марксистскую мысль и подводящая ее к национальной государственности, да и сама теория государства останется в такой же степени неполной. Но это уже следующая история, связанная с тем, что сегодня называется кризисом марксизма, и она может привести к новым раскрепощающим соображениям.
Франко Андреуччи.КОЛОНИАЛЬНЫЙ ВОПРОС И ИМПЕРИАЛИЗМ
Около двадцати тетрадей, заполненных заметками, схемами, статистическими выкладками, цитатами, общим объемом почти восемьсот печатных страниц[938] – вот результат долгого и упорного труда Ленина в богатых книжных фондах свободной Швейцарии. В итоге он написал труд об империализме, который ему удалось переправить через плотную сеть военной цензуры между 1916 и 1917 годами. После Октябрьской революции и основания Коммунистического Интернационала этот «популярный очерк», как сам Ленин назвал его, стал одним из самых известных, самых читаемых и цитируемых трудов в мире. Само слово «империализм» наполнилось новым семантическим содержанием, до этого ему несвойственным, и теперь воспринимается нами под сильным влиянием ленинской интерпретации[939].
Созданию исследования помогли условия (не будем здесь говорить о личных способностях Ленина): исследовательская и интерпретаторская работа предшествующих авторов – марксистов и немарксистов, влияние которых на «Тетради по империализму» явное и несомненное, а также тот факт, что война и бессилие II Интернационала подтвердили ряд предположений и суждений, которые Ленин высказал в предыдущие годы[940].
Вычленить все это из массы влиятельных толкований и мнений, выросшей из работы Ленина почти полвека спустя после ее публикации, далеко не легко: критика самых разных направлений наслаивалась на большевистскую традицию, превратившую Ленина в одинокого титана среди моря оппортунизма. Поэтому не лишним будет начать с 80-х годов XIX века, когда стала созревать масса проблем и суждений, сыгравших впоследствии огромную роль во всей дискуссии об империализме. Короче, следует обратиться ко времени обсуждения «колониального вопроса».
1. Колониальный вопрос, угнетенные народы и «крах» капитализма
В годы становления марксизма, во время цюрихского изгнания руководящей группы немецкой социал-демократии, оформился также ряд направлений, которые впоследствии, в период, когда колониальная европейская экспансия, перестав быть одним из аспектов деятельности капитализма, превратилась в жгучую политическую проблему, станут основой антиколониальной идеологии международного рабочего движения[941].
В начале 80-х годов XIX века все основные европейские страны вступили в новую фазу колониальной экспансии. Это были страны старых имперских традиций, такие, как Англия, а также недавно созданные государства Германия и Италия, и, кроме того, Франция, Бельгия, Россия. За пределами Европы, на территории почти всего остального мира – от Египта до всего африканского Средиземноморья, от Тонкинского залива до Черной Африки, от Средней Азии до островов Тихого океана – они все осуществили серию военных интервенций, включились в борьбу за новые владения, предприняли дипломатические маневры.
«Колониальный вопрос» был частью того багажа проблем, которые молодые марксисты немецкой социал-демократии должны были разрешить в исключительно сложное время[942]. Вопрос, по сути, не исчерпывался сферой колониальной политики, а распространялся на жизненно важные проблемы рабочего движения. В первую очередь речь шла о столкновении разных цивилизаций, и из этого проистекали не только этнологические курьезы, но и брали начало проблемы, относящиеся к древним формам производства и социальным отношениям, которые, с точки зрения марксизма, уже сходили со сцены исторического развития. Одновременно надо было подумать о результатах влияния колониальной экспансии на Европу, где эта экспансия опиралась на капитализм и в то же время, как казалось, помогала ускорить его развитие. Должны были способствовать или противостоять подобному развитию политические выступления рабочего класса? Это была одна из центральных проблем. И еще: значимость новых проблем вытекала не только из характера оппозиции, зачинателем которой должна была стать рабочая партия, но и из необходимости международных связей в соответствии с международной обстановкой. В общем, речь шла о выработке новой внешней политики рабочего класса, принимающей в расчет прошлый опыт международного рабочего движения и одновременно выверяющей некоторые из своих предыдущих положений, например те, что касались России, считавшейся «главным врагам». Последнее положение следовало пересмотреть в свете новых международных отношений, в которых не последнюю роль играли как успехи социалистического движения в России, так и обострение восточного вопроса. Наконец, возникали проблемы, непосредственно касающиеся колониальной экспансии. Каково ее значение? Каковы ее движущие силы? Давали ли связи между цивилизациями право высшей цивилизации властвовать над низшей и направлять ее?
