Данная книга не претендует на полное рассмотрение всей истории марксистской философии в XIX в. В ней освещены главные этапы формирования и развития философии марксизма. Написание многотомной и полной истории марксистско-ленинской философии – дело последующих лет, поэтому авторы считают, что настоящая книга – один из подготовительных этапов на пути к ее созданию.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.ФОРМИРОВАНИЕМАРКСИСТСКОЙ ФИЛОСОФИИ(1837 – 1848 гг.)
Глава первая.Исторические условия возникновениямарксистской философии
Марксизм как революционное мировоззрение пролетариата появился на исторической арене в 40-х годах XIX в., когда капитализм уже утвердился в некоторых странах Западной Европы (Англия, Франция, Бельгия) и в США, а в ряде других (Германия, Австрия, Италия, Россия) переживал раннюю стадию своего развития или делал только первые шаги.
Социально-экономическими предпосылками возникновения марксизма явились победа крупной промышленности в Англии, ее успехи во Франции, Бельгии, в Рейнской области Пруссии, в США, создание всемирного рынка и связанный с этим колоссальный рост торговли, мореплавания, строительства железных дорог. Капиталисты придали производству и потреблению международный характер, выбили из-под ног традиционных отраслей промышленности отдельных стран национальную почву, создали новые отрасли производства, перерабатывающие сырье, привозимое из самых отдаленных уголков земного шара, что устанавливало многообразную связь и зависимость наций друг от друга. «Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству, – писали Маркс и Энгельс в „Манифесте Коммунистической партии“. – Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием» [1, т. 4, с. 428]. Из множества национальных литератур образуется всемирная литература. Такой же процесс совершается и в сфере развития научной и философской мысли. Обнаруживаются общие научные проблемы, решение которых требует сосредоточения усилий ученых многих стран.
Однако самой главной предпосылкой возникновения марксизма как теории и программы международного рабочего движения явилось формирование пролетариата, призванного стать могильщиком буржуазного общества и строителем нового мира. К середине 40-х годов XIX в. рабочие ряда капиталистических стран (Англии, Франции, Германии, Бельгии) в борьбе против буржуазной эксплуатации вступили на путь создания коалиций, профессиональных союзов и стали уже переходить от экономической борьбы к борьбе политической. Отчасти этому способствовала сама буржуазия, которая, стремясь к своему господству, на первых порах вовлекала в политическую деятельность в качестве своего союзника и пролетариат. Развитие пролетариата настоятельно требовало объединения местных очагов борьбы рабочих в общенациональную классовую борьбу пролетариата под руководством его политической партии. К выполнению этой задачи вплотную подошло рабочее движение в Англии, ряд шагов в этом направлении сделали французские и немецкие рабочие; были предприняты первые попытки международного сплочения пролетариата. Однако решение всех этих задач требовало научной разработки теории и программы рабочего движения, что было под силу только таким гигантам мысли, как К. Маркс и Ф. Энгельс.
Появление марксизма – научной теории коммунистического преобразования мира – свидетельствовало о том, что в буржуазном обществе уже обнаружились глубокие социальные антагонизмы, неразрешимые противоречия в экономике, политике и идеологии. Марксизм явился ответом на те коренные вопросы, которые выдвинули развитие крупнопромышленного капиталистического производства и буржуазной политической экономии, борьба всех прогрессивных классов против феодально-абсолютистских порядков и поддерживающих их сил, и прежде всего борьба пролетариата против буржуазии [см. 3, т. 22, с. 381, т. 32, с. 450, т. 38, с. 51]. «Маркс, – пишет В.И. Ленин, – явился продолжателем и гениальным завершителем трех главных идейных течений XIX века, принадлежащих трем наиболее передовым странам человечества: классической немецкой философии, классической английской политической экономии и французского социализма в связи с французскими революционными учениями вообще» [3, т. 26, с. 50].
Марксизм спас все ценное, что содержали в себе эти учения, ибо к моменту его появления их эпигоны это ценное растеряли и отвергли.
Одной из существенных основ марксистского мировоззрения были достижения естественнонаучного знания. Доказывая единство и целостность диалектико-материалистического понимания общественно-исторической реальности и природы, Энгельс среди множества новых достижений в области естествознания, сыгравших существенную роль в выработке и развитии нового философского мировоззрения, специально выделяет эти три открытия (закон сохранения и превращения энергии, теория Дарвина и учение о клеточном строении органических тел) ввиду их особой философско-методологической значимости. В то же время Энгельс отнюдь не ограничивал содержание естественнонаучной базы диалектико-материалистического мировоззрения только этими тремя открытиями, ибо оно опиралось на все лучшие достижения естественнонаучной мысли середины XIX в.[1]
Немецкие теоретические источникимарксизма
Говоря о возникновении научного социализма, Энгельс подчеркивает, что в своей существенной части он «представляет собой немецкий продукт и мог возникнуть только у нации, классическая философия которой сохранила живую традицию сознательной диалектики, т.е. в Германии» [1, т. 19, с. 322]. Данное положение Энгельс сопровождает примечанием «„В Германии“ – это описка. Следует сказать: „среди немцев“. Ибо поскольку, с одной стороны, для возникновения научного социализма необходима была немецкая диалектика, постольку же, с другой стороны, были необходимы развитые экономические и политические отношения Англии и Франции… Только когда создавшиеся в Англии и Франции экономические и политические отношения были подвергнуты немецко-диалектической критике, можно было достигнуть действительных результатов. С этой точки зрения, следовательно, научный социализм представляет собой не исключительно немецкий, а в не меньшей степени и международный продукт» [1, т. 19, с. 322 – 323].
