Остальные приглашенные, человек сто, если не больше, сидели за индивидуальными столиками по правую и левую руку от нас. Перед каждым стояли кушанья в небольших пиалушках, винишко в кувшинчиках и курительница с ароматными травами. Каждый гость был наряжен в лучшие свои одежды, в которых можно только сидеть и очень неторопливо ходить. И выглядел так, будто в позвоночник ему вбили лом.
Юлька со служанкой сидела позади нас с Чэн Шу, в специальной нише, укрытой за полупрозрачной шторкой. Ее статус пока не позволял участвовать в мужских «пьянках» открыто, при этом она была очень важной тут персоной, поэтому и вышел такой вот компромисс.
Мои друзья рассредоточились среди двора Чэн и чувствовали себя, как мне показалось, скованно. Богатырь не знал, куда деть руки, и постоянно путался в широких рукавах парадного халата — один раз даже оконфузился и сбил ими пустую рюмку. Пират выглядел пободрее, постоянно затевал рассказы о случаях из военной жизни, но умолкал, не найдя благодарных слушателей. Прапор молча пил, Матушка И, кажется, дремала с открытыми глазами, и только Мытарь выглядел так, будто сбылись все его мечты. Наконец-то единственному чиновнику в моем круге довелось снова поучаствовать в цивилизованном застолье.
Для полного состава не хватало только Амазонки, но женщина продолжала наблюдать за войском Чэн и, полагаю, была рада пропустить пир. Ей по душе были простые солдатские пьянки, а не это вот все.
В противоположность моему внутреннему кругу придворные Чэн Шу вели себя в гостях как дома. Нет, вполне благопристойно, никакого хамства, прямые спины и все такое, но разговаривали друг с другом они раскованнее, шутили и даже с аппетитом ели. Парочка уже даже выходила на помост со стихами-здравницами в честь своего господина и принимающей стороны. Я в китайской поэзии ничего не понимал, но, судя по тому, как мрачнел на каждой декламации Пират, приходил к заключению, что стихи неплохи.
В общем, можно подумать, что было скучно, но это не так. Заряд адреналина, который я получил сперва от Быка, а потом и от невесты, все еще держал меня в тонусе. Мне постоянно приходилось себя сдерживать, чтобы не начать оглядываться по сторонам в поисках примет предательства, которое затеял отец невесты.
— На открытое столкновение он никогда не пойдет, если не будет уверен в победе полностью, — сказала она, когда мы обсуждали возможное поведение ее отца на пиру. — Ему открыты два пути: яд и провокация. Если он предпочтет первое, яд будет из тех, что действуют долго и убивают человека за несколько дней, а то и недель. Тогда он сможет погостить, дождаться твоей смерти, а потом выступить спасителем твоей фракции как единственный верный союзник, к тому же самый старший и опытный из твоих капитанов. Разлад возможен, он даже рассчитывает на него, но для такого случая неподалеку и стоит его войско.
У меня до сих пор в голове плохо укладывался тот факт, что человек, который отдал за меня свою единственную и любимую дочь, готов пойти на убийство. Как-то это было неправильно, русские — уверен — так бы никогда не поступили. Хотя… Чего я себе-то вру! Поступили бы, еще как. И поступали, если верить истории. Просто сам я никогда не вращался в настолько высоких сферах, где подобное в порядке вещей.
— Второй путь — это провокация, — говорила Юлька. — Тут вариантов множество: от затеянной на пиру ссоры до какого-нибудь спорного вопроса, из-за которого можно потребовать уступок. Последнее выставит тебя слабаком среди собственных людей и позволит отцу дальше обихаживать их, склоняя к предательству. Чэн Шу изощрен, у него в запасе множество сюрпризов, предугадать которые ни ты, ни я не в состоянии. Просто будь наготове, думай быстро и действуй осмотрительно.
Вот я и сидел теперь такой напряженный с ломом вместо позвоночника, готовый в любой момент вскочить и начать разруливать кризис, который на меня нежданно-негаданно обрушится. А тот все не начинался.
— Молодой Вэнь, — тут ко мне обратился Чэн Шу. — Не думаешь ли ты, что свадебную церемонию можно назначить на более ранний срок?
Традиционно свадьбы играли после сбора урожая, то есть осенью. Обычай шел из крестьянской среды, землепашцы только в этот момент имели хоть какое-то свободное время, но и аристократия, памятуя о своих корнях, их придерживалась. Не всегда, конечно, но все-таки.
Наша с Юлькой свадьба как раз и была запланирована на середину осени, то есть через два с половиной месяца. И тут вдруг предложение от тестя поторопиться с этим.
— Зачем так спешить? — с вежливой улыбкой отозвался я. — Свахи сказали… назвали благоприятный день. Ломать их работу… почему?
— По правде сказать, молодой Вэнь, никто не ждал, что ты быстро разделаешься с такими сильными врагами. Лето едва перевалило за середину, а ты уже хоу, при этом обладаешь землями большими, чему у кого-либо на юге. Теперь тебе нужно закрепиться на них и только потом планировать дальнейшие шаги. А что лучше брака позволит это сделать?
