Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1. — страница 56 из 109

Бернштейн был больше всего озабочен тем, чтобы социалистическое преобразование общества не нарушило производственного процесса. Кроме того, он боялся бюрократизации экономической жизни общества в случае быстрого обобществления средств производства. В его представлении переход от капитализма к социализму мог произойти не в виде «скачка», а постепенно и внутри капиталистической системы; социалистические производственные отношения должны развиться еще до того, как социал-демократия придет к власти, – по аналогии с тем, как капиталистические производственные отношения сложились внутри феодального общества. Капитализм должен перерасти в социализм, и этот процесс будет продолжаться десятилетия при длительном периоде существования смешанной экономики [22].

Такова была, по мнению Бернштейна, реальная перспектива преобразования общества. Реальность ее состояла главным образом в предвидении демократической эволюции государства, которое перестанет быть классическим государством, где одни классы угнетают другие. Именно такая форма государства создаст реальную возможность для легального и мирного захвата власти социал-демократией, и эта возможность сможет стать реальностью, если большая часть общества поддержит социал-демократию. Хотя Бернштейн и не считал, что преобразование государства и общества произойдет непременно мирным путем, он все же не сомневался в возможности осуществить его, несмотря на непрерывный рост числа собственников. Он рассчитывал на то, что, несколько видоизменив свою идеологию и политику, социал-демократия сумеет привлечь на свою сторону большинство представителей средних слоев и что, несмотря на улучшение условий жизни рабочих при существующей системе, большинство из них останется верным социалистической идеологии.

Тем не менее, прежде чем социал-демократия добьется поддержки большинства общества, она должна попытаться создать коалицию в правительстве с частью буржуазных партий, если верно то, что в истории еще ни один класс не завоевывал немедленно государственной власти. Как и экономические отношения, политическая система должна подвергаться прогрессивному изменению, смешанные структуры должны быть созданы и в базисе, и в надстройке.

Бернштейн не отрицал возможности попыток затормозить преобразование государственной системы в парламентскую демократическую систему или повернуть вспять развитие существующих государственных форм, но он все же считал, что эти попытки обречены на провал. Оптимистичность его прогнозов основывалась на его представлениях об эволюции классовых отношений, проявлявших, как он считал, тенденцию к смягчению антагонизма и классовой борьбы. Один из основных принципов его политической стратегии основывался на убеждении в том, что значительная часть буржуазии, а также некоторые буржуазные партии будут согласны с фактом постепенной эволюции к социализму [23].

Эта надежда зиждилась не только на убеждении, что перед лицом всевозрастающей мощи рабочего класса здравый смысл подскажет буржуазии необходимость изменить поведение, но и на некоторых социологических концепциях, в частности на некоторых идеях, связанных с мотивацией человеческого поведения. Именно эти концепции сближают Бернштейна с так называемым «этическим социализмом». В своей критике исторического материализма он выступал против положений, согласно которым классовые интересы в значительной степени влияют на политическое поведение, подчеркивая важность этических концепций. Облегчить формирование у буржуазии такого мнения могли, на его взгляд, лишь справедливые принципы проведения обобществления средств производства, и прежде всего принцип экспроприации с возмещением понесенных убытков. В свою очередь гипотезы относительно динамики развития классовых отношений были связаны с прогнозами относительно развития капиталистической экономики, которое, как представлялось, должно было стать более гармоничным, чем было в прошлом.

Подобная стратегия, пусть совсем не так, как это было у ортодоксальных марксистов, увязывала борьбу за реформы с борьбой за замену капитализма социализмом. Именно она определяла то, каким путем будет развиваться политическая организация рабочего класса. Социалистической партии предстояло воспитать и организовать рабочий класс, добиться влияния на другие слои и классы и сконцентрировать все усилия на борьбе за социальные и политические реформы. В этой политической борьбе она должна была попытаться занять прочное положение в парламенте и заручиться поддержкой некоторых буржуазных партий.

Важная роль отводилась и другим организациям рабочего класса, в частности профсоюзам и кооперативам: с одной стороны, их деятельность должна быть направлена на улучшение жизненных условий пролетариата в рамках существующей системы, а с другой – эти организации должны были развить в рабочем классе качества, необходимые для осуществления социалистических преобразований.

Организованное рабочее движение должно было поэтому отказаться от политики противопоставления себя существующему обществу и государству, от политики чистого протеста. По мнению сторонников этой политической стратегии, тот факт, что в ней такое важное место отводилось профсоюзам и экономическим организациям рабочего класса, должен был объяснить, почему социал-демократы выступали против тех, кто определял ее как чисто парламентскую стратегию – «Nurparlamentarismus», – хотя в ней действительно решающую роль играла деятельность социал-демократии в парламенте, так как, по мнению партии, только парламентский путь мог привести рабочий класс к власти.

