», показывают, что они даже в своем положении не уверены, так что, может быть, в один прекрасный день им придется признать необходимость экспроприации экспроприаторов. Опровергая Юлиуса Вольфа, Бернштейн отмечает, что увеличение импорта пищевых продуктов в Англию не приведет к росту уровня жизни масс. Рост потребления, скорее, связан с «ростом в Англии числа тех, кто вместе со своими присными проживает наследства, скопленные в Индии и других английских колониях» [34]. Гораздо труднее Бернштейну было выступить против опровержения «железного закона заработной платы» Брентано. Тот указывал, что этот закон, несомненно, правомерен для определенной исторической эпохи: он еще не вступает в действие, когда нравы и обычаи докапиталистической эпохи устанавливают в качестве «достаточного» некоторый минимальный уровень дохода, но уже теряет силу, когда профсоюзы (и вмешательство государства) устраняют свободную конкуренцию среди трудящихся. Таким образом, период действия «железного закона заработной платы» – это лишь переходный и относительно непродолжительный этап, в течение которого более старые нормы обычного права уже не действуют, а рабочие еще не добились права объединяться. Брентано критикует затем самую социал-демократию за то, что она на съезде в Галле отвергла «железный закон заработной платы». В странах, где запрещены объединения и нет традиционных ограничений заработной платы, этот закон всегда действует.
Суть возражения Бернштейна состояла в тезисе, согласно которому в условиях личной конкуренции над заработной платой рабочего тяготеет также стоимость товара – труда, то есть имеет место абсолютное обнищание. Только с помощью ответных профсоюзных мер процесс крайнего обнищания может быть приостановлен. Иными словами, профсоюзная борьба в целом может способствовать тому, чтобы уровень заработной платы выражал стоимость товара – работы. Однако в период кризисов с ростом числа безработных – вследствие большего давления, оказываемого на рынок труда теми, кто лишен работы, этой цели достигнуть не удается. Все это говорит о «единственной возможности окончательно освободить рабочий класс: обобществлении средств производства, общественном контроле над производством» [35].
Анализируя работу Шульце-Геверница о крупном предприятии, Бернштейн еще раз в качестве главного аргумента выдвигает критику статистических данных, которые в ней приводятся. Выразив сомнения относительно точности цифр номинального уровня заработной платы, он замечает, что Шпиннер и Вебер принимают в расчет лишь категорию рабочих, занятых в текстильной промышленности и пользующихся «особым аристократическим положением»; и, наконец, он считает, что нельзя расценивать как общий вывод замечание Шульце-Геверница о том, что появление крупного производства благоприятно отразится на рабочих. Однако прежде всего поражает то, что Бернштейн выступает против аргументации Шульце-Геверница без малейшего сомнения:
«Мы готовы согласиться, что, если доказательство господина фон Шульце-Геверница справедливо, если ему удалось доказать прежде всего, что положение рабочих в английской текстильной промышленности, в которой доминируют крупные предприятия, пусть не блестяще, но вполне отвечает разумным требованиям и, во-вторых, что развитие крупной промышленности на базе настоящего социального порядка приведет всегда и везде к одним и тем же результатам, социализм потерпел поражение по самой своей сути» [36].
3. Ревизия марксизма Бернштейном
Хотя в 1891 – 1893 годах Бернштейн весьма энергично выступал против положений буржуазных критиков Маркса, он уже тогда – как позднее писал в своих автобиографических заметках «Развитие социалиста» – начал сомневаться в абсолютной точности своих ответов. Даже после того, как он сумел доказать ошибочность отдельных утверждений этих критиков, Бернштейн не скрывал, что возражения, которые содержались в их работах, ему не удалось полностью опровергнуть. «Как бы я внутренне ни сопротивлялся этому, – писал он, – меня одолевали сомнения относительно принципов, которые до того момента я считал непоколебимыми, а в последующие годы мои сомнения усилились» [37]. В самой важной работе по ревизионизму уже в 1899 году Шульце-Геверниц и другие авторы школы Брентано как бы реабилитируются.
«Односторонность в изложении истории развития современной Англии, на что я достаточно сильно указывал в свое время, нисколько не помешала Шульце-Геверницу как в сочинении „К социальному миру“, так и в его монографии „Крупное производство как хозяйственный и социальный успех“ установить факты, имеющие весьма важное значение для понимания хозяйственного развития настоящего. Отнюдь не видя в том ничего худого, я охотно признаюсь, что благодаря Шульце-Геверницу, равно как и другим экономистам школы Брентано (Геркнер, Синцгеймер), я обратил внимание на многие факты, которым раньше либо вовсе не придавал, либо придавал весьма поверхностное значение. Я даже не стыжусь сознаться в том, что почерпнул кое-что из книги Юлия Вольфа „Социализм и социалистическое общественное устройство“» [38].
