Такая позиция в отношении социальных реформ сформировалась не без глубокого недоверия к государству, в котором революционные синдикалисты видели лишь орудие защиты интересов буржуазии. Уже сами завоевания рабочего класса, которых удалось бы добиться парламентским путем, могли, по их мнению, ослабить враждебность рабочих масс к государству и напряженность в их отношениях с работодателями. Только завоевания, достигнутые в результате борьбы, расценивались положительно, поскольку они содействовали росту классового антагонизма.
Революционные синдикалисты преподносили свою идеологию и свое движение не только как средство преобразования существующей социальной системы, но и как конкретную концепцию человеческого существования, как средство радикального преобразования общественной морали; подобно Сорелю, они были убеждены, что моральный прогресс пролетариата не менее необходим, чем прогресс в сфере средств производства, поскольку на путях этого прогресса складывается новая этика свободных творцов будущего социалистического общества.
Если социалистическое общество – это общество без государства, то средства производства должны быть доверены свободным производителям, способным осуществить «освобождение труда». Идеалом синдикализма было создание такой производственной организации, в которой внешнее принуждение как непременный элемент трудовой дисциплины было бы заменено внутренней самодисциплиной. Небезынтересно здесь отметить, что Сорель опасался, в частности, последствий растущей потребительской психологии, которая могла помешать развитию производительных сил капитализма и уж совсем губительно сказаться на социалистическом обществе, став препятствием для крупных капиталовложений, которые требуют значительных жертв. Тем не менее он считал возможным избежать подобной опасности с помощью воспитания у рабочих творческого подхода к этому вопросу, а также в связи с тем, что они работают, не получая прибыли, и способны на жертвы во имя высоких целей.
Концепции революционных синдикалистов по вопросу о форме будущего социалистического общества и процессе социалистических преобразований никогда не были четко определены. Их антипатия ко всякой форме государственной организации привела к тому, что они очень обобщенно высказались об «антигосударственных» учреждениях, которые предстояло создать рабочему классу. Кроме того, полагая, что социальное развитие не поддается научному прогнозированию, они превозносили стихийность, хотя и признавали, что перевод средств производства в общественную собственность и распоряжение ими должны осуществляться профсоюзами. Так, Артуро Лабриола и Энрико Леоне настаивали на тезисе о том, что переход к новой системе будет не скачком, а процессом и может произойти не ранее, чем пролетариат обретет способность самостоятельно руководить производством. До тех пор пока рабочие, объединенные в профсоюзы, не обретут такой способности, революция будет невозможной. Организации различных отраслей производства должны принять на себя – может быть, в форме аренды у капиталистов – управление отдельными отраслями производства и только позднее взять его на себя полностью, эвентуально возместив убытки. Леоне представлял себе социализм как систему, в которой производством руководят автономные группы рабочих различных предприятий, а группы производителей заключают под руководством синдикалистов контракты и соглашения и создают особые формы федераций. Не зря Плеханов, который больше других марксистов критиковал эти концепции, утверждал, что, несмотря на революционную фразеологию, они носят глубоко реформистский характер и куда более туманны, чем концепции самих реформистов.
5. Историческая несостоятельность и неадекватная стратегия
Хотя рассмотренные здесь концепции не только навеяны учением Маркса, но и сложились в аналогичных исторических условиях, в начальный период политического формирования рабочих движений, в момент, когда не существовало революционной ситуации, значительные различия между ними очевидны как в том, что касается конечных целей, так и под углом зрения более близких задач. Конечно, можно отыскать в них также общие и аналогичные моменты: например, ревизионисты и революционные синдикалисты придавали большое значение подготовке рабочего класса к осуществлению социалистических преобразований, развитию в нем интеллектуально-психических способностей, необходимых для выполнения подобной задачи, однако методы, которые предлагалось использовать в процессе подготовки, были весьма различны. И ортодоксальные марксисты, и революционные синдикалисты в равной степени делали ставку на классовую борьбу, но расходились в анализе ее источников, факторов ее развития, перспектив. Или, например, революционные синдикалисты и «новые левые» стремились подготовить рабочий класс к революционной борьбе, «тренируя» его в массовых выступлениях; но для одного течения ответственной руководящей организацией был профсоюз, а для другого – партия, и сами эти институты воспринимались представителями обоих течений по-разному.
