адикального изменения. Я имею ввиду то, что наемные работники никогда не допустят своего полного освобождения от необходимости трудиться. Альтернатива здесь такова: либо государство должно взять на себя полное обеспечение высвободившейся в ходе автоматизации рабочей силы, что сегодня частично делается с помощью пособий по безработице, либо наемные работники ликвидируют капиталистический характер производства, Первый вариант, по понятным причинам невозможен: на пособие по безработице не может жить большинство общества. Следовательно, единственно возможной остается второй вариант - создание посткапиталистического производства, т. е. переход к социализму, где производители сами являются и собственниками и работниками. Именно здесь происходит полное самоотрицание капитала, о котором в свое время говорил Маркс.
Из зала: Автоматизация сохраняется?
Славин Б. Автоматизация сохраняется, но уже в новых социальных условиях, где нет частного производства, следовательно, нет лишней рабочей силы и безработицы. Понятно, что в этих условиях исчезает эксплуатация и противоположность рабочего и свободного времени. Да и сама трудовая деятельность приобретает творческий характер, т. е. начинает совершаться не по законам рабочего времени, а по законам свободного времени. Вот и все. Таков конечный пункт диалектической логики «Капитала» Маркса. Однако реальная проблема состоит в том, что человечество пока не достигло в своем развитии данного уровня: его нет нигде - ни в Японии, ни в США, ни в ФРГ. Мы только приближаемся к нему. Причем приближаемся разными путями, в том числе путем диффузии собственности, о котором говорил предшествующий докладчик.
Остановлюсь еще на одном актуальном моменте. Научная мысль сегодня бьется над проблемой творческого труда. В частности, возникают вопросы: участвует ли творческий труд в создании стоимости, и каково его место и доля в товарном производстве? Происходит ли эксплуатация творческого труда? Возьмите к примеру Силиконовую долину в США и труд компьютерных программистов. Последние мне лично говорили, что эксплуатация их труда настолько велика, что они после рабочего дня интеллектуально буквально выжаты как лимоны. При этом они произносили фразы совершенно аналогичные тем, которыми Маркс характеризовал отчужденный труд: «После работы хочется одного - расслабиться, пропустить стаканчик в баре, заняться сексом, убежать на природу» и т. д.
Мы, конечно, находимся в XXI веке на новой стадии социальноисторического развития. Она отличается от того, что было в XIX веке, когда писался «Капитал» Маркса. И это требует критического осмысления новых проблем в экономике, социальной сфере и политике. Все говорят о возрастающем значении интеллектуального капитала. Однако здесь остаются открытыми многие вопросы: о самом понятии «интеллектуальный капитала», о его роли в производстве и создании прибавочной стоимости, о возможности и условиях его эксплуатации и т. д. К сожалению, как мне думается, современная научная мысль: и экономическая, и философская, и историческая в этом отношении очень отстает от действительности: она пока не дает нам полноценных ответов на эти и другие вопросы. На мой взгляд, ключевым здесь является вопрос о специфики творческого труда и его участии в создании стоимости и прибавочной стоимости. Априори думаю, что эта роль достаточно велика: творческий наемный труд требует для своего воспроизводства гораздо меньше затрат, чем те его результаты, которыми пользуются капиталист. Творческий труд, на мой взгляд, сегодня существенно продлевает жизнь капиталу. Но это продление не бесконечно с учетом того, что я говорил выше о возможной всеобщей автоматизации и роботизации производства.
Из зала: Безлюдного производства не может быть.
Славин Б. Я ничего не говорил о «безлюдном» производстве. Я такого термина, вообще, не употреблял. Я говорил о «полностью автоматизированном производстве», в котором, конечно, сохранятся и наладчики, и контролеры, и инженеры, и менеджеры. Тем не менее, я спрашиваю, куда вы денете рабочую силу при полной автоматизации производства? Вот какую проблему я ставлю. Уже в кризисах производства она себя обнаруживает наглядно, когда останавливаются заводы и нет сбыта товара. В этом случае, как известно, возникает огромная резервная армия труда, которую нужно либо бесплатно и долго кормить, что в принципе невозможно, либо отдавать средства производства, т. е. фабрики и заводы в собственность их работникам, а это и есть подлинный социализм, которого мы так и не смогли по настоящему реализовать в советские времена.
На этом я, пожалуй, закончу свое выступление.