Молодые Маркс и Энгельс диалектически усвоили лучшие достижения предшествовавшей мысли. Это усвоение не носило характера некритической рецепции, означающей, что марксизм и его философия есть будто бы простое продолжение предшествовавшей ему философии и других домарксистских учений, отличающееся лишь большей последовательностью и большей полнотой выводов. Не было оно и ознакомлением с прошлым ради полного его отрицания, т.е. лишенным всякой преемственности нигилистическим отказом от философского наследия.
Большое внимание уделили основоположники марксизма проблемам формирования и развития немецкой классической философии. Энгельс характеризовал этот процесс, захвативший целый исторический период с конца XVIII в. до германской буржуазно-демократической революции 1848 г. как философскую революцию, которая идеологически подготовила политическую революцию. Чтобы более четко выявить черты философской революции в Германии, Энгельс сопоставляет ее с философской революцией XVIII в. во Франции. «Подобно тому, – писал Энгельс, – как во Франции в XVIII веке, в Германии в XIX веке философская революция предшествовала политическому перевороту» [1, т. 21, с. 273].
Отмечая роль великих просветителей XVIII в., Энгельс писал, что они не признавали никаких внешних авторитетов и подвергали беспощадной критике религию, прежнее понимание природы, современное им общество и его государственный строй.
Но как показало последующее развитие, царство разума, возводимое философами Просвещения, «было не чем иным, как идеализированным царством буржуазии» [1, т. 20, с. 17], а пропагандируемая ими «вечная справедливость» нашла свое осуществление в буржуазной юстиции, и одним из самых существенных прав человека была провозглашена буржуазная собственность. Все это показывает, что «великие мыслители XVIII века, так же, как и все их предшественники, не могли выйти из рамок, которые им ставила их собственная эпоха» [там же].
Философская революция, выражая идеологию нового класса, не всегда означает открытую и решительную пропаганду идей политической революции. Сопоставляя философскую революцию XVIII в. во Франции с философской революцией в Германии первой половины XIX в., Энгельс писал: «Но как не похожи одна на другую эти философские революции! Французы ведут открытую войну со всей официальной наукой, с церковью, часто также с государством; их сочинения печатаются по ту сторону границы, в Голландии или в Англии, а сами они нередко близки к тому, чтобы попасть в Бастилию. Напротив, немцы – профессора, государством назначенные наставники юношества; их сочинения – общепризнанные руководства, а система Гегеля – венец всего философского развития – до известной степени даже возводится в чин королевско-прусской государственной философии! И за этими профессорами, за их педантически-темными словами, в их неуклюжих, скучных периодах скрывалась революция?» [1, т. 21, с. 273].
Подлинно революционное значение философии Гегеля заключалось в том, что она по существу отбросила представления об окончательном характере результатов человеческого мышления и действия. Все существующее как в жизни, так и в нашей мысли превращается в свою противоположность, все действительное – в недействительное, все разумное – в неразумное. То, что раньше было разумным, действительным, необходимым, со временем перестает быть необходимым, утрачивает свое право на существование, свою разумность. На место отмирающей действительности поднимается новая, жизнеспособная действительность. Это происходит мирно, если старое готово умереть без сопротивления, и насильственно, если оно противится этой необходимости [см. 1, т. 21, с. 274 – 276]. Учение Гегеля о диалектике воистину стало, по словам Герцена, «алгеброй революции».
Учение о диалектике, исходные положения которого мы находим у Канта, Фихте и Шеллинга, в той или иной мере отразило уроки Французской буржуазной революции конца XVIII в. Ее поистине можно назвать «немецкой теорией Французской революции». И Кант, и Фихте, и молодые Шеллинг и Гегель с восторгом отнеслись к Французской революции в ее начальной стадии, видя в ней торжество разума и свободы. Но когда в ходе революции народные массы, преодолевая жестокое сопротивление реакционных сил, прибегли к революционному насилию, то немецкие философы-идеалисты отшатнулись от ее практических революционных действий. Правда, они продолжали оставаться приверженцами наиболее общих идей, провозглашенных революцией, и выразили их в своих философских учениях в наиболее абстрактной форме. В «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс объясняют эту непоследовательность «дряблостью» немецкой буржуазии, которая в свою очередь объяснялась экономической отсталостью и политической раздробленностью страны [см. 1, т. 3, с. 182 – 188].
Главное теоретическое приобретение классической немецкой философии – это учение о развитии, диалектика, которую наиболее последовательно и всесторонне разработал и обосновал Гегель. Он утверждал, что все созданные до него философские учения были только частными моментами истины, но теперь все они погружены в его всеобъемлющую систему, которая в появлении новых частных моментов уже не нуждается. Но истиной все же было то, что в целом движение классического немецкого идеализма с его диалектикой открыло новую страницу в истории философии. Но далеко не все его ученики восприняли диалектику, и в предреволюционной Германии 30 – 40-х гг. многочисленные приверженцы Гегеля неизбежно должны были размежеваться между собой. Если консерваторы – правогегельянцы – продолжали цепляться за систему Гегеля, то знаменем левого, радикального, крыла – младогегельянцев – стали атеистические выводы из учения Гегеля, а у наиболее прогрессивных – и диалектика Гегеля. Во второй половине 30-х годов XIX в. младогегельянцы резко осудили феодально-абсолютистский строй, ограничения свободы печати и слова, прославили в своих работах героические традиции Французской революции и заявили о своей приверженности республике.
Но младогегельянская оппозиция внутренне не была единой. Преобладающая часть ее выражала взгляды идеологов радикальной и мелкой буржуазии. В ее рядах находились и такие представители интеллигенции, которые сегодня проповедовали буржуазный республиканизм, а завтра – утопический коммунизм, чтобы послезавтра впасть в полуанархистский индивидуализм Макса Штирнера. Лишь наиболее передовая часть младогегельянцев в своей критике религии постепенно приблизилась, как указывает Энгельс, к воззрениям материализма, открыто вступив в конфликт с идеалистической и консервативной системой Гегеля. Она отбросила абсолютную идею Гегеля и провозгласила, что «вне природы и человека нет ничего, и высшие существа, созданные нашей религиозной фантазией, это – лишь фантастические отражения нашей собственной сущности» [1, т. 21, с. 280]. Людвиг Фейербах – глашатай этого нового, материалистического направления – оказал в 40-х годах могучее воздействие на радикальные круги немецкого народа. Он всего больше содействовал формированию демократического движения в Германии, хотя сам относительно мало касался политических проблем, уделяя главное внимание критике религии и идеализма.
