Мой явочный номер был – 1801. Меня поразила малочисленность нашей организации. Затем вновь прибывшие получили назначение: 5-я особая офицерская рота, – Грушевская, 23.
Перед отправкой на Грушевскую мне предложили побыть некоторое время при входе для дачи объяснений вновь прибывающим. Я уже видел, что движение имеет хороших руководителей, повинующихся долгу и чести. Я убедился воочию, что налаживается дело надежными и чистыми руками.
Затем все записавшиеся явились в роту, представились ее командиру, капитану Некрашевичу, его помощнику капитану Наинскому, фельдфебелю роты штабс-капитану Козыра; своим взводным командирам. От „протирки“, бравого портупей-юнкера Козлова, принимавшего участие в защите Зимнего дворца, получили винтовки и по 5 патронов.
У нас в роте большей частью были фронтовые офицеры; но немало было людей, случайно оказавшихся военными».
Первый Офицерский батальон
13 декабря генерал Алексеев произвел смотр 5-й роте, переименованной в 1-ю. Обойдя строй роты, генерал Алексеев собрал вокруг себя офицеров и обратился к ним с речью. Он говорил о том, что в охватившем Россию мраке мы являемся той светлой искрой, которая, постепенно разгораясь, осветит наконец всю Россию. Он говорил о невозможности рассчитывать на какую бы то ни было поддержку со стороны и о необходимости полагаться только на свои силы. Он указал на то, что собравшиеся здесь офицеры – это кадры возрождаемой русской армии и требовал напряжения, дабы быть на высоте положения. Далее генерал Алексеев обратил внимание на необходимость соблюдения добрых взаимоотношений с казаками, т. к. «мы пользуемся их гостеприимством».
15 декабря 1-я рота развернулась в 1-й Офицерский батальон, численностью в 200 человек. Взводы стали ротами. Командиром батальона был назначен полковник Борисов, командирами рот: штабс-капитан Некрашевич, штабс-капитан Добронравов, штабс-капитан Пейкер и поручик Кром. Едва половина батальона была вооружена винтовками с 2–3 обоймами патронов на каждую. Стали выделяться кадры различных команд.
Возникшая мысль – закрепить единство первых добровольцев, идущих к одной цели, одним путем, в общих рядах, установлением формы одежды для нового формирования распоряжением полковника Борисова была осуществлена.
Комиссия в составе командиров рот и адъютанта батальона, поручика Полухина, приступив к порученной ей работе, исходила из следующего соображения: сформированный батальон не является окончательной боевой организацией, а лишь основным кадром будущих формирований. Создаваемые части должны быть проникнуты той же жертвенностью и готовностью к борьбе за родину, которые объединили чинов 1-го Офицерского батальона и на которой должна быть построена будущая русская армия.
Такая постановка вопроса сразу исключала поиски в сторону создания красочно-эффектной формы. В основу ее были взяты два слова: «Смерть и Воскресение». Основным цветом стал черный, цвет – «Смерти за родину». Белый цвет – «Воскресения родины», ради которого и для которого создаются новые части.
Зарождение батальона на казачьей земле знаменовалось черной барашковой папахой (гвардейского образца) с белым, плоским верхом, перекрещенным черным шнурком. Обычная офицерская шашка заменена казачьей; черный башлык с белой кистью и белым шейным шнурком. Походно-служебная форма состояла из фуражки с белым верхом, с черным кантом и черным околышем; черной гимнастерки с белым кантом по нижнему шву воротника и черных бриджей с белым кантом; шинель с черными петлицами, обрамленными белыми кантами; черные погоны, обрамленные белыми кантами и белыми просветами. Для офицерских чинов околыш фуражки, погоны и петлицы из черного бархата, для рядовых – из черного сукна (отсюда пошло название, данное впоследствии красными: «чернопогонники»).
Этот проект предусматривал и парадную форму, в которой преобладал белый цвет.
Полковник Борисов одобрил проект и представил его на утверждение генералу Деникину, который утвердил и подписал его. На будущую замену цветов, предусмотренную проектом, генерал Деникин заметил: «Это дело далекого будущего».
Утверждение формы одежды, однако, не послужило толчком к обмундированию чинов батальона, т. к. отсутствовали хозяйственные суммы и личные средства у его чинов.
17 декабря 1-й Офицерский батальон в первый раз посетил генерал Деникин, которого многие офицеры хорошо знали в лицо, знали о славных боевых делах его 4-й Железной стрелковой дивизии и почти все слышали о нем по его смелой речи на офицерском съезде в Ставке. Сняв при входе черное пальто с черным барашковым воротником и треух с головы, генерал, одетый в полевую форму, с двумя Георгиями, обошел строй рот, пожимая руку каждому. Затем он попросил чинов батальона окружить его и, сказав всего несколько фраз о деле, ради которого все собрались в Новочеркасске, повел беседу по вопросам хозяйственного обихода и только в конце недолгой беседы генерал Деникин сообщил: генерал Корнилов в Новочеркасске, о чем, однако, не следует говорить.
