Второе требование — признание не на словах только, но и на деле «святости» материнства. Общество обязано во всех формах и видах расставить на пути женщины «спасательные станции», чтобы поддержать её морально и материально в наиболее ответственный период её жизни.
Наконец, чтобы более свободные отношения не несли за собою «ужаса опустошения» для женщины, необходимо пересмотреть весь моральный багаж, каким снабжают девушку, вступающую на жизненный путь.
Всё современное воспитание женщины направлено на то, чтобы замкнуть её жизнь в любовных эмоциях. Отсюда эти «разбитые сердца», эти поникшие от первого бурного ветра женские образы. Надо распахнуть перед женщиной широкие врата всесторонней жизни, надо закалить её сердце, надо бронировать её волю. Пора научить женщину брать любовь не как основу жизни, а лишь как ступень, как способ выявить своё истинное Я. Пусть и она, подобно мужчине, научится выходить из любовного конфликта не с помятыми крыльями, а с закалённой душою. «Уметь в любую минуту сбросить прошлое и воспринимать жизнь, будто она началась сегодня» — таков был девиз Гёте. Уже брезжит свет, уже намечаются новые женские типы так называемых «холостых женщин», для которых сокровища жизни не исчерпываются любовью. В области любовных переживаний они не позволяют жизненным волнам управлять их челноком; у руля опытный кормчий — их закалённая в жизненной борьбе воля. И обывательское восклицание «У неё есть прошлое!» перефразируется холостой женщиной: «У неё нет прошлого — какая чудовищная судьба!»
Пусть не скоро ещё станут эти женщины явлением обычным, пусть ещё не завтра наступит сексуальный порядок — дитя более совершенного социального уклада, пусть не сразу прекратится затяжной кризис пола, уступая место «морали будущего», дорога найдена, вдали заманчиво светлеет широко раскрытая заповедная дверь…
Революция быта[137]
Что быт меняется на наших глазах, признаёт каждый, кто умеет видеть и наблюдать. За четыре года хозяйничанья рабочих подорваны самые корни векового бесправия женщин. С одной стороны, трудреспублика мобилизует женщину на производительный труд, с другой — она организует быт на новых началах, закладывающих фундамент коммунизма, воспитывает коллективистические навыки, привычки, понятия и взгляды.
Мы знаем, что одна из основ новой системы производства при рабочей диктатуре — это организация потребления. Но регулировка потребления означает не только учёт потребителей, не только равномерность распределения продуктов, но и организацию потребления на новых коммунистических началах. Начиная с весны 1918 года повсеместно в городах трудовая республика переходит к принципу общественного питания. Советские столовые, даровые обеды для малолетних вытесняют семейное домоводство. Развитию и широкой постановке дела общественного питания мешает наша бедность, ограниченность продуктами. Аппараты созданы, каналы, по которым из общего центра должны растекаться продукты народного питания, готовы, но нечего через них пропускать…
…Тем не менее при всей своей неудовлетворительности, при том, что наши столовые из рук вон плохи, что продуктов нет, а те, какие есть, неумело используются, общественное питание внедряется в представление городского населения как необходимый фактор бытия. В Петрограде в 1919—1920 годах почти 90 % всего населения числится на общественном питании. В Москве свыше 60 % населения приписаны к столовым; в 1920 году 12 миллионов городского населения, включая детей, драк или иначе обслуживались, органами общественного, питания. Само собой разумеется, что уже один этот факт влечёт за собой значительное изменение в «быте», в условиях существования женщины. Кухня, закабалявшая женщину ещё в значительно большей мере, чем материнство, перестаёт быть необходимым условием существования семьи. Правда, она играет ещё значительную роль в переходный период, пока идёт только развёрстка вех на пути к коммунизму, пока ещё не изжиты буржуазные формы общежития и не изменены в корне основы народного хозяйства. Но всё же и в этот переходный период домашний очаг начинает оттесняться на второй план, он превращается лишь в подспорье, в дополнение к общественному питанию постольку, поскольку наша бедность, разруха, голод не позволяют нам поднять советские столовые на должную высоту. Каждая работница начинает сознавать, сколько часов сберегает ей готовый советский обед, и ропщет лишь на столовые за то, что обеды эти недостаточно сытны и питательны, что хочешь — не хочешь, а приходится добавлять, «приваривать». Будь общественное питание лучше, едва ли бы нашлось много любительниц стоять над плитою. Ведь если при буржуазном строе женщина так хлопотала о том, чтобы угодить своей готовкой кормильцу-мужу, то именно потому, что муж являлся в самом деле кормильцем. В трудовом же государстве, где женщина признана самостоятельной единицей и гражданкой, едва ли найдётся много любительниц возиться часами над плитою, чтобы заслужить благорасположение супруга. Пусть мужчина научится ценить и любить женщину не за то, что она хорошо месит тесто, а за то, что в ней есть привлекательного, за её личные свойства, за её человеческое «я»… «Отделение кухни от брака» — великая реформа, не менее важная, чем отделение церкви от государства, по крайней мере — в исторической судьбе женщины. Разумеется, что отделение это ещё далеко не законченный факт, но важно уже и то, что трудовая республика, намечая на опыте линию развития своих хозяйственных форм, должна была прибегнуть к общественному питанию как форме потребления наиболее экономичной и целесообразной, требующей наименьшей затраты живого труда, топлива и продуктов, с первых месяцев революции. Чем затруднительнее было хозяйственное положение республики, тем настоятельнее вставала необходимость организации общественного питания.
