Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. — страница 45 из 94

3-я пехотная бригада – генерал Богаевский.

Корниловский ударный полк.

Партизанский полк.

Пластунский батальон – из Кубанского отряда.

2-я Инженерная рота из Кубанского отряда.

2-я отдельная батарея – 4 орудия.

Конная бригада – генерал Эрдели.

Конный полк, сведенный из конных дивизионов Добровольческой армии.

Кубанский конный дивизион – из Кубанского отряда.

Черкесский конный полк – из Кубанского отряда.

Конная батарея – 2 орудия из Кубанского отряда.

Отдельной частью при армии был Чехословацкий батальон.

Общая боевая численность армии достигала 6000 бойцов. Значительно вырос и обоз армии; в одном походном лазарете было до 700 раненых.

В Офицерский полк был влит двумя ротами, 5-й и 6-й, имевший к этому времени едва 200 штыков Юнкерский батальон. Полк стал 2-батальонного состава, и численность его снова дошла до 800 штыков при 12 пулеметах.

Полк принял генерал Боровский; его помощником стал полковник Кутепов. Командиры батальонов: полковник Дорошевич и полковник Назимов. Адъютант Юнкерского батальона, поручик Донников, стал первым за поход адъютантом полка. Образовался штаб полка с десяток чинов. Генерал Марков недовольно ворчал: «Нужно хорошо воевать, а не разводить хорошо канцелярщину».

Штаб своей бригады генерал Марков составил по своему образцу: кроме него и полковника Тимановского, в штабе было еще 3 офицера связи и при нем команда конных черкесов.

Командиром 1-й батареи генерал Марков назначил полковника Миончинского.

Вся обстановка говорила за то, что в ближайшие дни предстоят жаркие бои, будет ли наступать армия на Екатеринодар или не будет.

23 марта. Утром в Офицерском полку узнали о выступлении 2-й бригады, а к вечеру – и о том, что ею заняты станицы Григорьевская и Смоленская, обе в южном направлении, т. е. обратном екатеринодарскому. Вечером же полк получил приказание быть готовым к выступлению во второй половине ночи, но куда он тронется, сказано не было.

24 марта. Бой у станицы Георгие-Афинской

1-я бригада была поднята ночью и в 3 часа уже шла на сборный пункт, на западной окраине станицы. Офицерскому полку пришлось довольно долго стоять в ожидании чего-то. В это время генерал Марков был у Кубанского стрелкового полка, который видел в полном составе в первый раз. Полк имел до 1000 штыков на половину офицерского состава и 4 пулемета. Генерал Марков представился полку и объяснил задачу, данную бригаде: взять станицу Г.-Афинскую с помощью 2-й бригады, атакующей левее, и в конце добавил:

– Да не бойтесь пули. Если суждено, то она найдет вас везде, а не судьба, так и в жарком бою уцелеете. Я никогда не берегся пули и вот, видите, цел!

Достаточно было нескольких минут, чтобы кубанцы прониклись полным доверием к генералу и чтобы он мог смело говорить – «мои кубанцы».

Подъехав затем к Офицерскому полку, уже знавшему задачу, генерал Марков приказал ему выступить в голове колонны бригады. За полком пошла батарея; затем Кубанский полк, боевой обоз и Инженерная рота. Дорога была тяжелая: густая грязь, вода в низинах, слабые мостики… Колонна стала растягиваться.

Быстро светало. До станции оставалось еще до 2 верст, но уже виднелись станционные постройки, стоящие на путях вагоны и можно было различить красный бронепоезд. Молчание. Колонна бригады стала разворачиваться: Офицерский полк, взяв направление правее станции, оставив 5-ю и 6-ю роты в резерве; левее его, фронтом на станцию, Кубанский стрелковый. Местность равнинная, покрытая мелким кустарником, но не дающим укрытия. Поражало продолжавшееся молчание противника и его бронепоезда, а затем и другого, появившегося из-за зданий.

В это время к левой из ротных колонн полка подъехал генерал Корнилов во главе своего штаба, с распущенным трехцветным флагом и группой текинцев, и обратился с какими-то указаниями к генералу Маркову. Прошло несколько минут. Полк был от противника в версте с небольшим. Вдруг сильнейший пулеметный огонь с бронепоездов обрушился на полк. Полк немедленно рассыпался в цепь и укрылся за небольшим валом – дамбой, тянувшейся немного впереди. Первые потери. Ранен в ногу начальник штаба армии, генерал Романовский; несколько текинцев упало с лошадей. Генерал Корнилов и штаб спешились и легли за валом. Неподалеку от цепи стала батарея, но огня не открывала. Правофланговой 4-й роте было приказано выдвинуться вперед с целью перерезать железную дорогу на Екатеринодар и охватить противника с его левого фланга. Рота под выдержанным и метким огнем стала продвигаться вперед по кустарнику, но обнаружила перед собой сплошной фронт противника. К этому она увидела подходивший со стороны Екатеринодара поезд небольшого состава, набитый солдатами. Рота остановилась. Красные прекратили стрельбу.

Но вот – приказание. Впереди всего лишь верста отделяла противников, но ясно видимые цепи полка были снова встречены молчанием со стороны красных. Их бригады застыли на двух крайних точках. Окопов красных и какого-либо движения у них обнаружено не было. Плохая примета! Значит, противник верен себе и готовит жаркую встречу.

