Как известно, Р. Люксембург часто критиковала марксизм, но какой? Прежде всего, марксизм «ортодоксальный», т. е. опошленный и извращенный теоретиками и идеологами немецкой социал-демократии во главе с Э. Бернштейном и К. Каутским. При этом она всегда опиралась на аутентичный и революционный марксизм его основателей. Так, Р. Люксембург часто насмехалась над попытками Э. Бернштейна, а позднее и К. Каутского критиковать взгляды Маркса с позиций сугубо эволюционного понимания истории и вытекающего отсюда «врастания» буржуазного общества в социализм. Она называла такой марксизм «эрзац-марксизмом». По ее мнению, социализм, который вырастает из сглаживания противоречий буржуазного общества, может быть лишь социализмом утопическим, созерцательным, а не реальным пролетарским социализмом. Указывая на растущую стену, разделяющую капитализм и социализм, Р. Люксембург говорила: «Только удар молота революции, т. е. захват политической власти пролетариатом, может разрушить эту стену»74. Эти слова во многом подтвердились историей. Права современный исследователь ее творчества А. О. Семенова, считающая, что уже в своей первой крупной работе «Социальная реформа или революция?» Р. Люксембург «приходила к выводу о том, что взгляды Э. Бернштейна фактически находятся в коренном противоречии со всем ходом развития теории научного социализма»75.
Не менее остро Р. Люксембург критиковала взгляды К. Каутского на историю, революцию и социализм. По ее мнению, он, рассматривая эти вопросы, часто забывал, что историю творят массы людей своей реальной борьбой за лучшую жизнь. Поэтому сугубо «статистические» методы подхода к истории, обществу и революции, которые К. Каутский использовал в своих теоретических работах, свидетельствовало лишь о полном непонимании им реальной диалектики общественной жизни. Например, анализируя «русские проблемы», связанные с осуществлением Октябрьской революцией, Р. Люксембург писала, что уже само ее начало, есть «пощечина здешней социал-демократии и всему спящему Интернационалу. Каутский, разумеется, не нашел ничего лучшего, чем доказывать статистически, что социальные условия России еще не созрели для диктатуры пролетариата! Достойный «теоретик» Независимой социал-демократической партии! Он позабыл, что «статистически» Франция в 1789 г., а также и в 1793 г. была еще менее созревшей для господства буржуазии»76. В свою очередь, Р. Люксембург была убеждена, что живая диалектика истории, вопреки абстрактным рассуждениям и количественным аргументам «кабинетных теоретиков», постоянно делает «невозможное» возможным. Так, Октябрьская революция, по ее мнению, «узаконила себя тем единственным путем, которым узаконивает себя любое необходимое движение истории: борьбой и победой»77.
Наиболее подробно свое отличие от позиции теоретиков и идеологов 2-го Интернационала Р. Люксембург обосновывала в своем докладе на Учредительном съезде Коммунистической партии Германии в конце декабря 1918 года. На мой взгляд, ее рассуждения о революционном марксизме в этом докладе в силу их актуальности заслуживает более пристального внимания, чем это делалось до сих пор.
Напомню, что главный тезис, который она обосновывает в этом докладе, состоял в том, что в начале двадцатого века, как это ни парадоксально, необходимо возвратиться ко временам Манифеста коммунистической партии. Спрашивается почему? Прежде всего, потому, что в нем была выдвинута конкретная программа мер социалистического преобразования буржуазного общества, которая после 1848 года, оказалась преждевременной, а теперь семьдесят лет спустя, становится вполне реальной. Дело в том, что Германия, выходя из первой мировой войны, столкнулась у себя с революционной ситуацией и тем самым вплотную подошла к возможности осуществить социалистическую программу, выдвинутую в свое время Манифестом Маркса и Энгельса.
Рассматривая логику рассуждений Р. Люксембург, следует учитывать, что от социалистической программы Манифеста временно отказались сами его авторы, заявив, что она требует переосмысления и уточнения в связи с «огромным развитием крупной промышленности» во второй половине 19 века, с противоречивым опытом Парижской коммуны, наконец, с появлением массовых рабочих партий, начавших использовать выборы для завоевания значительного количества мест в буржуазных парламентах. Как известно, в последнем особенно преуспела германская рабочая партия, увеличившаяся до одного миллиона человек и проведшая в буржуазный парламент своих представителей. К сожалению, политические успехи этой партии породили у ее руководства иллюзию универсальности и всемогущества парламентской формы борьбы. В итоге, социализм, как конечная цель пролетариата отодвигался им в неопределенное будущее. Формула Э. Берштейна: «Цель - ничто, движение - все!» лаконично выразила суть такого похода.
