Марксизм сегодня. Выпуск первый — страница 21 из 94

Только таким образом можно будет доказать (в том числе и в отношении «буржуазных свобод»), что социализм лучше ограниченной буржуазной демократии «и может оказаться привлекательной моделью для прогрессивных движений передовых промышленных стран с демократическими традициями».

Достижение столь важного результата, понимаемого как практическое воплощение принципов, разработанных классиками марксизма, послужило бы наглядным доказательством превосходства социализма над капиталистическим миром. Речь идет о том, чтобы увидеть «в развитии социалистической демократии самое главное социальное условие для достижения гуманных целей», которые ставит перед собой социализм, «преодолевая политические и моральные недостатки, ослабляющие человеческие связи в эпоху капитализма. Это новая модель социалистической демократии», признающая дискуссионное начало и поощряющая «народную инициативу, критику снизу» на базе подлинной свободы ассоциаций и объединений, способных гарантировать свободу своим членам в их деятельности внутри общественных организаций; она не сводит свободу мнений к свободному получению тех мнений, которые соответствующее производство поставляет уже готовыми к употреблению.

«Невозможно гарантировать реальное влияние общественного мнения и убеждений трудящихся на всю нашу политику и успешно противостоять попыткам попрать критику и народную инициативу, если мы сами не будем последовательно и легальными средствами обеспечивать всем гражданам ту свободу выражения собственного мнения, которая санкционирована конституцией, а также политические и личные права граждан в целом. Социализм не может сводиться лишь к освобождению трудового народа от гнета класса, который его эксплуатирует; он должен в большей мере, чем любая буржуазная демократия, способствовать полному раскрытию человеческой личности. Нельзя, произвольно трактуя права трудового народа, который больше не находится в подчинении у класса угнетателей, по одному вопросу информировать этот народ, а другой обходить молчанием, предписывать ему, какие мнения он может высказывать публично, а какие – нет, где он может заставить считаться со своим свободно высказанным мнением, а где – не должен».

Для этого необходимо также изменить функции того аппарата внутренней безопасности, который в силу сталинских извращений оказался связанным двойной нитью с руководством партии. «Партия открыто заявляет, – говорилось в апрельской декларации, – что этот аппарат не может быть использован для решения внутренних политических споров и противоречий в социалистическом обществе». В рамках принятой КПЧ программы решительно отвергается какое бы то ни было вмешательство бюрократии в свободу научного поиска и в художественное творчество деятелей искусств.

Связь демократии и социализма, «буржуазных свобод» и социалистической демократии были рассмотрены Косиком в уже упоминавшейся статье, опубликованной неделю спустя после принятия апрельской программы.

«Рабочий класс, – замечал чехословацкий философ, – не способен играть при социализме никакой политической роли без свободы печати, мнений и информации. С одной стороны, без демократических свобод его влияние ограничено узкой средой одного предприятия, рабочим местом, а это чревато корпоративизмом; с другой – есть постоянная опасность того, что бюрократия навяжет свою власть именем того же рабочего класса. Фальшивые друзья народа пытались убедить трудящихся, что свобода печати и мнений интересует только одну категорию – интеллигенцию. В действительности же демократические свободы жизненно важны именно для рабочего класса, потому что без них он не сможет выполнить свою историческую миссию освобождения».

Однако Косик завершал свою работу выводами, которые явно шли дальше линии действий, намеченной КПЧ. Рабочий класс, который при данной системе деградировал и из класса для себя превратился в класс в себе, может возродиться лишь в том случае, если будут демократизированы и сама коммунистическая партия, и государственные институты, а также если будут введены рабочие советы.

«Социалистическая демократия, – подчеркивал Косик, – не может быть ни чем иным, кроме как полной демократией. Основу ее должны составлять как самоуправление социалистических производителей, так и политическая демократия граждан социалистического государства; одно без другого ведет к ее вырождению».

Что касается демократии производителей, то о ней в апрельской программе сказано лишь в общих чертах. В программе настойчиво подчеркивается необходимость того, чтобы профсоюзы в свете новой ориентации перестали быть лишь «приводным ремнем».

«Необходимо радикальное изменение функций профсоюзов. Они должны стать подлинными участниками решений всех экономических проблем, а не просто оказывать содействие руководству».

Безусловно, это была весьма туманная формулировка, менее расплывчато говорилось и о демократии на предприятиях.

«Партия считает непременным условием, чтобы весь трудовой коллектив, который хочет добиться каких-то результатов, приобрел влияние на руководство предприятия. Отсюда – необходимость создания на предприятиях таких демократических органов, которые имели бы четко определенные полномочия в отношении своего руководства».

