Первая лекция.
В аудиторию быстрыми шагами вошел молодой генерал, поднялся на кафедру и поклонился вставшим офицерам. Генерал был в защитной форме, но с серебряными погонами и аксельбантами генерала штаба, с орденом Св. Георгия на груди, при шашке с Георгиевским темляком. Он окинул взглядом своих черных глаз всю аудиторию и сказал: «Прошу сесть, господа офицеры!» Вошел он и произнес первые слова не как «человек науки», а как офицер, начальник. «Игра», «поза» – промелькнула мысль у некоторых слушателей.
В наступившей тишине ровным, твердым и четким голосом генерал Марков начал вступительную к лекции речь:
«Господа! Мне впервые приходится читать лекцию в столь блестящей по заслугам и боевому опыту аудитории. Но господа офицеры! не забудем, что быть может наиболее достойнейшие не здесь, а остались на проволоке!» Короткий поклон и продолжал:
«Я, генерал Марков, приехал к вам с Кавказского фронта. Будем вместе беседовать по тактике. Поменьше зубрежки. Дело – военное, дело – практическое; никаких трафаретов, никаких шаблонов…» И с кафедры сверкала живая мысль, категорически порвавшая со всеми шаблонами прошлого и мятежно устремленная к поискам новых свободных путей.
Первое впечатление: генерал глубоко продумал практику боевой службы; он знает, любит и глубоко понимает свой предмет.
Один из слушателей академии, подполковник Пермяков, записал:
«Лекции профессора С.Л. Маркова пользовались большим успехом. Блестяще излагаемые методы ведения современного боя были подкрепляемы примерами из опыта текущей войны на Кавказском и Западном фронтах, участником и непосредственным руководителем коих был генерал, или же был их свидетелем. Эти лекции, излагаемые в коротких и резких штрихах не профессором-теоретиком, а боевым генералом-профессором, имевшим за плечами двухлетний опыт на строевых и штабных ступенях боевой деятельности, были ценнейшим вкладом для „имеющих уши – слушать“».
Во всех лекциях генерала Маркова не только всегда ярко и четко проводилась идея или идеи, но и ощущалась сильная одухотворенность всего им высказываемого. Дух возбуждает идеи; ум их творит; воля их осуществляет. В боевой практической жизни должна быть гармония духа, ума и воли. Генерал Марков делил всех на одухотворенных и неодухотворенных; на идейных и безыдейных; на волевых и безвольных, как бы ставя перед каждым слушателем задачу: разобраться в себе и развить в себе эти три качества. Верность присяге и чувство долга он считал далеко не достаточными.
«Дух должен быть свободен от теорий, хотя книги надо читать». «Знание, которые вы получите здесь, вам необходимы. Вы вернетесь в штабы, но вы должны всегда думать и знать, что знания необходимы не для того, чтобы быть штабными работниками, а работниками-руководителями в реальном деле – бою». Или вдруг генерал Марков скажет так:
«Забудьте все теории, все расчеты. Помните одно: нужно бить противника и, выбрав место и время для удара, сосредотачивайте там наибольшее количество ваших сил. Демонстрации? Да! Но не в ущерб силам для удара. И вообще – демонстративные удары оставьте, как достояние книг. Весь ваш дух должен быть мобилизован на месте удара».
Иногда смелые высказывания генерала Маркова казались слушателям вызванными влиянием условий войны на Кавказском фронте и недооценки условий на главном. Но и на эти мысли был ответ. Генерал Марков называл войну на Кавказском фронте «поэтической», «а мы – не поэты. Офицеры должны уметь воевать в любой обстановке, обстановка же на фронте большой войны дает большие возможности для проявления своего духа». «Активность всегда и всюду основа успеха».
В своих требованиях к слушателям генерал Марков был строг. На его вопросы, на задаваемые им задачи должны быть точные ответы, короткие, ясные, полные. В представляемых схемах он ценил не красоту, а наглядность. Свою неудовлетворенность ответом генерал Марков проявлял резко: обрывал отвечающего, отправлял «на место», стучал мелом, ломал его… Однажды даже швырнул мел, но тут же извинился. Его побаивались, однако общая оценка молодого генерала была: строг, но справедлив.
Он не говорил о дисциплине, но всегда и во всем требовал ее косвенным путем. Опоздавшему на лекцию офицеру он скажет: «Если вы задержались игрой на биллиарде, идите – продолжайте». Все лекции генерала налагали огромное впечатление: они не только давали знания, но и заставляли творчески работать мысль; они не только возбуждали дух, но и побуждали к его развитию, укреплению, усилению; они требовали неуклонно волевого саморазвития.
Немного месяцев пробыл генерал Марков лектором в академии: его тянуло на фронт, и он высказался откровенно и решительно, когда закончил свою очередную лекцию:
«Все это, господа, вздор, только сухая теория! На фронте, в окопах – вот где настоящая школа. Я ухожу на фронт, куда приглашаю и вас!» И он уехал.
За немногие месяцы преподавания в академии генерал Марков оставил в офицерах неизгладимую и незабываемую о себе память.