Выступив против идеалистической, консервативной системы Гегеля, Фейербах вместе с нею отбросил и самую плодотворную часть философии Гегеля – диалектику, вместо того чтобы материалистически ее переработать. Эта задача оказалась под силу лишь наиболее левой, наиболее революционной части младогегельянского направления, которую с самого начала возглавлял Маркс и которая по сути своей вышла далеко за пределы младогегельянства. Являясь главным редактором «Rheinische Zeitung», Маркс превратил ее в рупор революционной демократии, в защитницу наиболее обездоленных и трудящихся слоев немецкого народа. Именно в 1842 г., как отмечает В.И. Ленин, и наметился «переход Маркса от идеализма к материализму и от революционного демократизма к коммунизму» [3, т. 26, с. 82], происходивший в процессе критики эпигонов младогегельянского движения, утратившего свою былую прогрессивность. В этом переходе к коммунистическим воззрениям Маркс, Энгельс и их соратники отразили интересы наиболее обездоленных слоев германского народа, формирующегося пролетариата, ищущего путей коренного социального преобразования общества.
В борьбе против дворянства и абсолютизма, как показал Энгельс, буржуазия имела известное право считать себя также представительницей интересов различных трудящихся классов. «…Тем не менее при каждом крупном буржуазном движении вспыхивали самостоятельные движения того класса, который был более или менее развитым предшественником современного пролетариата. Таково было движение Томаса Мюнцера во время Реформации и Крестьянской войны в Германии, левеллеров – во время великой английской революции, Бабёфа – во время Великой французской революции. Эти революционные вооруженные выступления еще не созревшего класса сопровождались соответствующими теоретическими выступлениями; таковы в XVI и XVII веках утопические изображения идеального общественного строя, а в XVIII веке – уже прямо коммунистические теории (Морелли и Мабли)» [1, т. 20, с. 17 – 18]. Тем более в начале XIX в.
Таким образом, на самом крайнем фланге философских и политических революций в XVI – XVIII вв. постоянно выступала идеологическая фракция, теоретическая платформа которой в той или иной мере выражала утопические коммунистические устремления предшественников промышленного пролетариата. Такова же была в определенной степени функция утопического социализма и коммунизма в первой половине XIX в. Однако идеологи этих направлений в ряде случаев выступили «как представители интересов исторически порожденного к тому времени пролетариата» [там же, с. 18], не сознавая, впрочем, его действительной исторической миссии.
Возникновение марксизма в предреволюционной Германии 40-х годов явилось наиболее радикальным и последовательным результатом происшедшей в ней философской революции. Учение о развитии, разработанное в абстрактной идеалистической форме Гегелем и оказавшееся весьма трудным орешком как для младогегельянцев, так и для Людвига Фейербаха, только у К. Маркса и Ф. Энгельса стало научным методом познания закономерностей природы, общественной жизни и революционной практики.
Формирование марксистского мировоззрения в середине XIX в. было немыслимо без огромного исторического опыта: социального, политического и идеологического развития в период Французской буржуазной революции XVIII в., революционной классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом во Франции, одним из первых наиболее ярких проявлений которой явились лионские восстания ткачей 1831 – 1834 гг. В самой Германии спустя десятилетие по всей стране прогремело эхо восстания силезских ткачей 1844 г. По мере роста крупной промышленности и установления политического господства буржуазии во Франции и Англии классовая борьба между пролетариатом и буржуазией все более выступала на передний план. В Англии высокого подъема достигло движение чартистов – первой политической организации рабочего класса. Перед лицом этих фактов становилась все более ясной ложность фраз буржуазных идеологов о «тождестве интересов» труда и капитала, о «всеобщей гармонии» и т.п. Среди части интеллигенции и передовых рабочих все большую популярность приобретали направления англо-французского утопического социализма и коммунизма.
В 40-х годах Германия была экономически и политически более отсталой страной по сравнению с Францией и индустриально развитой Англией. В ней были слабо развиты как буржуазия, так и пролетариат, который приобретал лишь самые первые навыки политической борьбы. В черновом наброске «Введения» к «Анти-Дюрингу» Энгельс писал: «Английские и французские социалистические теории приобрели историческое значение и не могли не вызвать отзвук и критику также и в Германии, хотя там производство едва лишь начинало выходить из рамок мелкого хозяйства. Теоретический социализм, образовавшийся теперь не столько в Германии, сколько среди немцев, должен был, следовательно, импортировать весь свой материал…» [1, т. 20, с. 25].
К. Маркс и Ф. Энгельс диалектически обобщили огромный фактический материал из экономической и политической жизни всех ведущих стран Западной Европы и критически переработали теоретические источники: классическую немецкую философию, французский материализм и утопический социализм, воззрения французских историков периода реставрации на классовую борьбу, английскую буржуазную классическую политэкономию, а главное – глубоко осмыслили противоречивый опыт первых классовых боев французского, английского и германского пролетариата.
Великий переворот, произведенный К. Марксом и Ф. Энгельсом в науке и философии, вначале был осуществлен в сфере понимания общественной жизни, поскольку здесь раньше, чем где-либо, произошли эпохальные события, «вызвавшие решительный поворот в понимании истории» [там же]. Что же касается воззрений на природу, то переворот в них мог совершаться «по мере того, как исследования доставляли соответствующий положительный материал…» [там же]. Эта сфера знания стала объектом специальных исследований Энгельса лишь в 50 – 70-х годах, только тогда он смог вплотную приступить к детализации диалектико-материалистического метода познания закономерностей природы.