Эта «необходимость» привела в мае 1968 года к движению за учреждение рабочих советов, участники которого ссылались на Марксово понимание Парижской коммуны и в напоминание о первоначальных функциях советов после Октябрьской революции выдвигали на первый план проблему прямой демократии производителей. Выборы фабрично-заводских советов поначалу были просто восстановлением органов, учрежденных в период между двумя мировыми войнами и вновь в 1945 – 1948 годах для защиты интересов производственного персонала. Однако новые рабочие советы почти сразу же потребовали права быть избранными в качестве инициативных комитетов для формирования тех демократических органов руководства предприятием, о которых апрельская программа говорила лишь в общих чертах. Акцент все больше смещался в сторону создания органов прямой демократии производителей. Это требование нашло свое выражение в проекте закона в июле 1968 года. Но уже в мае 1969 года рабочие советы были осуждены как контрреволюционные учреждения, а в 1970 году какое бы то ни было дальнейшее обсуждение вопроса о рабочих советах было вовсе запрещено.

О том, что «пражский эксперимент» в конечном счете не ставил своей целью просто синтез буржуазной демократии и извращенного социализма, а воплощал на практике подлинный социализм путем сочетания реального самоуправления и свободы личности, ясно свидетельствуют многочисленные статьи, опубликованные группой научных работников во главе с Радованом Рихтой в «Руде Право» от 10, 11 и 12 августа 1968 года в рамках дискуссии перед XIV съездом КПЧ, проходившей под названием «За новую модель социализма». Критикуя «модель социализма, созданную нами в прошлый период», группа указывала на то, что основой этой модели была «узкая и искаженная концепция социализма», в которой крылась «опасность его перерождения и дискредитации». Словом, предлагалось «решительно отмежеваться от этой модели и попытаться создать новую модель социалистического общества, свободную от бюрократических ограничений, политического и доктринерского произвола».

Это предложение было затем сформулировано следующим образом:

«Развитие функционирующей социалистической системы не должно основываться на простом и полном отрицании капиталистических форм, буржуазных институтов власти и частной собственности на средства производства. Социализм в своей специфической форме не может быть представлен обществом, в котором господство буржуазии сменяется господством бюрократии, государство осуществляет индустриализацию, становясь на место капиталистов, а страна превращается в одну огромную фабрику, управляемую из центра… Маркс, Энгельс, Ленин и другие социалистические мыслители понимали социализм совершенно по-иному… Социалистическим может быть названо лишь то общество, которое постепенно ограничивает и в конце концов упраздняет органы политической власти, чтобы они не мешали социалистическому развитию; это общество, не допускающее вмешательства органов власти в те сферы, в которых они некомпетентны (например, в экономику, науку, культуру, партийную жизнь и т.д.). Социализм означает все большее расширение свобод и демократических прав каждого человека. Гражданин социалистической страны не должен пользоваться лишь теми правами, которые предоставляет капиталистическое общество (свободой слова, мнений, собраний и ассоциаций, правом свободно перемещаться и путешествовать), или иметь их меньше, чем в буржуазном обществе; у него их должно быть больше».

И наконец, главный вывод:

«Везде, где для этого возникнут необходимые условия, социалистическая демократия будет переходить от чисто представительной формы к высшим формам – к прямой демократии и системе самоуправления – и сочетать в себе две эти формы… Альтернатива, о которой идет речь в наши дни, заключается не в том, чтобы „заменить“ социализм демократией, и не в том, чтобы „дополнить“ социализм демократией извне с помощью бюрократических мер, как утверждают сторонники старой модели; альтернатива наших дней такова: или развитие специфических черт социализма, или крах социалистических проектов, потому что социализм без демократии и без демократического развития – не социализм».

Если читатель хочет получить синтетическое представление о дискуссии, посвященной связи между демократией и социализмом, проходившей во время «пражской весны», ему следует обратиться к докладу Карела Бартошека от 4 июня 1969 года, сделанному им в Праге и опубликованному во французском журнале «Тан модерн» (декабрь 1969 года). Бартошек говорит о «незавершенной пролетарской революции», утверждая, что экспроприация капиталистов – это лишь первый акт такой революции. В наши дни «власть находится и руках бюрократической прослойки, которая руководит экономической и социальной деятельностью и обладает монополией в политике». Речь идет не о том, чтобы заменить искаженный социализм несостоятельной буржуазной демократией, а о том, чтобы произвести новую революцию, «которая сметет бюрократическую структуру и откроет дорогу обществу, основанному на самоуправлении». Именно поэтому в странах Восточной Европы «антибюрократическая революция является продолжением (и составной частью) антикапиталистической революции».