Эккартов. Но до сих пор бодрая, веселая борьба пролетариата против исключительного закона и быстрое экономическое развитие все больше и больше лишали этот мелкобуржуазный элемент почвы и питательной среды, между тем как пролетарский элемент становится все могущественней» [8].
Ганс Мюллер выступил с резким протестом против этого утверждения Энгельса, заявив, что оппозиция «молодых» является выражением «классовой борьбы внутри социал-демократии», неверно понятой Энгельсом как «бунт литераторов и студентов». Это «свидетельствовало или о снижении способности мыслить, или о неспособности понять и оценить события во всем их глубоком значении» [9].
Подлинной причиной разногласий между руководством партии и «молодыми» стал, как удалось установить, все же вопрос о тактике. И в этом случае Энгельс встал на сторону руководства. Он выступил с критикой «молодых», заметив, что «в практическом отношении» они проявляют «полнейшее пренебрежение всеми реальными условиями партийной борьбы», идут на «безрассудное „взятие препятствий“ – в воображении» и что тем не менее, «если из области воображения перенестись в область действительности, это могло бы погубить даже самую сильную, насчитывающую в своих рядах миллионы партию под вполне заслуженный хохот всего враждебного ей мира» [10].
В то время как авторитетное руководство партией со стороны парламентской группы и ее осторожная легальная тактика подверглись нападкам левого крыла и эта ориентация была расценена как следствие «мелкобуржуазного большинства в парламентской группе», Георг фон Фольмар выступал с речами в мюнхенском ресторане «Эльдорадо», занимая правые позиции, требуя большей реформистской активности партии. В «новой обстановке», возникшей в связи с отменой закона о социалистах, Фольмар требовал применения новой тактики. Даже если социал-демократия должна оставаться верной своим «основным постулатам», утверждал он, ничего неизменного нет, будь то форма, которую борьба (за социализм) приобретает в разные периоды, или средства, которые социал-демократии приходится применять для успешного завершения собственных начинаний. Хотя борьба между правительством и социал-демократией не прекратилась, «мы признаны как воюющая сила и против нас ведется настоящая битва, в которой благодаря своему мужеству мы можем добиться больших успехов» [11]. По этой причине главное – это работать ради действительного улучшения условий существования пролетариата. Фольмар выдвигает следующие основные требования: защита права на труд, необходимость добиться подлинного права на создание организаций, то есть полной свободы объединения в профсоюзы, принятие законодательных мер против «трестов, картелей, синдикатов, контролирующих все отрасли промышленности», которые в руках капиталистов являются лишь средствами наибольшей эксплуатации трудящихся, и, наконец, отмена пошлин на продукты питания. Если эти практические цели требуют срочного решения, следует считать возможным, то есть расценивать как «естественную предпосылку», и
«улучшение условий жизни трудящихся при существующем государственном и общественном порядке. В противном случае правы будут те, кто считает нашу деятельность, направленную на достижение этих целей, пустым лицемерием и тратой времени. Этой возможности, лежащей в основе всей нашей тактики и нашей концепции постепенного закрепления внутри нового общества, противостоит диаметрально противоположная привычка возвращаться время от времени к непродуманным пояснениям, которые сводят на нет работу для достижения ближайших целей» [12].
Эрфуртский съезд 1891 года в своей резолюции осудил критику Фольмара и подтвердил тезис Бебеля о том, что «нет никаких причин для изменения тактики партии». Однако Фольмар, в отличие от «молодых», не был исключен из партии. Большая часть делегатов из Баварии и многие представители Юга открыто встали на его сторону. Таким образом, впервые возник конфликт, который впоследствии породил полемику о ревизионизме.
Программа, выработанная на этом конгрессе – Эрфуртская программа, – в первой, теоретической части развивает основные моменты марксистской интерпретации истории (названной так Карлом Каутским); а во второй, более краткой, говорится о практических задачах партии на ближайшее будущее. Сам Каутский, комментируя Эрфуртскую программу, подчеркивал, что
«в проекте… положения, которые затем явились предметом дискуссии, взяты почти дословно из „Капитала“ Маркса, а общая часть самой программы – лишь изложение выдержки из „Капитала“ об „исторической тенденции капиталистического накопления“» [13].
Строго придерживаясь текста 24-й главы «Капитала», Каутский, используя критику политической экономии, выделяет из нее исключительно теорию неизбежного развития капиталистического способа производства. Немногие выдержки чисто исторического характера, которые он приводит из «Капитала», служат ему ключом для общего понимания проблемы. В то же время адекватное прочтение «Капитала» с теоретической точки зрения позволяет понять критику Маркса как воссоздание общих законов структуры чисто капиталистической экономики и признать их преимущественно безличный и принудительный характер, который предписывает особое поведение как отдельным лицам, так и особым группам людей; Каутский, а вместе с ним почти весь II Интернационал ориентируются на марксистские положения, неправильно истолкованные и воспринятые как обязательные, о предполагаемом характере развития капиталистического способа производства.