Одно из величайших открытий Маркса – это материалистическое понимание истории, в научное обоснование и разработку которого большой вклад внес Ф. Энгельс. На место гегелевского идеализма они утвердили материализм, который принципиально отличался как от французского механистического материализма XVIII в., так и от не вполне последовательного, во многом метафизического материализма Фейербаха. В отличие от всех своих предшественников Маркс и Энгельс распространили материализм на объяснение общественных явлений, рассматривая их в соответствии с требованиями диалектического метода, во всем комплексе их взаимоопосредствований, в развитии. Источники социального развития они увидели не в мнимой гегелевской абсолютной идее, а в материальных процессах самой действительности.
Таким образом, разработка Марксом и Энгельсом материалистического понимания истории в значительной мере совпадала с осуществлением другой их задачи – с материалистической переработкой диалектики Гегеля. Значение собственно философской проблематики в великом революционном перевороте, осуществленном К. Марксом и Ф. Энгельсом в области идеологии, исключительно велико.
Английские теоретические источникимарксизма
Англия раньше, чем какая-либо другая страна мира, вступила на путь индустриального капиталистического развития. Именно в Англии раньше, чем во всех других странах, были заложены экономические основы. Во второй половине XVIII в. здесь произошла промышленная революция, которая «произвела полный переворот в гражданском обществе» (Энгельс), породила новые классы, обострив все экономические и социальные противоречия и выдвинув на передний план борьбу двух основных классов буржуазного общества – пролетариата и буржуазии. «Промышленная революция, – писал Энгельс, – имеет такое же значение для Англии, как политическая революция – для Франции, как философская революция – для Германии… Но самым важным детищем… является английский пролетариат» [1, т. 2, с. 256]. Являясь классической страной промышленного переворота, Англия стала родиной буржуазной экономической мысли – классической английской политической экономии, заложившей научные основы анализа экономики буржуазного общества.
К. Маркс в «Капитале» указывает, что политическая экономия как самостоятельная наука возникает в мануфактурный период, а в книге «К критике политической экономии» пишет, что классическая политическая экономия «начинается в Англии с Уильяма Петти, а во Франции с Буагильбера и завершается в Англии Рикардо, а во Франции Сисмонди» [1, т. 13, с. 39]. Характеризуя физиократов и А. Смита как основоположников классической буржуазной политической экономии, К. Маркс подчеркивает, что Рикардо в качестве завершителя классической политической экономии беспощадно сформулировал ее конечные выводы, а Сисмонди дополнил этот итог тем, что выразил ее собственные сомнения, показав ее внутренние противоречия [см. там же, с. 47].
Если главная идея Рикардо состоит в признании безграничного развития производительных сил, буржуазного производства, то основное в учении Сисмонди – мысль о необходимости ограничить буржуазное производство ввиду низкого уровня потребления широких народных масс. Являясь мелкобуржуазным критиком капитализма, Сисмонди видел и его теневые стороны; он доказывал неизбежность при капитализме экономических кризисов, так как потребление постоянно отстает от производства, рост накопления сопровождается уменьшением доходов.
К. Маркс видел в Сисмонди одного из представителей классической политической экономии, положившего начало разложению этой школы, оказавшейся неспособной объяснить многие внутренние противоречия капитализма. Теоретические «сомнения» Сисмонди явились исходным моментом для возникновения различных направлений мелкобуржуазного утопического социализма во Франции и Англии. «Сисмонди, – отмечается в „Манифесте коммунистической партии“, – стоит во главе этого рода литературы не только во Франции, но и в Англии» [1, т. 4, с. 450]. Общим положительным результатом указанных направлений явилось то, что они сумели подметить противоречия в буржуазных производственных отношениях и разоблачить лицемерную апологетику, которой занялись буржуазные экономисты. Однако они защищали дело рабочих с мелкобуржуазных позиций, стремясь восстановить старые средства производства и прежние отношения собственности [см. там же].
В Великобритании левые приверженцы Рикардо сделали социалистические выводы из его трудовой теории стоимости. Заслуга классической политической экономии состояла в том, что она выявила «экономическую анатомию классов» [1, т. 28, с. 427]. Когда К. Маркс и Ф. Энгельс начали закладывать первые, исходные положения своей экономической теории и учения о материалистическом понимании истории, имеющаяся литература по политической экономии уже содержала обильный материал по генезису капиталистического общества, критическому анализу докапиталистических феодальных форм производства и обмена, по критике экономических основ буржуазного общества.
Ф. Энгельс, приехавший в Англию во второй половине ноября 1842 г., уже в первых своих статьях, напечатанных в декабре этого года, ставит вопрос о классах и сословиях в Англии, об их борьбе между собой, о борьбе политических партий, об экономических кризисах. С первых дней пребывания в Англии Энгельс приступил к изучению экономической литературы – трудов А. Смита, Д. Рикардо, Ж.Б. Сэя, Дж. Мак-Куллоха, Дж. Милля и др. Одним из первых результатов этих занятий и явились его замечательные «Наброски к критике политической экономии». И хотя Энгельс позднее отмечал несовершенства этой юношеской работы, в ней уже были намечены отправные моменты критики буржуазной экономической мысли и дан набросок диалектико-материалистической трактовки экономических категорий. Правда, Энгельс еще не проводил грани между классической и вульгарной политическими экономиями, но уже характеризовал А. Смита как Лютера политической экономии [см. 1, т. 1, с. 549] и доказывал, что чем ближе буржуазные экономисты к современности, тем дальше они от честности [см. там же, с. 546 – 547].
