В той же статье Ленин в свойственной ему манере сваливает в одну кучу разные тенденции, противные большевизму:
«Бросая общий взгляд на борьбу двух течений в русском марксизме и в русской социал-демократии за 12 лет (1895 – 1907), нельзя не прийти к выводу, что „легальный марксизм“, „экономизм“ и „меньшевизм“ представляют из себя различные формы проявления одной и той же исторической тенденции» [41].
По Ленину, эта тенденция определяется тем, что «во всех капиталистических странах пролетариат неизбежно связан тысячами переходных ступеней со своим соседом справа: с мелкой буржуазией», и что все это не могло не проявиться гораздо резче, определеннее, ярче в «такой мелкобуржуазной стране, как Россия», где в одно и то же время готовилась «буржуазная революция» и появились «зачатки молодой рабочей с.-д. партии» [42]. С помощью этой политико-социологической операции, которая не только унифицировала столь различные явления, как либерализм, «экономизм» и меньшевизм, но попросту превращала их в проявление пагубного влияния мелкой буржуазии, вся внутренняя проблематика этих тенденций сводилась на нет, и, согласно идеологическому принципу ортодоксальности, утверждалось, что единственная настоящая марксистская партия – партия Ленина.
В одной из статей 1901 года, «Против ортодоксальной нетерпимости», Струве таким образом синтезировал «основной вывод ортодоксальности»:
«Ход мыслей, приводящий через ортодоксальное суеверие к нетерпимости, в общих чертах таков. Известному практическому воззрению, выражающему и, так сказать, отстаивающему интересы определенного общественного класса, а вместе с ним прогрессивное развитие и интересы всего человечества, отвечает одно вполне определенное теоретическое построение; все же прочие теоретические концепции суть не отвечающие общечеловеческому прогрессу выражения интересов других классов, антагонистических или, по крайней мере, прямо не солидарных с классом „избранных“» [43].
Этому практическому познавательному механистическому монизму Струве противопоставлял диалектический теоретический и политический плюрализм также и внутри одного и того же класса, отвергая «основной вывод ортодоксальности». Таким образом, он переступал границу между марксизмом и либерализмом, по крайней мере, ту которая в то время наметилась между ними.
Литература
1 О «легальном марксизме» см.: Н. Ангарский. Легальный марксизм. М., 1925 (вышел только первый том); А.Р. Mendel. Dilemmas of Progress in Tsarist Russia. Legal Marxism and Legal Populism. Cambridge (Mass.); R. Kindersley. The First Russian Revisionists. A Study of Legal Marxism in Russia. Oxford, 1962; R. Pipes. Struve, Liberal on the Left, 1870 – 1905. Cambridge (Mass.), 1970. Библиографический обзор советской литературы по этой теме напечатан в 87-м томе «Исторических записок» (В.П. Булдаков. Историческая проблематика «легального марксизма»). См. также мою вступительную статью к работе В.И. Ленина «Что делать?» (Турин, 1971).
2 П. Струве. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. Санкт-Петербург, 1894, с. 45.
3 Там же, с. 46.
4 Там же, с. 53.
5 Там же.
6 Там же, с. 278.
7 Там же, с. 276.
8 П. Струве. На разные темы (1893 – 1901). Санкт-Петербург, 1902, с. 533.
9 Там же, с. 534.
10 Там же.
11 Там же, с. 542.
12 Там же, с. 530.
13 Там же, с. 551.
14 Там же, с. 552.
15 П. Струве. Критические заметки…, с. 288.
16 П. Струве. На разные темы…, с. 301 – 302.
17 П. Струве. Критические заметки…, с. 130.
18 Там же, с. 130 – 131.
19 Там же, с. 131.
20 Впервые опубликовано в: «Archiv für Soziale Gesetzgebung und Statistik», XVI, 1899. Есть плохой русский перевод, озаглавленный «Марксовская теория социального развития». Киев, 1905.
21 Н. Бердяев. Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском. Санкт-Петербург, 1901, с. 259 – 261.
22 Там же, с. 63.
23 Там же, с. 63 – 64.
24 Там же, с. 64.
25 Там же, с. 46.
26 Н. Бердяев. Субъективизм…, с. 47 – 48.
27 Там же, с. 48 – 49.
28 Там же, с. 78.
29 С. Булгаков. От марксизма к идеализму. Сборник статей (1896 – 1903). Санкт-Петербург, 1903, с. VII.
30 Там же.
31 Там же, с. VIII.
32 Там же, с. IX.
33 Там же, с. XI.
34 Там же, с. XIII – XIV.
35 Там же, с. XIV.
36 Там же, с. XVI.
37 Там же, с. XXI.
38 Н. Туган-Барановский. Современный социализм в своем историческом развитии. Санкт-Петербург, 1906, с. IV.
39 С.Л. Франк. Философия и жизнь. Этюды и наброски по философии культуры. Санкт-Петербург, 1910, с. 354.
40 В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, с. 96 – 97.
41 В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, с. 112.