На изменение быта, а следовательно, и условий существования женщины, оказывают влияние также созданные трудовой республикой новые жилищные условия. Общежития, дома-коммуны для семейных и особенно для одиноких получают широкое распространение. Ни в одной другой стране нет такого количества общежитий, как в трудовой республике. И заметьте, каждый стремится поселиться в доме-коммуне. Не из «принципа», разумеется, не из убеждения, как это делали утописты в первой половине ⅩⅨ века, следуя учению Фурье, организуя нежизнеспособные, искусственные «фаланстеры», а потому, что жить в доме-коммуне много удобнее, сподручнее. Дома-коммуны всегда лучше оборудованы, чем частные квартиры; они обеспечены топливом, освещением. В них нередко имеется куб с кипятком, центральная кухня. Уборка производится профессиональными уборщицами. При некоторых домах имеется центральная прачечная, при других ясли или детский сад. Чем острее даёт себя чувствовать разруха хозяйства, недостаток топлива, плохо действующие водопроводы, отсутствие керосина, тем настойчивее стремление поселиться в доме-коммуне, в общежитии. Обитателям домов-коммун завидуют все, кто живёт на частных квартирах. Список кандидатов в общежития постоянно удлиняется.
Разумеется, дома-коммуны ещё далеко не вытеснили частные квартиры; подавляющее большинство городского населения всё ещё довольствуется жизнью при условии индивидуального хозяйства и семейного домоводства. Но великий шаг вперёд то, что семейное домоводство перестаёт быть нормой жизни. Пусть даже под давлением тяжёлых хозяйственных условий стремятся семьи и одинокие люди селиться в общежитиях; важно само по себе сознание, что если даже при самых неблагоприятных условиях дом-коммуна имеет ряд преимуществ, то естественно, что при расцвете производства, когда будет возможность поставить общежития на высоту, они будут выдерживать конкуренцию с неэкономичными, требующими большей затраты женского труда, частно-семейными хозяйствами. Сознанием преимуществ общежитий особенно проникаются женщины; вся та часть, которой приходится совмещать семью и работу. Для этих трудящихся женщин дом-коммуна — величайшее благодеяние, спасение. Силы женщины сберегаются профессиональной уборщицей, общей кухней, центральной прачечной, тем, что дом снабжён светом, топливом, кипятком. Каждая трудящаяся женщина желала бы сейчас одного — чтобы таких домов было как можно больше и чтобы они полнее исчерпывали все стороны бесплодного, съедающего силы женщины домоводства.
Конечно, и сейчас ещё есть женщины, упорно цепляющиеся за прошлое; это обычный тип «жён», для которых вся жизнь сосредоточена вокруг плиты. Эти законные содержанки своих мужей (нередко жёны ответственных работников) и сейчас даже в домах-коммунах ухитряются обращать свою жизнь в служение печному горшку…
Но не за ними будущее. Эти бесполезные для трудового коллектива существа обречены историей на неизбежное вымирание по мере того, как по всему хозяйственному фронту будет утверждаться строительство коммунистического быта.
Дома же коммуны, что подтверждает опыт нашей революции, не только разрешают наиболее целесообразно с точки зрения городского хозяйства жилищный вопрос, но бесспорно облегчают жизнь трудящихся женщин, создавая условия, при которых женщина может в современный переходный момент совмещать семью и профессиональную работу.
С ростом числа общежитий разнообразного типа и на различные потребности и вкусы неизбежно и естественно будет отмирать семейное домоводство; с отмиранием же индивидуального хозяйства, замкнутого в рамках обособленной квартиры, ослабеют основные скрепы современной буржуазной семьи. Перестав быть потребительной единицей, семья в современном её виде не сможет существовать… Она распадётся, упразднится. Но пусть это утверждение не пугает приверженцев буржуазной семьи с её индивидуальным хозяйством, её эгоистически-замкнутым мирком. В переходный период от капитализма к коммунизму, в эпоху диктатуры рабочего класса идёт ещё ожесточённая борьба между формами общественного потребления и частно-семейными хозяйствами. До победы первого ещё, к сожалению, далеко. Ускорить эту победу может лишь сознательное отношение к данному вопросу со стороны наиболее заинтересованной части населения — трудящихся женщин…