Как показал В.И. Ленин, именно Ф. Энгельс был одним из самых первых социалистов, кто оценил всю глубину и значение промышленного переворота в Англии, его воздействие на социальное, политическое и идеологическое развитие страны. На огромном фактическом материале из истории экономического развития Англии Энгельс в другой своей книге – «Положение рабочего класса в Англии», написанной в 1844 – 1845 гг., наглядно показал, как индустриальная революция вызвала коренные изменения во всех сферах жизни английского народа и особенно в условиях жизни и труда рабочего класса. «В своей завершенной классической форме условия существования пролетариата имеются только в Великобритании…» [1, т. 2, с. 238].
Опираясь на богатый опыт английского рабочего движения и в особенности движения чартистов – этой первой политической организации рабочих Англии, Энгельс дал научный обзор основных фаз развития рабочего движения, показал значение стачек и профессиональных союзов как важнейших орудий экономической борьбы рабочих, обосновал необходимость политической организации рабочих, создания их революционной партии, соединения социалистической теории и рабочего движения, завоевания пролетариатом политической власти с целью проведения в стране социалистических преобразований.
Экономическое и социальное развитие Англии дало Марксу обильный материал для разработки его философских, экономических и политических воззрений. Такие его труды, как «Экономическо-философские рукописи 1844 года», «Нищета философии», а также написанная совместно с Энгельсом «Немецкая идеология», показывают ту большую роль, которую сыграл исторический опыт Англии в формировании его философских и экономических взглядов.
Работы К. Маркса и Ф. Энгельса 40-х годов свидетельствуют также и о непосредственном глубоком изучении основоположниками марксизма истории экономического развития европейских стран, и в первую очередь Англии, о начатой ими серьезной научной критике представителей английской буржуазной экономической мысли. Фактический материал по истории экономического развития являлся прочным базисом для разработки и научного обоснования материалистического понимания истории. Однако выводы из анализа уже существовавших буржуазных экономических учений были не менее важны. Говоря о выступлении на научном поприще немецкой пролетарской партии, Энгельс впоследствии писал: «Все содержание ее теории возникло на основе изучения политической экономии…» [1, т. 13, с. 490]. Политическая экономия послужила для К. Маркса и Ф. Энгельса также и критическим объектом при разработке диалектико-материалистического метода.
В Англии получили широкое распространение идеи утопического социализма и коммунизма, которые в первую очередь связаны с деятельностью Роберта Оуэна и его приверженцев. Энгельс высоко оценил в 1843 – 1845 гг. их пропагандистскую и просветительскую работу среди английских рабочих. В этот период он изучал произведения английских, французских и немецких социалистов и дал им первую критическую оценку. Однако он, как и Маркс, постоянно подчеркивал, что родиной социалистических и коммунистических идей является Франция, где революции развивались наиболее радикально и в передовых рядах некоторых из них уже сражались французские рабочие.
Французские теоретические источникимарксизма
«Следует признать, – писал К. Маркс в 1844 г., – что немецкий пролетариат является теоретиком европейского пролетариата, подобно тому как английский является его экономистом, а французский – его политиком» [1, т. 1, с. 444]. Активное участие французских рабочих в революционном движении своей страны и энергичные поиски ими социалистической теории выдвинули их в авангард европейского пролетариата.
В отличие от английских рабочих французский пролетариат как класс находился на более низкой ступени развития. Во Франции первой половины XIX в. еще преобладали мануфактура, домашнее производство и мелкое ремесло. Крупная промышленность стала здесь завоевывать себе позиции лишь во второй половине XIX в. Рабочий класс Франции и в социальном отношении созрел еще недостаточно: в его составе преобладали ремесленники-подмастерья, занятые в легкой и пищевой промышленности, строительные рабочие. Однако отличительной чертой французского пролетариата являлось то, что начиная чуть ли не с буржуазной революции конца XVIII в. он постоянно являлся решающей силой революционного движения. Своим участием он определял победу многих народных выступлений. Во всех трех буржуазных революциях – 1789, 1830 и 1848 г. – французский пролетариат понес наибольшие жертвы и на своем собственном опыте убеждался в иллюзорности, лживости деклараций французской буржуазии о том, что с победой революции в стране воцарятся свобода, равенство и братство.
Революции во Франции, которые, по словам К. Маркса, происходили в классически резко выраженной форме, уже в XVIII в. породили наиболее радикальные демократические и коммунистические воззрения. В свою очередь истоки последних восходили к просветительским идеям, которые именно во Франции получили классическое развитие, непосредственно подготовив буржуазную революцию XVIII в. В.И. Ленин показал, что в течение всей новейшей истории Европы и особенно в конце XVIII в. «во Франции, где разыгралась решительная битва против всяческого средневекового хлама, против крепостничества в учреждениях и в идеях, материализм оказался единственной последовательной философией, верной всем учениям естественных наук, враждебной суевериям, ханжеству и т.п. Враги демократии старались поэтому всеми силами „опровергнуть“, подорвать, оклеветать материализм и защищали разные формы философского идеализма…» [3, т. 23, с. 43]. В книге «Святое семейство» К. Маркс указал на ту логическую связь, которая неразрывно соединяла материализм с социализмом и коммунизмом. Он писал, что одно из направлений французского материализма «вливается непосредственно в социализм и коммунизм» [1, т. 2, с. 145].
Говоря об истоках современного социализма, марксизма, Ф. Энгельс указывал, что он в первую очередь является результатом наблюдения таящихся в буржуазном обществе классовых противоположностей и царящей в производстве анархии. «Но по своей теоретической форме, – продолжал далее Энгельс, – он выступает сначала только как дальнейшее и как бы более последовательное развитие принципов, выдвинутых великими французскими просветителями XVIII века. Как всякая новая теория, социализм должен был исходить прежде всего из накопленного до него идейного материала, хотя его корни лежали глубоко в экономических фактах» [1, т. 20, с. 16].
