверлила меня взглядом. Я стоически переносил это, каким-то восемнадцатым чувством понимая, что говорить сейчас ничего нельзя. Открою рот — замкнется. Я ничего не узнаю. А я хотел узнать.
— Мне закроют эту реальность, — наконец, произнесла она. — Последнюю в этой ветви, где сохранилась магия.
Звучало это, честно сказать, не очень страшно. Ну, запретят сюда ходить, и что? У нее этих миров воз и маленькая тележка! Это как мне бы сказали — вот в этот ресторан больше ходить нельзя! Да и пофиг, как бы! Последний, что ли?
Однако то, как она выглядела, произнося свою фразу, говорило о том, что для нее это прямо очень серьезно.
— Ладно, понял! — с преувеличенным оптимизмом воскликнул тогда я. — Значит, постараюсь тебя не подвести!
Некоторое время она смотрела на меня не мигая, как змея какая-нибудь. Потом неуловимо качнулась вперед, превращаясь из дорогой куртизанки в растрепанную Юэлян. Обхватила руками мои щеки, легонько коснулась губами лба. Прошептала:
— Спасибо!
И я пропал. Перестал себя ощущать. Точнее, остался собой, но будто распался на сотни тысяч, а может, даже миллионы копий, каждая из которых зажила своей жизнь. Видел, чувствовал, обонял и осязал — одновременно. Понимаю, как это звучит, да…
Один Вэнь Тай бросил с коня слово «стоять» и умер. Разрыв сосуда в головном мозге, кровоизлияние, смерть. Другой был убит из засады на подъезде к селению с названием Бегония. Третий проехал мимо того же места, но в него никто не стрелял. Он благополучно закончил объединение южных уездов, встретился с тестем Чэном, поссорился с ним на пиру и был отравлен. Четвертый внес предложение отцу невесты, которое было встречено «на ура», получил в армию около шестнадцати тысяч пехоты и трех тысяч кавалерии и отправился на восток, где погиб и положил всех своих солдат.
Двадцать пятый на фоне ревности убил Быка — подло, наняв убийцу-отравителя. Шестьдесят восьмой за полгода завоевал три уезда за Янцзы, умер от алкогольного отравления. Девяносто девятый задушил Юэлян. Сто восьмидесятый бросил идею с завоеваниями, удалился в горы, где прожил двенадцать лет в одиночестве, а потом был убит мародерами, бежавшими с какой-то битвы.
Три тысячи восемьдесят второй решил никуда не ходить и основал на южных землях собственное царство. Он вырастил двух сыновей и одну дочь, до конца своих дней был рядом со своей женой и умер через два дня после ее смерти. Через два месяца после их кончины старший сын знаменитого стратега и не менее известной лучницы стал вассалом северного владетеля, приказав удавить своего младшего брата и сестру.