Если Бернштейн и не исключал нелегальных методов борьбы или применения силы, то все-таки он считал, что эти методы рекомендуется применять лишь в ходе борьбы за демократический режим, или при отражении нападок реакции на либеральный политический режим, или в рамках стратегии борьбы за демократизацию. Напротив, резкий протест Бернштейна против применения силы в процессе борьбы за социализм был вызван не только его представлениями об эволюции капиталистического общества, но и его точкой зрения на социализм. Вот откуда берет начало его резкая критика диктатуры пролетариата. В перечне политических ценностей для Бернштейна первое место, несомненно, занимала свобода, и следовательно, гарантию свободы граждан он ставил гораздо выше любых экономических целей, которые ни в коем случае не должны покупаться ценой ограничения свободы. Не случайно он всегда подчеркивал связь между социализмом и либерализмом: тезис о том, что социализм является последователем либерализма, призван был не только облегчить сотрудничество с либеральными партиями, к которому он призывал в целях демократизации Пруссии и германского рейха, но и подчеркнуть убеждение в том, что часть буржуазии может согласиться с эволюцией в сторону социализма.

3. Революционные гипотезы левых

Политическая стратегия левого крыла германской социал-демократии в годы, предшествовавшие началу первой мировой войны, не носила международного характера и не вышла за рамки Германии. Если кто и проявил интерес к ее критике, то обычно не находил достойной альтернативы стратегии ортодоксальных марксистов.

Возникает вопрос: стремились ли «новые левые», предлагая новую тактику, действительно разработать новые методы борьбы для создания более наступательной стратегии в рамках социал-демократической стратегии? На практике их концепция так и осталась неясной, что явилось следствием разногласий между наиболее видными представителями левых, в частности между Розой Люксембург и Паннекуком. Они спорили главным образом по поводу оценки революционного процесса, механизма формирования классового сознания и революционной воли пролетарских масс. Борьба за власть понималась как длительный революционный процесс, во время которого пролетариат мог неоднократно брать власть в свои руки и терять ее до того, как он окончательно ее завоюет. Это мнение было высказано Розой Люксембург, еще в пору полемики с Бернштейном [24]: она считала, что в ходе революционной борьбы происходит формирование революционного сознания и воли пролетарских масс и что революционная армия может сложиться только в процессе самой борьбы, а не до ее начала.

Паннекук, разрабатывая идею революционного процесса, дал трактовку его механизма, совершенно отличную от той, которая бытовала в радикальных кругах социал-демократии. Если эти круги и были явно озабочены тем, чтобы насаждать оппортунистические взгляды, и стремились энергично поддерживать классовую борьбу, то они при этом не разрабатывали никакой новой тактики. И это было не случайно: среди них было распространено мнение, что дело не столько в том, чтобы сменить старую линию, сколько в том, чтобы твердо ее проводить. Паннекук же придерживался иной точки зрения. Пролетариат, писал он, должен готовиться к революции и, когда наступит подходящий момент, свергнуть господство капитала. В этом смысле революция означает быструю перемену не только по экономическим последствиям, но и по методам: сила пролетариата в первый и последний раз находит себе совершенно новое применение, что предполагает необходимость внедрения в практику новых методов борьбы, в том числе массовой забастовки, как средства оказания давления, и уличных боев. Классовая борьба тем отличается от войны, что формирование армии происходит уже в ходе классовых схваток. Поэтому предпосылки, необходимые для завоевания власти, возникают лишь во время борьбы и не могут возникнуть в мирных условиях. Это означает, что революция не действие, как таковое, а процесс.

В связи с такой постановкой вопроса о революционном процессе возникает вопрос, считали ли представители «новой левой», говоря о широких массовых выступлениях, и прежде всего о массовых забастовках, что подобные действия способствуют созданию революционной ситуации. Распространенному среди ортодоксальных марксистов мнению, согласно которому революционная ситуация – необходимое условие для начала борьбы за власть – является результатом объективных условий, а организованное рабочее движение должно ждать возникновения этой ситуации, «новая левая» противопоставляла свою точку зрения о превалирующей роли волюнтаристского элемента, сводившуюся к тому, что рабочее движение, пользуясь недовольством связанных с пролетариатом масс, должно создать или ускорить приближение революционной ситуации. Такую трактовку политики этого течения давал, например, Каутский, полемизируя с его главными идеологами. В самом деле, как отмечает Каутский, Роза Люксембург считала массовые забастовки средством постепенного разрушения существующего порядка, их целью в ее представлении было породить хаос и довести дело до боевых схваток. По мнению У. Ратца, для нее массовая забастовка – это длительный период классовой борьбы, в ходе которого порядок мало-помалу трансформируется в хаос. Аналогичные мнения высказывали также современные исследователи, которые в связи с этим говорили о «тактике эскалации революции». Заметим также, что Роза Люксембург часто отвергала такую интерпретацию своей политической позиции, и в частности говорила, что она противница создания революционной ситуации с помощью массовых забастовок.