Генерал Марков в штабе 10-й армии на должности генерала для поручений, где его застает революция. Помимо основной работы, он работает в комитетах, он выступает на митингах, успокаивает «взбунтовавшихся рабов». Затем он в Ставке Верховного главнокомандующего – генерала Алексеева вторым генерал-квартирмейстером, где генерал Деникин – начальник штаба. Потом вместе с генералом Деникиным – начальник штаба Западного фронта и несколько позднее – Юго-Западного. Наконец, общая судьба его и генерала Деникина – Бердичевская тюрьма и их с генералом Корниловым – Быховская и бегство всех на Дон к генералу Алексееву для борьбы с большевиками.
В Добровольческой армии
Почти вся эпопея генерала Маркова в Добровольческой армии, поскольку она была на глазах находящихся в его подчинении солдат, офицеров и добровольцев, описана в этой книге. Добавить к ней нечего, разве только следует записать сжато общую характеристику облика генерала Маркова.
О генерале Маркове писалось много и многими, как еще в России в период борьбы, так и за рубежом. Ему посвящались полностью целые номера периодических изданий, например, № 15 газеты «Свободный Казак», издававшейся в Екатеринодаре, № 3 журнала «Донская волна». О нем много написано генералом Деникиным в его книге «Очерки русской смуты» и рассказано им на собраниях, посвященных его памяти.
«Умевший честно подчиниться своему начальнику, не теряя инициативы, умевший властно приказывать своим подчиненным, Марков был один воплощенный порыв. Он никогда не нуждался в повторении приказа об атаке. Он наступал и преследовал своим полком с удалью, с увлечением, не раз, как под Журавиным, Чарторийском и Луцком, теряя связь с дивизией, забираясь в тыл противнику, прославив себя и свой 13-й стрелковый полк. Но если японская война и Отечественная создали боевую славу Маркову, то 1-й Кубанский поход облек его имя легендой».
«Словно кусочек былинного эпоса, словно полотно старой Фатальной картины, когда не было еще умопомрачительной техники и личная доблесть решала участь сражений…»
Это характеристика начальником своего подчиненного. Нo отвлечемся на минуту от свидетельства генерала Деникина, чтобы дать характеристику подчиненного своему начальнику. Кем она дана – неизвестно.
«Стройная, подвижная, порывистая фигура. Она появляется всюду, то верхом на своем маленьком коне, то мчится бегом, то внимательно смотрит за противником… Бой тяжелый. Но генерал Марков всегда спокоен. Его приказания коротки и тверды. Он смотрит своими черными глазами прямо в глаза своим. Все ясно в полученных от него приказаниях. Он не задерживает около себя своих, отсылая их к своим частям. Ни одного лишнего слова, фразы… Не видно никогда его волнения; помахивающая плеть, бьющая по голенищу сапога, не выдает волнения, а наоборот – волю, силу, уверенность».
«Вид партизана, а не штабного. Вид военачальника, вид строевика».
«„Марков где-то здесь!“ – говорят в цепях. Глаза его ищут и если и не находят его, то все же спокойны. Спокойны, что не будет томительных минут ожиданий, может быть колебаний. Спокойны, т. к. не сомневаются, что пойдут в наступление. Идти в наступление лучше и легче, невзирая ни на какое противодействие противника, чем томительно чего-то ждать».
«Генерал Марков жил великим чувством ответственности. Он нес ее не за себя, а за подчиненных, за те задачи, которые ложились на часть. Ему была чужда поза, роль начальника. Он был одной частью целого – части. Как на каждого чина этой части ложилась известная ответственность, так и на него. Но он ее не чувствовал, о ней не говорил, на нее не ссылался – он выполнял свой долг, как и каждый, с той лишь разницей, что его долг и ответственность как начальника были соответственно выше и суровее. Его часть на отдыхе – он обязан обеспечить ей отдых; она на передовой линии – он обязан все предусмотреть, все аз есть».
«Вот почему он часто не отдыхал, не мог дать себе возможность соснуть и даже утолить свой голод. „Ангел Хранитель“ – в одних случаях, „Шпага Корнилова“ – в других».
Но обратимся снова к свидетельствам генерала Деникина.
«В его (генерала Маркова) ярко-индивидуальной личности нашел отражение пафос добровольчества, свободного от темного налета наших внутренних немощей, от разъедающего влияния политической борьбы. Марков всецело и безраздельно принадлежал армии. Судьба позволила ему избегнуть политического омута, который засасывал других».
В одной из своих речей генерал Деникин развил эту характеристику генерала Маркова:
«Догматизм и политическая нетерпимость были чужды Маркову. Те острые вопросы, которые разъедали и теперь разъедают наши ряды, он решал для себя и за себя не насилуя ничью совесть и исходя исключительно из так или иначе понимаемой целесообразности. И когда в горячие минуты боя слышался его обычный приказ: „Друзья, в атаку, вперед!“ – то части, которыми он командовал, люди, которых он вел на подвиг и смерть, шли без колебаний, без сомнений. Их не смущала пресловутая „неясность и недоговоренность“ лозунгов. Они несли свои головы не за революцию, не за реакцию, не за „землю и волю“, и не за помещичью реставрацию, не за „рабочий контроль“, и не за „эксплуатацию капиталом“. Суровая и простая обстановка первых походов и в воинах, и в вождях создавала такую же упрощенную, быть может, военную психологию Добровольчества; одним из ярких представителей ее был Марков. „За Родину!“ Страна порабощена большевиками, их надо разбить и свергнуть, чтобы дать ей гражданский мир и залечить тяжелые раны, нанесенные войной и революцией. В этом заключалась вся огромная и трудная и благодарная задача Добровольчества».