Философский материализм как высший результат эпохи Просвещения стал одним из источников философских воззрений К. Маркса и Ф. Энгельса. Но они не остановились на материализме XVIII в., а обогатили философию, как писал В.И. Ленин, «приобретениями немецкой классической философии, особенно системы Гегеля, которая в свою очередь привела к материализму Фейербаха. Главное из этих приобретений – диалектика…» [3, т. 23, с. 43].
Другим важным источником, питавшим передовую мысль, были социалистические и коммунистические идеи, получившие наиболее широкое развитие во Франции в 30 – 40-х годах. Уже в ходе Французской буржуазной революции конца XVIII в. трудящиеся массы могли убедиться, что буржуазный мир, заменивший один вид эксплуатации другим, так же «неразумен», как феодализм и все прежние общественные порядки. Противоречия между богатыми и бедными еще больше обострились, «свобода собственности» от феодальных оков оказалась для многих мелких буржуа и крестьян свободой от собственности, чистоган все больше становился единственным связующим элементом буржуазного общества, обрекающего трудящиеся массы на нищету и страдания. «Различные социалистические учения немедленно стали возникать, как отражение этого гнета и протест против него» [там же, с. 46].
Если во время Французской буржуазной революции 1789 г. выдвинутая Бабефом первая коммунистическая теория носила по необходимости аскетически суровый, спартанский характер, то системы утопического социализма Сен-Симона и Фурье стремятся более полно отразить возникшие новые потребности. Выступив в начале XIX в., когда во Франции еще отсутствовала крупная промышленность и когда сама противоположность между буржуазией и пролетариатом была еще не очень развита, Сен-Симон и Фурье не могли указать реальные пути устранения социальных зол и создания нового общества. Они оставались утопистами, возлагавшими свои надежды на изобретение наиболее совершенной системы общественного устройства и на апелляции к имущим классам и к сильным мира сего. В работах Сен-Симона, наряду с основным социалистическим направлением, дает себя еще чувствовать буржуазная тенденция [см. 1, т. 20, с. 18].
Однако гениальная широта взглядов проявляется у Сен-Симона при постановке им социологических проблем. Он – один из первых, кто пришел к мысли о том, что в основе всякой политики лежит экономика, которая в будущем полностью поглотит политику, что «политическое управление людьми должно превратиться в распоряжение вещами и в руководство процессами производства…» [1, т. 19, с. 196]. Эти, как и многие другие, положения Сен-Симона получили затем научную разработку в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса по вопросам материалистического понимания истории и научного коммунизма. У Сен-Симона, отмечает Энгельс, содержатся «в зародыше почти все не строго экономические мысли позднейших социалистов…» [там же].
Так же как у Сен-Симона, в трудах Фурье можно обнаружить глубочайшие мысли об историческом развитии. Он, в частности, подразделяет предшествующий исторический процесс на четыре стадии: дикость, патриархат, варварство, цивилизация; последняя ступень у него совпадает с эпохой господства буржуазии. Эта периодизация была принята научной литературой по этнографии; ею пользуется и Энгельс в своей книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Однако главное достоинство Фурье – в глубокой и талантливой критике буржуазного общества с его строем семейных отношений, с его политическими учреждениями, с его льстивыми и лживыми идеологами, – всех его сторон, как, например, сферы торговли с ее спекулятивными плутнями и т.д. Фурье, как и Сен-Симон, высказал ряд гениальных догадок о будущем обществе – об уничтожении противоречий между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, которые обрели в работах основоположников марксизма всестороннее научное обоснование.
Впоследствии, обращая на это внимание, В.И. Ленин писал, что утопический социализм «не умел ни разъяснить сущность наемного рабства при капитализме, ни открыть законы его развития, ни найти ту общественную силу, которая способна стать творцом нового общества» [3, т. 23, с. 46]. Однако заслуга великих представителей утопического социализма заключалась в том, что они вплотную подошли к тем существенно новым воззрениям, которые выдвигало общественное развитие в первой половине XIX в. Одной из таких идей была идея о делении общества на классы и о классовой борьбе. Сен-Симон, на глазах которого происходили ожесточенные столкновения представителей различных сословий и классов в период буржуазной революции 1789 г., одним из первых сумел в 1802 г. сделать гениальное открытие: «Французская революция была классовой борьбой, и не только между дворянством и буржуазией, но также между дворянством, буржуазией и неимущими…» [1, т. 19, с. 196]. Но у Сен-Симона это положение не стало общим руководящим принципом при подходе ко всему историческому процессу. Отмечая коренные пороки утопического социализма, Маркс и Энгельс уже в середине 40-х годов обращали внимание, в частности, на подмену научного анализа моральным осуждением безнравственности эксплуатации.
Правда, исторические воззрения Сен-Симона оказали решающее влияние на одного из крупнейших историков периода Реставрации – О. Тьерри, который более широко рассмотрел борьбу классов и роль народных масс в историческом процессе [см. 13, т. II, с. 648 – 653]. Он особенно резко подчеркнул роль интереса больших групп людей как источник, как двигатель исторического творчества. На той же позиции стояли и другие видные французские историки – Минье и Ф. Гизо, утверждавшие, что господствующие интересы направляют ход социального развития, что социальное положение людей, отношение различных классов определяют характер управления обществом [см. там же].