В отличие от Георга Фольмара Бернштейн был не столько экспертом по вопросам повседневной борьбы, сколько теоретиком. Еще Энгельс хвалил его главным образом за реализм и противопоставлял этот реализм педантизму интеллектуала Каутского [39]. Похвала Энгельса и тот факт, что он назначил Бернштейна исполнителем своего завещания, придавали словам последнего внутри партии куда больший вес, чем речам Фольмара. Поэтому, когда в 1896 году Бернштейн – через год после смерти Энгельса – начал публиковать в «Нойецайт» серию статей «Проблемы социализма» и подверг обсуждению все теоретические предпосылки марксизма той поры, это не могло не вызвать сенсации. Затем в 1899 году эти статьи, расширенные и переработанные, были опубликованы в книге под названием «Проблемы социализма и задачи социал-демократии». Причин для этого у Бернштейна было две. С одной стороны, он стремился преодолеть разрыв между теорией (радикал-революционной) и практикой (реформистской) в СДПГ, с другой стороны, он собирался пересмотреть положения марксизма, поколебленные буржуазной критикой Маркса и утратившие – по его убеждению – свое значение в эмпирическом плане. В то же время Бернштейн не сомневался в своей верности духу Маркса и Энгельса и в том, что он сохранит «научный характер» марксистского социализма, который его критики, догматически опираясь на опровергнутые положения или тезисы, не поддающиеся проверке в эмпирическом плане, считали изжившим себя.
У Бернштейна – и не без причины – сложилось впечатление, что «марксистская теория», как ее понимали и распространяли члены СДПГ, только в очень незначительной степени способствовала ориентации повседневной политической работы, а зачастую просто мешала ее вести. Так, например, у партии была собственная аграрная программа, рассчитанная на привлечение на свою сторону мелкого крестьянства и сельскохозяйственных рабочих; она разработала принципы использования своих парламентских голосов. Однако для принятия самых ординарных тактических решений приходилось придерживаться высших «принципов теории». Например, в 1903 году представитель социал-демократической партии получил возможность занять пост вице-президента рейхстага, но от нее пришлось отказаться только потому, что вице-президенты представлялись к двору. Бернштейн выступил тогда за использование этой возможности, за что в 1903 году на Дрезденском съезде подвергся резкой критике.
Считая своим долгом дать соответствующее теоретическое обоснование политики реформизма, фактически проводимой немецкой социал-демократией, Бернштейн выражает полное согласие с положениями, сформулированными Георгом Фольмаром еще в 1891 году. У него сложилось впечатление, что партия и особенно профсоюзное движение в своих действиях руководствовались – тайно, и отчасти бессознательно – отнюдь не «официальным» марксизмом лидеров партии. «Твердость принципов» последних – и особенно их идеологического рупора Карла Каутского – не раз мешала воспользоваться благоприятной политической ситуацией. Социал-демократы Южной Германии имели успех на выборах в ландтаги всякий раз, когда отступали от «священных принципов» и действовали в парламенте совместно с либеральными силами против консерваторов или клерикалов. Например, голосуя за бюджет земли, они добивались целого ряда важных уступок для своих избирателей, что благоприятствовало успешному ходу следующей избирательной кампании. Хотя на съездах СДПГ большинство социал-демократов Баварии, Бадена и Вюртемберга подверглись критике за отступление от «основных принципов», партия была не в состоянии полностью помешать развитию этого процесса [40]. Кроме того, ощущалось отсутствие связи между общей теорией (стратегией) и тактикой. Отвыкшее из-за длительного нахождения партии под запретом от практической политической деятельности руководство СДПГ охотно возвращалось к «основным принципам» и в вопросах, которые требовали более гибкого решения. Даже различия в условиях, более демократических в землях Южной Германии и менее демократических в Пруссии, не были проанализированы в узком понимании их значения. В то время как руководство партии расценивало любой вопрос как «повод для укрепления принципов», Бернштейн, напротив, к некоторым тактическим проблемам относился как к поводам для пересмотра теории. Он не стремился изменить практическую деятельность партии, его интересовало только восстановление «единства теории и практики». Он никогда не отрицал того решающего воздействия, которое оказало на него длительное пребывание в Англии. С другой стороны, он отошел от Энгельса еще при его жизни, особенно в оценке «Фабианского общества».
В своих положениях Бернштейн тесно смыкается с буржуазными критиками Маркса, заменяя собранный ими статистический материал данными по Пруссии и Саксонии. Его оценку сложившейся обстановки и дальнейшего возможного развития капиталистического общества можно резюмировать следующим образом: