– Садитесь! Ложитесь! Я хочу минутку отдохнуть у вас, – и заговорил как всегда бодрым и живым языком, отвечая на вопросы, которые, естественно, были у всех на уме. По его словам, дела не так уж скверны; выход из положения есть, и мы безусловно выберемся; придется, конечно, сразиться. На Офицерский полк он надеется. Затем стал шутить. Кто-то умудрился задать вопрос о дезертирстве из армии.
– Черт с ними! – на это коротко ответил генерал Марков и ушел в штаб.
Настроение в роте сильно поднялось.
Генерал Боровский только на короткие промежутки времени оставлял свой полк. Он ходил из роты в роту, беседовал с их чинами; говорил, что армия сохранена, крепка и безусловно выйдет нз тяжелого положения. Офицеры, конечно, хотели бы знать многие подробности, но не решались задать вопросы своему командиру: они еще не знали его. Он был для них чином лишь официальным.
Появление в роте ее бывшего командира, полковника Кутепова, произвело в ее среде несравненно большее впечатление, чем генерала Боровского. Полковник Кутепов – не начальник, а поэтому с ним можно поговорить откровенней. Он, как всегда, был образцово одет, с блестящими погонами и пуговицами на шинели и бодр неизменно.
– Пришел навестить своих, – сказал он.
Ему стали задавать вопросы. Относительно положения армии он уверил всех, что оно не так уж безнадежно, как это может казаться, что выход из него будет найден. Обусловил он свои заявления одним условием: соблюдением дисциплины и, как было до сего времени, выполнением жертвенно всех распоряжений и приказов. Задали ему и вопрос о состоянии командуемого им Корниловского ударного полка. Ответил: полк понес большие потери и теперь в нем осталось едва 90-100 человек от прежнего его кадра, на которых можно вполне положиться. Полковник Кутепов обрадовался, что в его бывшей роте было налицо до 100 человек.
Задержался он в роте всего лишь на несколько минут. Пожелав полного благополучия и успехов, уже уходя, сказал:
– А как бы я хотел быть теперь с вами!
Потрясенные отчаянными боями у Екатеринодара и сознанием тяжелого положения армии, добровольцы почти безразлично отнеслись к понесенным ими потерям; может быть потому, что все их мысли и чувства теперь были направлены на «выход из положения». Но в частях все же производился подсчет наличного состава.
Итоги были печальные. Офицерский полк в боях под Екатеринодаром и во время отхода от него потерял 50 % своего состава, т. е. около 350 человек, из которых около 80 человек было убито и до 50 человек пропало без вести. Эти последние потери главным образом относились к 6-й роте, состоявшей из зеленой учащейся молодежи.
В полку оставалось не больше 400 человек. Состав рот такой: в 1-й и 3-й приблизительно по 100 человек, во 2-й – только 40 человек, в 4-й – 50 и в 5-й и 6-й ротах – по 40. 2-я рота, понесшая огромные потери, потеряла убитыми своего командира, полковника Лаврентьева, и его заместителя – полковника Зудилина.
Были потери убитыми и ранеными в 1-й батарее и 1-й Инженерной роте. Последняя насчитывала в своем составе 80 человек.
Вся армия, начав бои под Екатеринодаром в количестве до 6000 человек, в колонии Гначбау имела менее 3000.
Для всех добровольцев было ясно, что неудача их – следствие огромного превосходства врага в силах, и это не только в течение одного-двух дней боя, но и всех 5 дней. Армия не могла ввести в бой сразу все свои силы, задержанная переправой через р. Кубань. Каждый день она билась с врагом, уменьшалась в количестве, в то время как враг усиливался. Требовалось огромное моральное и физическое напряжение. Могло ли быть оно крепким и неизменным, без малейшего отдыха в течение 5 дней?
Каковы были силы противника, стало известно позднее: от 40 до 50 000 человек. Известна стала и цифра его потерь – до 10 000 одними ранеными.
Уменьшившаяся в численности армия требовала некоторой переорганизации.
В Офицерском полку 5-я и 6-я роты были сведены в одну – 5-ю. Роты рассчитаны на 2–3 взвода. Действующих пулеметов оставлено по 2–4 на роту.
Чрезвычайно огорчены были артиллеристы: из 10 орудий должно остаться 5 и только потому, что запас артиллерийских снарядов выражался в количестве 40. Четырехорудийные батареи становились двухорудийными и при конной бригаде вместо 2 орудий оставлено одно.
При батареях оставалось строго ограниченное число людей. Все конные прикомандировывались к командам конной связи, а пешие сводились в особую роту, названную Артиллерийской, численность которой была в 40–50 человек.
Распоряжения штаба армии коснулись и походного лазарета, и обоза с беженцами: нужно было сократить число подвод. Генерал Марков пронесся по обозам, как ураган, но приводящий все в норму. Последовало уплотнение на подводах как раненых, так и беженцев. Весь ненужный и обременительный груз сброшен. Никакие мольбы беженцев не помогали.