(Выступление при обсуждении проблемы «Ответы критического марксизма на вызовы Постиндустриальных трансформаций». Докладчик А. В. Бузгалин)
Мне близка позиция автора основного доклада в том, что мы объективно движемся к обществу, где не будет денег, рыночных отношений, коммерциализации и всего того негативного, что мы получили с приходом частнособственнических буржуазных отношений в нашу страну. Но как ученый я должен задать Вам простой вопрос: как совместить картину будущего, которую Вы нарисовали и которая полностью совпадает с основной идеей Маркса о коммунистическом «царстве свободы» с реалиями сегодняшнего дня, т. е. с современным «царством необходимости»? Ведь будущее свободное общество не может прийти само по себе: его должны создать люди. Это первое. Второе. Это общество должно родиться из реальных экономических, социальных, политических и идейных тенденций, которые должны себя в настоящем наглядно проявить.
Почему же мы их сегодня не наблюдаем, т. е. не наблюдаем похожих тенденций, которые мы, например, могли видеть в начале XX века? Как известно, тогда было мощное движение рабочего класса и крестьянства, активность различных левых социал-демократических и социалистических течений и партий, стремление всех прогрессивных политических сил скинуть существующую власть, а с нею и всю капиталистическую оболочку общества? Напомню, это движение было мировым. Оно периодически прорывалось то в Венгрии, то в Германии, то в Китае, то на Кубе.
Воейков М. И.: В Китае не было рабочего класса.
Славин Б. Ф.: Почему не было? Он был и довольно активно действовал, например, в г. Кантоне. Но это наш старый спор с Вами: какой удельный вес рабочего класса был в России в начале XX века. Например, А. Колганов, как и Вы, считает, что у нас в России, вообще, не было нужного рабочего класса для совершения социалистической революции и т. д. Однако факт остается фактом: рабочие в России сделали не только Февральскую, но и Октябрьскую революцию. Чисто количественный подход здесь не работает, хотя согласно Л. Троцкому (а он достаточно объективный исследователь) вместе с семьями рабочие в России составляли накануне Октября 1917 года около 20 миллионов человек. А это довольно внушительная цифра.
Повторюсь, количество рабочих и их революционность не всегда совпадает. У нас, например, сегодня рабочих много, а соответствующей экономической и политической активности у них почти нет. Однако, это отдельный разговор. Я просто хочу заметить, если Вы, Александр Владимирович, говорите сегодня о «креативных» людях в обществе, как о самой революционной силе современности, то этому должны быть конкретные доказательства и примеры. На мой взгляд, антиглобалистское движение, о котором вы часто упоминаете, пока носит очень рыхлый и политически неопределенный характер. Его сетевая организация пока не страшна капиталу, мало того, она часто служит ему для выпуска политического пара. Насколько мне известно, это движение сейчас начало сходить «на нет». Оно количественно и качественно вырождается, все больше уступая место провокаторам, бьющим витрины магазинов. Правда, признаюсь: здесь я недостаточно информирован.
Что касается России и ее сферы образования, то да, мы видели как в 1990-е гг. бастовали учителя, протестовали, ученые, но это были факты стихийного протеста, это не было политически организованное движение: основные политические партии остались от него в стороне. Поймите меня правильно: я за то, чтобы возникла организация или партия, которая бы смогла объединить интеллигенцию, творческих людей, за то, чтобы она смогла придать политическую силу интеллектуальному движению, но пока такой организации нет как заметной и активной политической силы. Мало того, пока интеллигенция и Ваши «креативные» люди всячески себя дистанцируют от людей физического и «некреативного» труда. И в этом, на мой взгляд, главная беда левых сил. Тем не менее, традиционные рабочие и сельские труженики до сих пор составляют большинство наемных работников в современном обществе - этих объективных антагонистах капитала. Здесь также следует учитывать факт того, что не все люди физического труда являются нетворческими или некреативными людьми. Конечно, на конвейере они, в основном, исполняют нетворческие функции, но за пределами рабочего времени, они могут быть и часто бывают очень креативными. В этой связи, на мой взгляд, интеллигенция в отрыве от рабочего класса и других представителей наемного труда, вообще, никогда мощной политической силой не станет.
Если мы хотим создать будущее общество, где люди будут не враждовать, а дополнять друг друга, то есть создать подлинно гуманистическое общество, мы должны исходить из того, что для этого недостаточно простого обобществления производства. Здесь речь должна идти о становлении общества, которое ставит в центр человека, как общественного индивида со всеми его способностями, талантами и стремлениями. Именно о таком «реально гуманистическом» обществе говорил и писал Маркс, приравнивая его к коммунизму. Если мы хотим достичь такого общества в будущем, то для этого нужно сначала создать не только мощную материально-техническую базу, не только современную инновационную экономику, даже не только всесторонне и профессионально образованных людей (т. е. всего того, чего пока нет в России), а надо, прежде всего, воспитать сознательных и политически активных граждан, которые не за страх, а за совесть, по личному убеждению будут бороться за новый подлинно свободный мир, за всех униженных и оскорбленных существующей практикой наживы, эгоизма и насилия.