Недолго продолжалось это тягостное безмолвие: над цепью пронеслись первые снаряды батареи полковника Миончинского; она открыла огонь по бригадам и настолько точно, что они стали ползать по полотну железной дороги. Этими несколькими выстрелами, собственно, и начался бой, т. к. в ответ разразились огнем позиции красной пехоты, артиллерии и бронепоездов. Огонь, открытый красными, по силе своей превышал силу любого предыдущего боя. Ружейный, пулеметный и одновременно орудийный, своими низкими и точными разрывами шрапнелей буквально придавливал к земле идущие цепи. Цепи залегли. Красные шрапнели заменили гранаты. Около 600 шагов всего лишь было до врага, цепи которого были замечены несколько впереди железнодорожной насыпи. Офицеры открыли ружейный огонь. Но как он был слаб по сравнению с огнем противника! По цепи приказание: «перебежки по одному! Вперед!» Уже расстояние сократилось почти наполовину, но красные не проявляли никакой нервности, и огонь их все усиливался. К счастью, артиллерийские снаряды их рвались несколько позади цепи. Зловещие стальные крепости красных маневрировали по линии и стреляли всей мощью своих орудий и пулеметов, не обращая внимания на рвущиеся вокруг них снаряды. Двигаться вперед, прямо на бронепоезда, офицерская цепь не смогла: она остановилась, не зная и не видя, что перед самыми позициями красных протекала речка Шелш, через которую был переброшен лишь один мостик: препятствие, которое, видимо, и давало такую силу сопротивлению красных.

Уже Офицерским полком понесены большие потери. Раненые отползали назад, ища укрытия от огня за дамбой, откуда они начали наступление.

Было ровно 16 часов. Положение – отчаянное. Казалось, перейди красные в наступление своей подавляющей массой и при поддержке огня своих бронепоездов, не удержаться цепям, и не помогли бы им 5-я и 6-я роты, высланные на правый фланг полка, чтобы все же охватить фланг противника.

Генерал Корнилов продолжал оставаться на дамбе и наблюдать за боем. Он – в сильном возбужденно-недовольном состоянии. Наконец он раздраженно сказал генералу Маркову:

– Сергей Леонидович! Я просил вас о ночном налете, a вы закатили мне дневной бой!

Это был упрек; более того – выговор. Генерал Корнилов больше не остался здесь, а уехал на левый фланг, туда, где наступала 2-я бригада.

В создавшемся положении на участке всей 1-й бригады генерал Марков видел лишь одну возможность успеха атаки, это в подавлении огня красных бронепоездов. Он приказывает полковнику Миончинскому отогнать красный бронепоезд, стоящий у станции, при этом напоминает: бить по поезду, а не по зданиям, где в одном из них находится склад снарядов. Первый же снаряд батареи лег на насыпи под вагоном бронепоезда; второй попадает в здание и… следует сильный взрыв. Видя, что снаряд полковника Миончинского попал в склад, генерал Марков громко воскликнул:

– Эх! Куда же ты стрелял?! Я же предупреждал…

Этот невольный взрыв столь нужных для армии снарядов, однако, имел то немедленное следствие, что красные, сидевшие до сего времени крепко и уверенно на своих позициях, вдруг вскочили и бросились бежать через железнодорожную насыпь. Бронепоезд немедленно дал ход в сторону Екатеринодара, вслед за ранее ушедшим и не вернувшимся назад, потому что там к железной дороге подходили 5-я и 6-я роты. Мгновенно, с криком «ура», рванулись вперед цепи l-й бригады. Цепь Офицерского полка, поднявшись на железнодорожное полотно правее станции, увидела далеко убегавшего противника. Далеко влево неслось «ура» 2-й бригады, которая обходила станицу Г.-Афинскую с запада. Последний взрыв пулеметного и ружейного огня был верстах в 2 от станции в сторону Екатеринодара, отходящий второй бронепоезд красных, оказавшийся вооруженным лишь многочисленными пулеметами, обслуживаемыми матросами, попал под огонь 5-й роты с дистанции 200–300 шагов. Вдруг паровоз окутался густым облаком пара и – поезд вскоре остановился. Грянуло юнкерское «ура», быстрая атака, захват поезда и уничтожение задержавшихся на нем матросов…

Бой кончился. Наступала ночь. В станицу Г.-Афинскую одновременно вступали 1-я и 2-я бригады и сейчас же обозы. Вся станица оказалась забитой пришедшей армией. Во многие дома свозили раненых, перевязывали их. Здесь полнота власти была у сестер милосердия; они задерживали в своем распоряжении проходивших здоровых, поручая им то принести воды, вскипятить чайник, рвать простыни, рубахи на бинты… Не хватало йода.

В этом бою потери в Офицерском полку были большие: до полутораста человек. Станцию и станицу оборонял отряд красных силой до 5000 человек.

Среди захваченных трофеев особенную ценность имели около 700 снарядов, которые находились в соседнем со взорванным здании.

* * *

Наступила ночь. После 2-часовой передышки генерал Марков, взяв батальон кубанцев и роту Офицерского полка, повел их вдоль железной дороги на Екатеринодар. Где-то офицерская рота отделилась от кубанцев и пошла самостоятельно влево. Ей была дана задача дойти до р. Кубань и там остановиться.