42 Там же, с. 112 – 113. Совсем иного рода была критика Плеханова в ходе общей полемики против Бернштейна и ревизионизма. Его позиции были скорее абстрактно-теоретическими, нежели непосредственно политическими, и выражались в основном в форме защиты «материалистической диалектики». Из трех статей, посвященных критике Струве, имеет смысл привести следующее заключение: «Довольно много лет тому назад мы в нашем журнале „Социал-демократ“ высказали ту мысль, что народническая теория окончательно отжила свое время и что нашей буржуазной интеллигенции необходимо, разделившись с народничеством, европеизировать свои взгляды. Теперь эта европеизация уже в значительной степени совершилась, но совершилась в неожиданной для нас форме. Когда мы указывали на ее необходимость, мы не думали, что она совершится под знаменем хотя бы и „пересмотренного“ марксизма. „Век живи – век учись“, – справедливо говорит пословица…» (Г.В. Плеханов. Соч., М., 1923, т. XI, с. 271).
43 П. Струве. На разные темы…, с. 294.
Израэль Гетцлер.Г.В. ПЛЕХАНОВ: ПРОКЛЯТИЕ ОРТОДОКСИИ
Признавая право свободной речи в принципе, занося требование его в свои программы, русские социалисты не могут предоставить пользование этим правом лишь той фракции или «партии», которая претендует на гегемонию в данный период революционного движения.
Георгий Валентинович Плеханов родился в ноябре 1856 года в Тамбовской губернии в семье мелкопоместного дворянина. Как и многие из его семьи, он должен был стать военным. Революционной деятельностью он занялся поздно, в 1875 году, будучи студентом петербургского Горного института. Осенью 1876 года, почти сразу же после образования народнической организации «Земля и воля», он вступил в ее ряды. Затем был одним из организаторов знаменитой демонстрации на площади Казанского собора 6 декабря 1876 года, где выступил с речью. Когда в октябре 1879 года «Земля и воля» распалась и большинство ее членов образовало «Народную волю», Плеханов стал во главе «Черного передела», «черной фракции» меньшинства, смело противостоявшей терроризму «Народной воли», выступавшей за народническую ортодоксальную пропаганду среди рабочих и крестьян и утверждавшей, что в своей практической программе она руководствуется «задачами русской социально-революционной партии», теориями «научного социализма» [2].
Бежав за границу в январе 1880 года, Плеханов весь этот год наблюдал за быстро протекавшим кризисом «Черного передела» и крахом «Народной воли», последовавшим в 1881 году. Затем он отошел от народничества и в 1882 году написал свой первый марксистский труд – предисловие ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» [3]. Год спустя вместе с соратниками по «Черному переделу» Павлом Аксельродом, Верой Засулич и Львом Дейчем он основал группу «Освобождение труда», которая взяла на себя двойную задачу: распространения в России «идей научного социализма путем перевода на русский язык важнейших произведений школы Маркса и Энгельса» и переоценки «русских революционных учений» и вопросов русской общественной жизни «с точки зрения научного социализма» [4].
Хотя он очень быстро утвердился как основной теоретический вождь русской социал-демократии и крупнейший марксистский философ европейского социализма – как впоследствии его станут называть, – Плеханов некоторое время спустя после возвращения из изгнания в 1917 году в своей речи на Государственном совещании в Москве гордо заявил, что считает себя «революционером и не кем иным, как революционером» [5]. В действительности, в то время как его практическая революционная деятельность в России была непродолжительна и, как ни странно, имела весьма слабый резонанс среди эмиграции, его революционная теория составила его главный и самый значительный вклад в русский марксизм. Эта теория, следовательно, будет основным предметом данного исследования, а к его марксистской философии мы будем обращаться лишь постольку, поскольку она будет сталкиваться с его революционной теорией и с ролью, которую он сыграл в русской и европейской социал-демократии. Не неравноправие и несправедливости при буржуазном капитализме, а глубокая ненависть к царскому деспотизму и русской отсталости, которая, по его мнению, была основой этого деспотизма, сделали из Плеханова революционера. И в равной степени боязнь реставрации деспотизма формировала его революционную теорию, заставляя его отвергать все максималистские схемы скороспелого завоевания власти, все «теперь или никогда» якобинца Петра Ткачева и бланкизма «Народной воли», а также и ленинской программы революционной диктатуры 1905 и 1917 годов. И не менее смело он боролся против всех попыток ревизионистов, легальных марксистов, экономистов и ликвидаторов, стремившихся отделить социализм от революции.
Больше всего на свете Плеханов ненавидел деспотизм. В ходе одной из конференций в Берне в 1896 году [6] он предупреждал тех, кто считал, что русские должны якобы бороться за «равенство» и социализм, а не за политическую «свободу»: «такая программа» и подобный приоритет привели бы лишь к «упрочению восточного деспотизма» там, где, как говорил Николай Некрасов, его любимый поэт, «стоны рабов заглушаются лестью да свистом бичей». Решительно