В основе этих расхождений и противоречий, обычно весьма острых, лежали мнения, оценки и различные прогнозы, касавшиеся исторического процесса, развития общества, самой сущности капитализма и социализма. Вполне очевидно, что на эти глубокие расхождения влияли не только социальные условия каждой данной европейской страны, в которой эти течения и движения развивались, но и традиции и специфический опыт различных направлений в рабочем движении, различия в социальном составе партий, состав пролетариата. Поэтому нелишне, конечно, задаться вопросом о том, какую роль сыграли эти различные концепции в особых ситуациях и в формировании общего представления о политических процессах в Европе того времени. Это вопрос, охватывающий среди прочего проблематику как изоляции рабочего движения (в плане стремления к ней или недопущения ее), так и его интеграции (тоже в плане желательности или нежелательности ее) в рамках существовавших тогда социальных и политических структур. Сюда же относится и вопрос о том, кому из деятелей и вождей рабочего движения тех лет следует приписывать авторство этих различных точек зрения.
Задаваться подобными вопросами резонно, если собираешься продолжить исследования. В рамках же данной статьи дать на них ответ нет возможности. А вот вопрос, на котором, пусть и не подробно, следует здесь остановиться, – это вопрос о значении стратегических прогнозов, выдвигавшихся различными идеологическими и политическими течениями. Концепция революционных синдикалистов почти не содержала никаких прогнозов, тем более что ее сторонники считали, что предвидеть социальное развитие невозможно. В то же время социал-демократическое левое крыло разработало концепцию, во многом близкую концепции ортодоксальных марксистов, в частности в том, что касалось анализа капиталистической системы, отношений между классами и надстройкой. Конечно, значение этого анализа и этих прогнозов должно определяться в зависимости от деятельности движений и ее результатов, поскольку в основном названные движения стремились радикально преобразовать общество. Анализируя деятельность только социалистических партий, которые уже в те годы были реальной политической силой, нелегко сказать, возможно ли было последовательное осуществление их стратегических концепций. Главная проблема состоит в том, чтобы окунуться в реальность того времени, чтобы понять, что в этих различных стратегиях было осуществимо. Что касается «ортодоксальной» концепции, которую сформулировала и развила ведущая партия II Интернационала – германская социал-демократия, – то оценка ее осложняется тем фактом, что, согласно данной концепции, борьба за власть может быть начата лишь при наличии объективной революционной ситуации, а такая ситуация, как известно, возникла лишь в годы первой мировой войны, когда партия пребывала в состоянии кризиса и только одна фракция СДПГ – Независимая социал-демократическая партия Германии – сохранила верность старой концепции.
Что касается ревизионистской стратегической концепции, если мы ограничимся лишь периодом расцвета II Интернационала (поскольку после Октябрьской революции действительно возникла новая и совершенно непредвиденная ситуация), то здесь непросто оценить ревизионистскую стратегию. Демократизация капиталистического общества, которую предсказывал Бернштейн, не стала реальностью, хотя в некоторых странах – таких, как Италия, Австрия, Венгрия, Швеция, – и произошли некоторые положительные сдвиги, например было введено всеобщее избирательное право. В целом, однако, в области социальных реформ наблюдался глубокий застой, а для таких стран, как Франция и Германия, и вовсе был характерен регресс. В противоположность прогнозам ревизионистов и, следовательно, в подтверждение прогнозов их противников на рубеже столетий и в дальнейшем классовые противоречия отнюдь не смягчились, а, напротив, обострились, и не произошло ни роста реальной заработной платы, ни повышения уровня жизни рабочих, как предсказывал Бернштейн. Точно так же в противоположность тому, что предсказывали ревизионисты, капиталистическая экономика не стала развиваться гармоничнее, более того, ее поразило несколько кризисов, а обострение противоречий в международных отношениях привело к драматическому кризису лета 1914 года.
Учитывая тот факт, что для осуществления стратегических концепций и ревизионистов, и левого крыла социал-демократии, и социалистов-революционеров не было элементарных предпосылок и что эти идеологические течения не сумели завоевать большого числа последователей ни в партиях, ни в рабочих движениях своего времени, мы можем сделать вывод, что их концепции не были адекватны существующим условиям. Но такое суждение, достаточно сложное само по себе, еще труднее вывести, если попытаться сопоставить упомянутые концепции с идейными позициями ортодоксальных марксистов.
Стратегию и идеологию СДПГ часто обвиняют в том, что они ослабили самую сильную в ту пору германскую партию, ибо в их основе лежали реформистская постепенность, детерминистский взгляд на революцию, политическая пассивность и бездействие. Уже в ходе дискуссии вокруг идей Бернштейна и в период так называемого «кризиса марксизма» на заре XX века эту партию подвергали критике. С другой стороны, нельзя не учитывать того, что противники СДПГ считали эту партию отнюдь не слабой партией, если, как заявил в мае 1914 года один активист левого крыла Центра (германской католической партии), «самой серьезной проблемой внутренней политики рейха, которую предстояло решить, было ослабление мощи СДПГ».