Были лишние подводы и в воинских частях. Исключены и они. На каждых 100 человек оставлено только по две для перевозки запаса продуктов, запас пулеметов, оружия и необходимых вещей. В результате всей чистки количество подвод армии уменьшилось более чем на двести.
Бой у колонии Гначбау
С утра – спокойно. Медленно тянутся часы. Но неспокойно на сердце у добровольцев: уверены, что каждый час, каждая минута приближает развязку. Они видят, как верховые с разных сторон мчатся к штабу армии, быстро соскакивают с коней и входят в дом; также быстро выходят и уезжают. Они не отвечают на задаваемые им вопросы.
Около 10 час. к югу от колонии раздалась стрельба. Там красные от станицы Андреевской подошли к хуторам по р. Паныри, но конница атаковала их, частью изрубила, а главную массу заставила отойти. Вскоре началась стрельба в сторону станицы Нововеличковской: красные наступали. Конные заставы вынуждены были отходить. Вперед выдвинулись роты Офицерского полка и заняли позицию. Красная пехота остановилась, открыла стрельбу. Роты молчали: у бойцов было всего лишь по 3–5 обойм патронов.
Около полудня открыли огонь два красных орудия, направив их на колонию. Снаряды рвались в разных ее частях. В обозе возникла паника. Но в штабе – спокойно; спокойно стоит около него часовой 4-й роты.
– Начало конца, – решили одни; другие ограничились обычным словом:
– Началось…
К 14 час. со стороны красных стреляло уже 4 орудия, а затем и больше. Теперь они обстреливали и лежащую цепь Офицерского полка. Видно было, как к противнику подходили резервы и удлиняли его фронт. Готовилась атака. Внимание офицеров теперь было направлено исключительно на противника. Они приготовились так, как и раньше: подпустить противника возможно ближе и перейти в контратаку.
Так и произошло: красные бежали, обстреливаемые редкими выстрелами. Офицерская цепь продвинулась вперед на короткое расстояние и залегла. Остановились и красные. И слышны были у них крики, шум.
Темнело. Выдвинутые вперед посты от 5-й роты слышали, что у красных митингуют. Один голос кричал:
– Они от нас все равно не уйдут. Наступать ночью не нужно!
Спешно похоронили офицеры своих двух убитых и отправили в лазарет около десяти раненых.
К этому времени на левый фланг цепи Офицерского полка вышла его 4-я рота.
Успешный бой лишь против части кольца сил противника, окружавшего колонию, не мог облегчить положение армии. Главная и основная задача – выйти из окружения – оставалась в полной силе. Как ее разрешит генерал Деникин – никто не знал. Стали строить предположения: один в «сторону наименьшего сопротивления», которую выяснит кавалерия, другие – в любую иную, даже с неизбежным жестоким боем. И все переживали в себе борьбу духа и воли с покорностью судьбе; сознания своего долга с чувством самоспасения; борьбу голоса дисциплины с разрывом всяких связующих армию основ. Испытания напряженные…
Сняв осаду Екатеринодара, хотя это и казалось даже генералу Корнилову началом «медленной агонии армии», генерал Деникин, не теряя мужества и спокойствия, принял решение для вывода армии и дальнейшего ее пути. Его решение: дабы ей не быть прижатой между р. Кубанью, морями и плавнями, вести ее в восточном направлении, хотя оно и особенно наблюдается и охраняется противником. Известно, что по линии железной дороги Екатеринодар-Тимашевская курсируют бронепоезда; что на всех важных переездах через нее стоят окопавшимися части красных, а другие находятся в эшелонах, для немедленной их переброски в нужный пункт. Генерал Деникин выбрал это направление, несмотря на то, что для перехода армии через железную дорогу потребуется до 4 часов времени, срока вполне достаточного, чтобы противнику подвести к этому пункту войска. Расчет генерала Деникина единственный – на сохранившуюся боеспособность армии, на «безумство храбрых» добровольцев. Армия пробьется – такова его уверенность, а пробившись, сможет уйти на восток в обширные степи Ставропольской губ. и, если потребуется, в Кавказские горы.
Путь перехода железной дороги был выбран по небольшой дороге на станицу Медведовскую, проходящей всего лишь в 2 верстах к югу от станции Медведовской, занятой частью окопавшейся пехоты противника, частью – находящейся в эшелоне и бронепоезде.
Порядок следования армии: в авангарде – бригада генерала Маркова; затем – походный лазарет, обоз, Чехословацкий батальон и в арьергарде – 2-я бригада. Конная бригада получает задачу демонстрации к северу от ст. Медведовская, где и переходит железную дорогу. Что бой неизбежен, это бесспорно; что он должен быть успешно завершен – это жизненная необходимость. Не поэтому ли в авангард назначен генерал Марков с Офицерским полком, как это неоднократно было в походе и последний раз – при отходе от Екатеринодара?
Задачу, данную бригаде, генерал Марков объявил начальникам ее частей перед вечером, но только не для оповещения подчиненных: армия выступает с наступлением ночи; 1-я бригада в голове. Бригаде придется выдержать серьезный бой и довести его до быстрой победы.