FrankfurtamMain, 1972.
Ганс-ЙозефШтайнберг.ПАРТИЯ И ФОРМИРОВАНИЕ МАРКСИСТСКОЙ ОРТОДОКСИИ
В работе «К критике гегелевской философии права. Введение» (1843 – 1844) Маркс высказал часто с тех пор цитируемую мысль о том, что теория становится материальной силой, как только овладевает массами, и что этот процесс становится возможным при условии, если теория соответствует реальным потребностям людей. При этом характерно для данного феномена не только то, что мысль побуждает к действию, но и то, что сама действительность заставляет работать мысль [1].
Цель настоящей статьи – показать, как на определенной стадии развития буржуазного капиталистического общества, преимущественно в пределах европейского региона, создавались массовые социалистические партии, программы которых разрабатывались в большей или меньшей степени под влиянием марксистской теории.
Процесс соединения рабочего движения с марксистской теорией заслуживает детального рассмотрения с целью определения специфических черт того, что обычно именуют марксизмом II Интернационала. Если при этом на первый план окажется выдвинутым положение в Германии, то указанное обстоятельство не следует рассматривать как дань справедливо раскритикованному германоцентризму, через призму которого часто исследуется история социализма до и в период II Интернационала; не следует также считать это попыткой априорного подтверждения спорного положения об образцовости немецкой социал-демократии, у которого существует один недостаток – оно не учитывает специфического развития, имевшего место в различных странах в 80-е годы [2]. Если наши интересы сконцентрировались в определенных пределах на немецком движении, то прежде всего потому, что как возникновение марксистской ортодоксии, так и организация социалистической партии здесь происходили раньше, чем где-либо, и приобрели наиболее четко выраженную и однозначную форму. А последнее, естественно, связано с тем, что после поражения Франции во франко-прусской войне центр международного рабочего движения переместился из Франции в Германию. Это Маркс и Энгельс не только предвидели, но и положительно оценили, поскольку оно влекло за собой ослабление наиболее важной соперничающей идеологии – прудонизма [3]. Именно падение Коммуны, «парижская бойня» способствовали закреплению положения о перемещении центра рабочего движения континента. Миф, рожденный падением Коммуны, которая дала возможность социальной революции создать свою «поэзию» даже о собственном прошлом [4] и перенести ее как реальность в будущее, сейчас становился, в соответствии с точкой зрения Маркса и Энгельса, долгом и задачей германского рабочего движения.
Вполне понятно, что не прогнозы и желания отдельных лиц определяют ход истории, и для истории германского рабочего движения поворотным моментом стало то обстоятельство, что после взрывного развития промышленной революции, кульминацией которого стал бум 1871 – 1873 годов (ему немало способствовали и пять миллиардов золотых франков, выплаченных Францией в качестве репараций), крах и длительная депрессия нанесли Германской империи особенно тяжелый удар и что одновременно концентрация средств производства происходила в Германии такими темпами, каких не отмечалось ни в одной другой стране, кроме Соединенных Штатов Америки. Не менее важным обстоятельством, проливающим свет на тот факт, что марксизм распространился в германском рабочем движении раньше, чем где-либо, является слишком быстрое или даже – как безосновательно утверждалось [5] – преждевременное формирование социалистической партии в этой стране. В свою очередь это было следствием того, что промышленная революция, бурно развивавшаяся в 60-е годы, не сопровождалась разрешением национального вопроса и тем более демократизацией политической сферы. Когда впоследствии, после франко-прусской войны, было достигнуто национальное единство «малой Германии», этот акт не явился следствием борьбы за буржуазную демократию, относительно слабую после 1848 – 1849 годов, или деятельности рабочего движения, которое тогда только возникало. Напротив, он был результатом исторического компромисса подавляющего большинства национальной буржуазии (которая после поражения 1849 года приняла позу кающегося грешника, решительно став на путь Realpolitik, реалистической политики, и забыв о прежних идеалах, которые Бебель назвал «грехами молодости» [6]) с прусским государством, в условиях которого бонапартизм Бисмарка заставил буржуазию отказаться в немалой степени от политической власти в обмен на возможность великой экономической экспансии.