Левые социал-демократы и, прежде всего, сама Р. Люксембург, конечно, не могли согласиться с такой абсолютизацией парламентаризма как одного из многих методов классовой борьбы рабочего класса. Они назвали его «лишь парламентаризмом», или более жестко «парламентским кретинизмом», который часто игнорировал или искажал подлинные интересы трудящихся. Особенно наглядно порочность этого метода выявилась с началом Первой мировой войны, когда социал-демократические парламентарии различных стран, вопреки антивоенным решениям конгрессов 2-го Интернационала, отказались от интернациональной политики рабочего класса, поддержав своим голосованием военную политику правительств, развязавших войну. В итоге крушение 2-го Интернационала стало реальностью.
Революционная ситуация, возникшая в Германии после ее поражения в этой войне, стала еще одним доказательством такого крушения. Отсюда и возникла историческая необходимость перехода от прежней политики «лишь парламентаризма» к революционной политике, которая провозглашалась в Манифесте коммунистическом партии семьдесят лет назад. Р. Люксембург объясняла эту ситуацию следующим образом: «... Историческая диалектика привела к тому, что сегодня мы возвращаемся к той точке зрения, от которой Маркс и Энгельс впоследствии отказались, как от ошибочной. Они имели на это серьезные основания. Развитие капитализма, происшедшее с тех пор, привело нас к тому, что то, что тогда было ошибкой, ныне стало истиной. И сегодня наша непосредственная задача - выполнить то, перед чем Маркс и Энгельс стояли в 1848 г.»78.
Доказывая актуальность постановки конкретных задач социализма, заложенных в Манифесте, Р. Люксембург поясняла, что они, как это ни парадоксально, намного обогнали свое время. Это относится, прежде всего, к таким, например, радикальным мерам, как необходимость взятие рабочими политической власти, увеличение числа государственных фабрик, экспроприация земельной собственности, отмена права наследования, высокий прогрессивный налог на доходы, обязательность труда для всех трудоспособных членов общества, общественное воспитание детей и т. д. Однако эти сугубо революционные меры Манифеста находились в прямом противоречии с оппортунистической политикой руководства социал-демократической партии Германии, которая со времен принятия Эрфуртской программы стала очевидной догмой, мешающей политическому развитию рабочего класса. В этой связи, Р. Люксембург призвала отказаться от этой догмы. При этом она не остановилась перед полемикой даже с таким авторитетом, как Ф. Энгельс.
Дело в том, что последний в 1895 году, незадолго до своей смерти во введении к работе Маркса «Классовая борьба во Франции» написал, что к концу XIX века «буржуазия и правительство стали гораздо больше бояться легальной деятельности рабочей партии, чем нелегальной, успехов на выборах - больше, чем успехов восстания»79. Понятно, что Р. Люксембург не могла принять этой позиции в условиях начавшейся революции в стране. Из текста доклада видно, что у нее особенно вызывали протест слова Энгельса, написанные под влиянием руководителей немецкой социал-демократии о том, что в современных условиях развития капитализма пролетариат вряд ли сможет чего-либо «добиться путем революции на улице»80. Оппонируя Энгельсу и руководству германской социал-демократии, она говорила: «Я считаю, что сегодня перед лицом того факта, что мы находимся в разгаре революции, уличной революции, со всем, что ей присуще, самое время вступить в спор с той концепцией, которая до последнего времени имела хождение в германской социал-демократии в качестве официальной и на которую тоже ложиться ответственность за пережитое нами 4 августа 1914 г.»81.
Противоречивый характер мирового развития о котором говорилось выше, нашел свое всестороннее отражение в последних работах Р. Люксембург. Именно в них дается наиболее глубокое понимание войны и мира, пролетарской революции и социализма. Следует подчеркнуть, что Роза Люксембург всегда противопоставляла понятие «социализм» как свободное, сознательно и демократически управляемое общество понятию «капитализм», как анархическому и стихийно развивающемуся обществу. Для нее капитализм по природе своей это узаконенное государством наемное рабство трудящихся. Его неизбежным следствием является насилие, милитаризм, войны и колониальные захваты. В отличие от капитализма социализм - это, прежде всего, миролюбивое общество, в нем отсутствует эксплуатация трудящихся, нищета и социальное насилие человека над человеком. Однако, по мнению Р. Люксембург, мир и справедливое социалистическое общество не могут упасть на голову трудящихся как манна небесная: за них необходимо бороться. Понятно, что требование мира особенно возрастает в условиях мировой войны, когда его просто невозможно добиться без революционных изменений существующего строя и перехода власти в руки рабочего класса. Именно отсюда вытекает необходимость пролетарской революции. Р. Люксембург говорила в этой связи: «Мировая война поставила общество перед альтернативой: либо дальнейшее существование капитализма, новые войны и скорая гибель в хаосе и анархии, либо ликвидация капиталистической эксплуатации... Из всей кровавой сумятицы и зияющей пропасти нет иного выхода, иного спасения, кроме социализма. Только мировая революция пролетариата может внести порядок в этот хаос, может дать всем работу и хлеб, положить конец нынешнему взаимному истреблению народов, может принести измученному человечеству мир, свободу, подлинную культуру»