Однако историки периода Реставрации не могли связать существование классов с определенными историческими эпохами в развитии производства и производственных отношений. Возникновение классов они в принципе обосновали завоеванием одного народа другим, в частности норманнским завоеванием, в результате которого завоеватели-де стали господствующим классом, а побежденные – угнетенным классом. Эта идеалистическая теория получила широкое распространение в буржуазной историографии. Другим недостатком этой школы является то, что, будучи буржуазными историками, ее представители распространяли классовую борьбу на эпохи, предшествующие господству буржуазии; революционную же борьбу пролетариата против буржуазии они не считали закономерной [см., в частности, 1, т. 7, с. 218 – 223]. В этом более всего проявилась буржуазная ограниченность историков периода Реставрации, которые, подчиняясь своим классовым интересам, обнаружили вместо свойственной им исторической прозорливости своекорыстную близорукость.
Между тем Франция 40-х годов XIX в. по богатству форм классовой борьбы, по разнообразию классов, партий и их печатных органов, по объему и четкости революционного опыта поистине являлась классической лабораторией революционной мысли. «Франция, – писал Энгельс, – та страна, в которой историческая классовая борьба больше, чем в других странах, доходила каждый раз до решительного конца. Во Франции в наиболее резких очертаниях выковывались те меняющиеся политические формы, внутри которых двигалась эта классовая борьба и в которых находили свое выражение ее результаты» [1, т. 21, с. 258 – 259]. Именно здесь во время революции 1789 г. был полностью разгромлен феодализм и основано «чистое господство буржуазии с такой классической ясностью» [там же, с. 259], как ни в одной другой стране. То же самое можно сказать и о происходившей здесь борьбе пролетариата против господствующей буржуазии.
Этим следует объяснить, подчеркивает Энгельс, почему Маркс с особым предпочтением изучал всю прошлую историю Франции, но с такой же тщательностью следил за ее текущей историей [см. там же]. Известно, что К. Маркс открыл великий закон исторического движения – закон классовой борьбы, определяемой экономическим положением классов, характером и способом производства, в первую очередь на историческом опыте классовой борьбы и революций во Франции. Это запечатлено в Крейцнахских тетрадях К. Маркса 1843 года, в его выписках и конспектах 1844 – 1845 гг., в таких работах, как «К еврейскому вопросу», «Святое семейство» и во многих других.
Исторический опыт Франции дал Марксу фактический материал для выдвижения идей о всемирно-исторической роли пролетариата, о революции, о значении революционной диктатуры в деле доведения революции до победного конца, о месте революционной партии в этом процессе, о позиции различных классов и их партий в ходе революции. Все эти положения, теоретически разработанные и обоснованные как краеугольные принципы научного коммунизма, в свою очередь обогащали марксизм как цельное философское мировоззрение революционного пролетариата.
В.И. Ленин в классической работе «Три источника и три составных части марксизма» подчеркнул, что учение Маркса есть «законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма» [3, т. 23, с. 43]. Было бы неверно понимать это ленинское положение в том смысле, будто философский теоретический источник сыграл роль только в формировании философии К. Маркса и Ф. Энгельса, политэкономический источник – только в становлении пролетарской политической экономии, а утопический социализм послужил источником исключительно лишь при создании теории научного коммунизма, причем содержание каждого из этих источников ограничивалось в своей важной для основоположников марксизма части только тем, что было достигнуто именно в XIX в. Формирование марксизма происходило весьма сложным путем, и В.И. Ленин в указанной работе выделяет лишь самые главные и наиболее существенные вехи этого пути. В статье «Задачи союзов молодежи» В.И. Ленин следующим образом выразил мысль о связи марксизма с предшествующим развитием знаний: «Образцом того, как появился коммунизм из суммы человеческих знаний, является марксизм» [3, т. 41, с. 303].
Вместе с тем из прежней философии К. Маркс и Ф. Энгельс почерпнули стимулы к созданию не только общей теории диалектики, но и учения о законах общественной жизни, использовав, например, уроки анализа отчуждения Гегелем, Фейербахом и Гессом. Утопический социализм поставил не только сам вопрос о будущем устройстве свободного от эксплуатации общества, но и диалектическую проблематику, столь значительную, например, в учении Фурье о социальных противоречиях, и Оуэна – о моральной структуре личности. А в концепциях классиков буржуазной политической экономии «рациональным зерном» были не только идеи трудовой теории стоимости, но и само усиленное внимание к экономической основе, а также невольно обнаруженные ими противоречия общественной жизни, которые требовали теперь и философского углубления, и осмысления.
Определенную роль в формировании теоретических источников марксизма в целом и марксистской философии в частности сыграли труды французских историков эпохи Реставрации – Тьерри, Гизо и Минье, а отчасти и польского революционного демократа – эмигранта И. Лелевеля, которые вплотную подводили к идее о борьбе классов как движущей силе исторического процесса. Взгляды французского утопического коммуниста Т. Дезами сыграли как бы роль посредствующего звена между его предшественниками – французскими утопистами-коммунистами XVIII в. – и К. Марксом. Именно ознакомившись с идеями Дезами, К. Маркс обратил внимание и на зачатки материалистического понимания общественной жизни у Фурье. Его внимание привлекли и политические идеи Вейтлинга, в своих мечтаниях о будущем уповавшего на великую роль рабочего класса. Как мы знаем, большой интерес К. Маркса и Ф. Энгельса вызвала вся история прежнего материализма, в особенности французского материализма XVIII в.
Изучение истории политической и освободительной борьбы прошлых веков и истории экономических и социалистических теорий вновь и вновь ставило перед Марксом и Энгельсом общие вопросы: какова в принципе зависимость теорий от общественных процессов и массовых движений? Чем обусловлены их возникновение, характер и воздействие на реальную жизнь? И, наконец, самое главное: каков подлинный и самый верный путь уничтожения кричащего социального неравенства и несправедливости, путь освобождения трудящихся от угнетения и эксплуатации? Результаты пытливого изучения Марксом и Энгельсом того «мыслительного материала», который они почерпнули в перечисленных выше теоретических источниках формирования их собственного мировоззрения, были использованы ими в целях получения научных ответов на поставленные ими вопросы, однако из самого этого «материала» искомые ответы получены быть не могли и диалектический и исторический материализм из содержания этого «материала» дедуцирован быть не мог: требовалось создать качественно новое учение.