Я, вероятно, кое-какие слова не понял, потому что никак не мог сообразить, почему прирост территорий делает меня прямо-таки обязанным жениться как можно скорее. То есть так-то я был не против, даже очень за, но когда предложение об этом исходит из уст моего коварного тестя, подозреваемого в предательстве, волей-неволей напряжешься.
А тот сидел рядышком, повернувшись ко мне корпусом и с искренним интересом ждал, что я отвечу. Лицо у него в этот момент было самое что ни на есть дружелюбное, ни дать ни взять — отец множества дочерей, у которого вдруг первый зять нарисовался. Но я-то знал, что у моей Юльки не сестры, а братья. Двое даже приехали с папкой.
— Спросить Чэн Юэлян? — вскинул я брови. — Она согласится?
— Зачем же спрашивать женщину о мужских делах? — опять-таки с необыкновенно искренним изумлением спросил Чэн Шу. — Ты стратег, молодой Вэнь, тебе и планировать, где и когда произойдет очередная битва.
А это сейчас что было? Первая попытка вбить клин между мной и нареченной? Или все в рамках традиции — нефиг женщинам иметь мнение в важных вопросах?
— Я хотел бы знать, что она думает, — пояснил я. — Брак между мной и Чэн Юэлян не только сделка. Я уважаю ее, а она меня.
Боже, даже мне больно было слышать слова, которые выталкивал мой рот! На что я вообще рассчитываю с таким умением говорить? Хотел сказать, что намерен считаться с мнением своей будущей супруги и что отношусь к ней не просто как к бонусу от союза с кланом Чэн, но вышло… что вышло.
— Я рад, что молодой стратег оказывает такое уважение моей младшей дочери, — закивал собеседник. — Но это и правда не ее дело. Это твое решение. Что скажешь?
То есть ответ я должен был дать прямо сейчас? А где время на подумать? Это и есть та уловка, которая покажет меня слабым перед соратниками?
— Соглашусь, дядя, — ответил я. Дождался, пока круглое лицо осветит улыбка, как мне показалось, триумфа, и добавил: — Соглашусь, что это мое решение.
И улыбнулся во все тридцать два.
— Конечно! — чуточку поскучнел Чэн Шу и, отвернувшись от меня, занялся едой.
Некоторое время я сидел, наслаждаясь своей маленькой победой. Даже винца выпил каплю, так, чисто символически. То, что подавали евнухи Чэна (а именно они прислуживали в вип-ложе пиршественного стола), я не трогал, употреблял лишь поданное моими людьми. Тщательно на вопрос безопасности проинструктированных. Сам Чэн Шу, кажется, относился к подобному поведению с полным пониманием и одобрением.
Тут с правой стороны, отведенной в большей степени под приезжих гостей, поднялся человек и медленно пошел по коридору к нашим с дядей столам. Сперва издали я его не разглядел, но, когда он приблизился на десять шагов и церемонно поклонился, сложив перед собой руки, смог рассмотреть в деталях.
Выглядел он необычно хотя бы потому, что был не китайцем, а каким-то монголом. Узкое лицо с крючковатым носом, хищная улыбка, которую он даже не пытался скрыть за вежливостью, и наряд — какая-то невероятная комбинация из халата и обрывков шкур, которыми были обмотаны голени, предплечья и пояс. Оружия у него с собой не было, пир все-таки, но я почему-то представил, как на поясе у него висит большой меч дао.
— Гун Чэн Шу, — первый поклон был адресован дяде, а второй мне. — Хоу Вэнь Тай.
Крохотный нюанс, которому бы без помощи своих советников я и значения не придал. Сперва он обратился к своему господину и лишь затем ко мне. Допустимо, но на самой грани приличий. Хозяином все же был я, хотя дядя и превосходил меня титулом, а значит, обращаться нужно было сперва ко мне, а только потом — к нему. Небрежность, которую можно было бы счесть оскорблением, если бы я этого захотел.
Но я не захотел. Вместо этого подобрался, как кот перед прыжком. Понял — началось то, о чем предупреждала Юлька. Провокация.
— Хуань Богэ, — отреагировал тесть и для меня пояснил: — Этот человек — один из моих ближайших телохранителей, я полностью ему доверяю. Он из народа сюнну, у него нет близких в наших краях, поэтому он ни с кем не сможет сговориться против меня.
Я кивнул. Сюнну, как я понял, — это хунну, то есть известные у нас на западе предки гуннов. Северные протомонголы, которые то воевали с Китаем в этот исторический период, то служили на охране его границ. Шотландская гвардия, короче. Разумный выбор в телохранители, что тут скажешь. Другой вопрос — какого лешего он приперся?
— Зачем ты пришел, Хуань Богэ? — Чэна Шу ответ на этот вопрос тоже интересовал.
— Я хотел бы развлечь тебя, мой господин, — снова поклонился хунн. — Здесь скучно.
На лице дяди Шу появилось выражение веселого любопытства.
— В самом деле? — произнес он. — И как же ты намерен это сделать?
— Как тебе известно, господин, я не одарен ни в чем, кроме боевых искусств. Чем еще я смогу тебя порадовать? Только поединком!
Здесь монголоид выпрямился и уставился мне прямо в глаза. Черные зрачки были как стволы горизонталки, которую приставили мне ко лбу. Никакой злобы, ярости — только холодная и расчетли