С генералом Деникиным пришел и при обходе рот следовал за ним некто в обветшалом пиджаке, явно не по росту, в обшарпанных и украшенных длинной бахромой брюках. Неизвестный не носил ни усов, ни бороды, но, видимо, не брился уже с неделю. На него невозможно было не обратить внимание не только за его вид, но и свободную манеру держаться, пытливость, живость. Добровольцы решили: он, вероятно, адъютант генерала Деникина. Личность неизвестного сильно заинтриговала всех. Представился удобный момент, когда генерал Деникин из одной комнаты, поздоровавшись с частью батальона, переходил и другую, неизвестный подошел к кроватям и стал заглядывать под одеяла.
– А вот у меня так и подушки нет. Налегке приехал! – весело заметил он. И тут один офицер, ответив на заданный ему вопрос предполагаемым адъютантом, спросил его:
– Простите! А ваш чин?
– А как вы думаете? – прямо был поставлен вопрос.
– Поручик?
– Давненько был. Уже и забыл…
Такой ответ заставил офицеров прибавить сразу два чина:
– Капитан?
– Бывал и капитаном, – засмеялся он.
– Полковник? – спросили его, уже начиная подозревать что-то неладное.
– Был и полковником!
– Генерал? – и даже зажмурились: уж вид-то больно не подходящий.
– А разве вы не помните, кто был в Быхове с генералом Корниловым?
– Генерала Марков?
– Я и есть!
Попрощавшись с батальоном, генерал Деникин начал одеваться.
– Одевайся, одевайся, буржуй! – смеясь, сказал генерал Марков, натягивая на себя заношенное серое пальтишко, рукава которого оканчивались где-то посередине между локтем и кистью руки, а воротник украшался имитацией барашка с вытертыми лысинами.
Встреча добровольцев с генералом Деникиным произвела на них большое и радостное впечатление. Они почувствовали в нем не просто генерала, боевого и славного, но генерала-добровольца одного с ними духа и одних стремлений. Они увидели в нем первого авторитетного генерала, который прибыл вести дело с генералом Алексеевым, до сего времени остававшимся единствененым, кто вел самостоятельно всю сложную работу по формированию добровольческой организации.
Новость о приезде генерала Корнилова произвела огромное впечатление и вызвала исключительный подъем настроения и надежд. Формирование воинских частей, разворачивание в будущем организации в армию и водительство этой армией добровольцы стали возлагать на долю генерала Корнилова. Всю огромную остальную работу – на долю генерала Алексеева. Два имени для них стали нераздельны. В ближайшие дни они узнали об осуществлении их мыслей. Узнали они также, что генерал Деникин является негласным помощником и заместителем генерала Корнилова.
Восторженные разговоры велись о генерале Маркове, которого сразу же все причислили к главным начальникам добровольческой организаии.
Генерал Марков неоднократно посещал юнкерскую батарею. В первый раз часовой не хотел пустить в помещение плохо одетого штатского, хотя входившего с штаб-офицером, пока штатский не заявил: «Я генерал-лейтенант Марков».
– Мне особенно приятно видеть вас здесь, – сказал генерал Марков, – юнкеров двух артиллерийских училищ, честью которых я всегда дорожил. Константиновское училище я окончил, а в Михайловском преподавал.
Однажды генерал Марков прочел юнкерам лекцию о патриотизме. Ясный ум, всесторонняя образованность, обширные специальные познания в военном искусстве рисовали его устами картины честного исполнения долга перед Родиной. Он передавал заветы великих людей и рыцарских орденов о беспредельной, бескорыстной любви к ней и приводил примеры, где лучшие люди во имя спасения Отечества приносили в жертву свою жизнь.
«Легко быть честным и смелым, но лучше смерть, чем прозябание в униженной и жалкой стране», – сказал он, закончив свою лекцию. Позор страны, по мнению генерала Маркова, должен смыться кровью лучших ее граждан.
– Верьте, Россия снова будет великой, единой и могучей!
С именем генерала Маркова по его приезде в Новочеркасск была тесно связана вся последующая жизнь юнкерской батареи (из истории Марковской артиллерийской бригады).
В поисках вооружения
В декабре, после подавления восстания большевиков в Ростове, несмотря на существенную помощь, оказанную Дону добровольческой организацией, донские власти, тем не менее, решительно отказывали последней в вооружении. Орудий у нее не было, винтовок не хватало, патронов было ничтожное количество. Как будто отпала опасность «выселения» с территории Дона, но оставалась опасность ее собственного бессилия. Атаман Каледин помочь никак не мог.
Оставалось одно – приобрести оружие вне территории Дона. Генерал Алексеев и атаман разработали план налета на с. Лежанка Ставропольской губернии, где стояли части 39-й пехотной дивизии с батареей. Захват батареи стал целью предположенного налета.
План, хранившийся в полном секрете, заключался в следующем: в станицу Великокняжескую отправляется транспорт с оружием под охраной 25 чел