Отношение К. Маркса и Ф. Энгельса к предшествовавшей им теоретической мысли отчетливее всего выявляется через анализ их собственных произведений 40-х годов XIX в., что и будет показано в последующих главах настоящей книги.
Не раз выдающиеся мыслители прошлого провозглашали свершение ими коренного переворота в умах людей, своего рода духовной революции. В определенной мере на самом деле можно считать просветительский материализм идейной предпосылкой буржуазной политической революции XVIII в. во Франции, сыгравшей революционную роль в преобразовании умов. Позднее просветитель Фейербах заявлял, что его философия осуществляет революцию в умах, положив конец всему прежнему теоретизированию. Эти примеры можно умножить. Но ни один из этих действительных или воображаемых качественных перерывов в историко-философской постепенности не может быть поставлен в ряд с тем глубочайшим преобразованием философского мышления, которое было осуществлено Марксом и Энгельсом. И это преобразование, будучи подлинно революционным переворотом, обладает в полном смысле этого слова диалектическим характером: философия марксизма «снимает» всю старую философию, сохраняя и перерабатывая ее «рациональные зерна» и в то же время совершая подъем на исключительный для тех времен уровень мысли.
Ранние организации пролетариеви возникновение марксизма
Маркс и Энгельс с самого начала их участия в революционном пролетарском движении рассматривали коммунизм не как некую «доктрину» самое по себе, а как реально существующее революционно практическое движение масс. «Единство революционной теории и революционной практики» – таков девиз всей их деятельности в коммунистическом движении.
Уже в «Немецкой идеологии», в которой К. Маркс и Ф. Энгельс в 1845 – 1846 гг. впервые изложили свою концепцию материалистического понимания истории, было прямо сказано: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние» [1, т. 3, с. 34]. Условием существования этого движения основоположники марксизма считали наличие массы людей, живущих только своим трудом, отрезанной от капитала, но им все более эксплуатируемой. Коммунизм, говорил Ф. Энгельс, есть движение, его глубинной предпосылкой является не та или иная философия при всем возможном значении последней, а весь предшествующий ход исторического развития народов и в особенности фактические результаты развития современных цивилизованных стран. Коммунизм – следствие крупной промышленности и ее спутников: мирового рынка и безудержной конкуренции, мировых экономических кризисов, формирования пролетариата и концентрации капитала, вытекающей отсюда классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией. «Коммунизм, поскольку он является теорией, есть теоретическое выражение позиции пролетариата в этой борьбе и теоретическое обобщение условий освобождения пролетариата» [1, т. 4, с. 282].
С самого начала своей революционно-коммунистической деятельности К. Маркс и Ф. Энгельс стремились поэтому тесным образом связаться с борьбой рабочего класса, наиболее активно участвовать в рабочем движении своего времени. Приехав в конце 1842 г. в Англию, Ф. Энгельс стал принимать живое участие в чартистском движении английского пролетариата и установил контакты с деятелями немецкого рабочего движения, проживавшими в Лондоне (К. Шаппером, И. Моллем и др.). Прибыв в конце 1843 г. в Париж, К. Маркс начинает активно посещать собрания французских рабочих и заседания немецких ремесленников – приверженцев утопического коммунизма. Он устанавливает связи с вожаками тайных коммунистических организаций рабочих, не вступая формально в их члены. Это объяснялось, в частности, тем, что почти все они разделяли воззрения грубого уравнительного коммунизма и придерживались заговорщической тактики. По этой же причине К. Маркс не вступил в тайную коммунистическую организацию немецких рабочих – Союз справедливых, хотя продолжал поддерживать самые тесные дружеские контакты с его руководителями, проживавшими в Париже.
Определяя свое отношение к различным направлениям утопического социализма и коммунизма, К. Маркс и Ф. Энгельс считали себя наиболее связанными с представителями французского и немецкого рабочего движения. Объясняя в предисловии к английскому изданию (1888) «Манифеста Коммунистической партии», почему они назвали этот манифест коммунистическим, а не социалистическим, Энгельс отмечал, что социалисты являлись людьми, стоящими вне рабочего движения и искавшими поддержки скорее у имущих классов. Естественно, что это отдаляло Маркса и Энгельса от социалистов. Социализм в 1847 г., по определению Энгельса, был буржуазным движением, а коммунизм – движением рабочего класса. «…Та часть рабочего класса, – писал он, – которая убедилась в недостаточности чисто политических переворотов и провозглашала необходимость коренного переустройства общества, называла себя тогда коммунистической. Это был грубоватый, плохо отесанный, чисто инстинктивный вид коммунизма; однако он нащупывал самое основное и оказался в среде рабочего класса достаточно сильным для того, чтобы создать утопический коммунизм: во Франции – коммунизм Кабе, в Германии – коммунизм Вейтлинга» [1, т. 21, с. 367].
Как известно, Союз коммунистов возник в 1847 г. на основе слияния Союза справедливых – коммунистической организации немецкого рабочего движения – и теоретического коммунистического направления, возникшего в результате распада гегелевской философии. «Манифест Коммунистической партии», писал Энгельс, «знаменует собой слияние обоих течений, слияние, которое было завершено и скреплено неразрывными узами в горниле революции, когда все они, и рабочие, и бывшие философы, одинаково рисковали своей жизнью во имя общего блага» [1, т. 22, с. 250].
С выходом в свет «Манифеста Коммунистической партии» в основном заканчивается период формирования марксизма как диалектико-материалистического мировоззрения и начинается эпоха соединения его с рабочим движением европейских стран и США, которая завершается в 90-х годах XIX в. идейной победой марксизма над всеми другими идеологическими направлениями внутри рабочего движения.