Эта новая ориентация буржуазии с неизбежностью привела к политической автономии рабочего движения и к созданию двух социалистических партий, соответственно в 1863 и в 1869 годах. В указанном контексте их присоединение к Международному товариществу рабочих, происшедшее в 60-е годы, должно пониматься как выражение растущей изоляции германского рабочего движения в национальном масштабе. С созданием империи эта изоляция стала еще больше усиливаться, рабочее движение стало подвергаться еще более жестоким репрессиям, так что Энгельс не без оснований считал социалистический пролетариат жертвой, принесенной во имя примирения юнкерства с буржуазией [7]. Вильгельм Либкнехт, касаясь утверждений правящих классов о том, что рабочее движение – «враг Германии», был вынужден заявить в 1871 году: «Вы, которые сделали нас такими, обвиняете нас в том, что у нас нет родины» [8]. Когда надежда на создание «свободного народного государства», призыв к борьбе за создание которого содержался в первом параграфе Эйзенахской программы, полностью развеялась, все чаяния решительно обратились к пролетарской революции, а идея исторической необходимости конца буржуазно-капиталистического общества, а следовательно, и государства как выразителя интересов буржуазии и латифундистов, в некотором смысле заменила цель, сформулированную Марксом и Энгельсом в 1848 году («Вся Германия объявляется единой, неделимой республикой» [9]), которая уже более не казалась осуществимой. Так, в 1871 году Либкнехт заявлял: «В колокольном звоне, с которым празднуется ваша победа, мы слышим уже похоронные ноты, которые будут сопровождать ваш конец» [10].
Определяющую роль сыграла также Парижская коммуна. Именно единодушная и односторонняя реакция немецких правящих классов (включая и ту буржуазию, которая продолжала именовать себя либеральной) на парижские события открыла глаза все еще изолированному и зажатому национальными рамками рабочему движению, указав ему путь к международной классовой солидарности. Однако это впоследствии привело к обострению разногласий в Германии, особенно после того, как Бебель заявил 25 мая 1871 года в рейхстаге, что Коммуна была только «незначительным авангардным сражением».
Этот краткий экскурс в историю создания рейха позволяет особо выделить развитие немецкой буржуазии после того, как поражение революции 1848 – 1849 годов заставило социалистическое рабочее движение в Германии принять на вооружение марксистскую теорию. Хобсбом, рассматривая распространение марксизма в партиях II Интернационала, утверждал, что «в странах, в которых капитализм был прочен или стремился к экспансии… социал-демократия была исключительно марксистской только там, где либеральная буржуазия не смогла в прошлом стать во главе радикально-демократического движения мелкой буржуазии и увлечь за ним в рамках единого фронта борьбы с аристократией значительные слои политически сознательных рабочих» [11]. Это условие имело особое значение для Германии.
Хотя германское рабочее движение оказалось в изоляции в рамках национальной политики и жестоко преследовалось правительственными органами, оно тем не менее действовало в государстве, которое отличалось быстрой экспансией капиталистического производства и даже в период Великой депрессии могло похвастаться наиболее высокими показателями роста среди всех индустриальных стран континентальной Европы. Таким образом, речь шла о благоприятной ситуации для роста рабочего класса, даже если этот последний приобрел опыт главным образом в ходе драматически разразившегося кризиса 1873 года, который породил страшную безработицу и привел в конце 70-х гг. к чувствительному сокращению номинальной и даже реальной заработной платы. Трудящиеся усматривали в этом кризисе наступление капитала (значения наступательных забастовок тогда еще не понимали, на повестке стояли оборонительные забастовки, репрессивные меры и коалиции предпринимателей). Они в полной мере смогли отдать себе отчет в том, какую роль взяло на себя государство, которое в период серьезного экономического кризиса активно и открыто выступало на стороне капитала и против трудящихся, применяя административные меры с целью ударить по политическим организациям рабочих и разгромить их. В этой обстановке сторонники двух социалистических немецких партий, лассальянцы и эйзенахцы, пострадавшие по-разному от экономического кризиса и его последствий и ставшие объектом жестоких правительственных репрессий, не понимая причин политического разделения, выступили за объединение. Как известно, оно произошло в Готе в 1875 году именно под давлением партийных низов.
Готская программа показала, что ориентация объединенной партии, социалистической партии трудящихся, не определялась марксизмом; что партия находилась в основном под влиянием идей Лассаля (Маркс в замечаниях к программе показал это с убедительной ясностью). В то же время новое объединение явило собой существенный прогресс – среди прочего и с точки зрения возможного поворота к марксизму, – так что Энгельс имел все основания написать в октябре 1875 года Вильгельму Бракке по поводу Готской программы: «Рабочие, буржуа и мелкие буржуа вычитали из нее то, что в ней должно было быть, но чего в ней нет…» [12] После объединения все прогнозы Маркса и Энгельса целиком и полностью подтвердились. На выборах в рейхстаг в 1877 году объединенная партия получила 9,1% голосов, или же на 36% больше, чем обе они вместе собрали в 1874 году, до объединения. Но больше всего перепугало правящие классы то, что в столице, в Берлине, социалистическое рабочее движение получило 40% голосов, а в Саксонии