Если считать, что одной из составных частей «Капитала» является теория эволюции общества, то его прочтению способствует и теория эволюции Дарвина (и Геккеля), к которой Каутский и его современники питают большую слабость. Подобно тому как в процессе естественной эволюции одни виды животных произошли от других, а человек – от обезьяны, так и за капитализмом – с той же неизбежностью, которая утверждается естественными науками, – последует социализм. Эта концепция и в психологическом и в идеологическом планах особенно содействовала сплочению рабочего движения и его уверенности в конечной победе. Однако она снижает и в значительной степени сглаживает критику политической экономии Марксом. Только в такой перспективе предвиденная поляризация общества на все более сужающуюся группу «магнатов капитала», с одной стороны, и все более увеличивающийся численно рабочий класс – с другой, а также теория абсолютного обнищания рабочих смогли впоследствии приобрести фундаментальное значение для марксизма. Только когда Каутский свел критику Маркса к материалистической науке о развитии общества и превратил те места «Капитала», где речь идет об истории, в ключ для понимания всей работы Маркса, так называемая «теория краха», равно как и «теория обнищания», приобрела значение основной. Поэтому не удивительно, что и буржуазные критики марксизма и апологеты «марксистского социализма» столкнулись между собой почти исключительно на почве статистического подтверждения абсолютного обнищания и перспективы краха.
Для Каутского в имманентной логике развития капитализма, «необходимой по закону природы», содержатся не только обнищание и пролетаризация масс, но и конечная победа социализма. Кроме того, даже если пролетариат, к примеру, решит пренебречь поначалу своими обязанностями, «социалистическое производство… будет в конце концов создано логикой фактов, хотя, может быть, и после многочисленных неверных шагов, ошибок и ненужных жертв, после излишних затрат сил и времени. Но социалистическое производство должно появиться, и оно появится. Его победа неизбежна, коль скоро станет неизбежной победа пролетариата» [14]. Тем не менее Каутский выводит неизбежность победы пролетариата из пролетаризации народа и его абсолютного обнищания. Даже если он сам впоследствии и утверждал, что «теория обнищания» не нашла отражения в его исследовании Эрфуртской программы, нетрудно доказать, что идея абсолютного (и относительного) обнищания пролетариата весьма определенно содержится в основных гипотезах его марксистской концепции. Хотя он решительно утверждает, что «эмансипация пролетариата станет следствием… не растущей нищеты, а растущего классового антагонизма и вытекающей из него классовой борьбы пролетариата» [15], но такие выражения, как «пролетариат опускается и все больше тупеет» [16] и «пролетарии живут в жалких трущобах и строят дворцы своим эксплуататорам; голодают, но готовят им прекрасные блюда; гнут спину и падают без сил, создавая средства, которые помогут капиталисту и его семье убивать время» [17], показывают, насколько постоянно идея растущего (относительного) обнищания присутствует в его концептуальной системе. Далее он утверждает: «В общем, экономические условия пролетариата при наличии классовой борьбы и ее завоеваний улучшаются мало и медленно, хотя и улучшаются в абсолютном смысле». Однако растут требования пролетариата, причем этот рост идет «гораздо быстрее, чем могут улучшиться экономические условия при существующих методах эксплуатации… его „жадность“ не будет утолена до тех пор, пока не будет покончено с эксплуатацией» [18]. И наконец Каутский признает, что «только приближение к ним [условиям, в которых все общество оказалось бы под пятой у одного-единственного эксплуататора-капиталиста] доведет страдания, антагонизм и противоречия в обществе до такой степени остроты, что оно рухнет, если его развитию своевременно не будет дано другое направление» [19].
Тот факт, что Энгельс до некоторой степени взял на себя ответственность, сместив акценты в революционной теории с критики полной автономности социальных структур на ориентацию на «объективные законы развития общества», нашел отражение в работах различных авторов, таких, как Карл Корш, ЭрихМаттиас и Герман Болльнов. Как бы то ни было, у Энгельса совершенно явно чувствуется заинтересованность в эмансипации рабочего класса, тогда как у Каутского и других теоретиков II Интернационала речь в конечном счете идет о высвобождении прежде всего производительных сил (промышленной техники) от пут капиталистических производственных отношений, а не об освобождении ассоциированных производителей. В этой перспективе и «законы» капиталистического способа производства приобретают другое значение. Если для Маркса это только законы данного специфического исторического переходного способа производства, само существование которого зависит именно от случайности и анархии произв