Одним из первых в кругах социал-демократов, ориентировавшихся на марксизм, кто заинтересовался колониальным вопросом, был Каутский[943]. Этот вопрос занимал довольно значительное место как в культурном развитии Каутского, так и в процессе его приближения к марксизму. Он много интересовался этнологией, историей первобытных народов, был весьма увлечен теорией мальтузианства, был восприимчив к проблемам эмиграции. Под влиянием Хохберга, молодого мецената, финансировавшего некоторые издания, близкие к немецкой социал-демократии, Каутский посвятил колониальной проблеме некоторые из своих первых трудов. Эта тема увлекла его до такой степени, что он вел по ней живые дискуссии и, в конце концов вступив в интеллектуальный конфликт с самим Хохбергом (по его мнению, последний был слишком ярым сторонником колониальной экспансии), порвав на этой почве со своим другом, почувствовал необходимость обратиться к такому авторитету, как Энгельс.
«Я хотел бы обратиться к Вам с вопросом, – писал он Энгельсу в мае 1882 года, – над которым думал, однако не пришел к какому-либо определенному выводу. Как будет относиться социализм к колониям, в частности в Азии? Например, освободит или нет английский пролетариат Индию? С точки зрения теории на этот вопрос надо было бы ответить положительно, но, я думаю, наши принципы безоговорочны только в отношении народов, взращенных нашей цивилизацией»[944].
В центре внимания Каутского стояла проблема связи между перспективой независимости колониальных народов, этапами их экономического и социального развития и революцией в Европе. По мнению Каутского, завоевание Индии революционным пролетариатом было бы выгодно и для индийского народа; если же его предоставить собственной судьбе, то ему может грозить самый жестокий «восточный деспотизм», в то время как разобщенная, разрозненная индийская крестьянская община не сумела бы воспрепятствовать рождению на Востоке той самой буржуазии, которая уже была бы разбита европейской революцией. «И наоборот, – добавляет Каутский, – ведомая европейским пролетариатом, Индия могла бы довольно спокойно подойти к современному социализму, минуя переходную стадию капитализма»[945].
И для Энгельса, и для Маркса все это было не ново. В сущности, речь шла об особой точке зрения, когда затрагивался вопрос о социалистическом пути развития в регионах, где доминировали докапиталистические формы производства, – тот самый вопрос, на который оба уже ответили многочисленным корреспондентам из числа русских народников. Что касается Энгельса, то он не сразу дал ответ на вопрос Каутского, хотя ему уже представлялся случай подойти к этой проблеме с другой точки зрения. Это было в связи с публикацией на страницах еженедельника немецкой социал-демократии одной из статей по египетскому вопросу. В то время в международной политике широко обсуждалась бомбардировка англичанами порта Александрии. Симпатии многочисленных социалистических партий и групп в Европе были на стороне Араби-паши и националистических сил, которые он возглавлял в их борьбе как за независимость страны, против пассивной позиции хедива, так и против англо-французского вмешательства.
В помещенной в «Социал-демократе» статье «Социал-демократия и египетский вопрос» приводились примеры и одобрялось содержание призывов из Парижа, прозвучавших в ходе демонстрации солидарности, организованной гедистами. В них выражалась поддержка национальной партии Египта как партии, борющейся за независимость и суверенитет по буржуазно-европейскому образцу, а также с энтузиазмом был поддержан призыв двух бывших участников Парижской коммуны, проявивших желание прийти на помощь феллахам на берегах Нила и повторить героические подвиги, «совершенные в 1871 году славными интернационалистами на берегах Сены во имя пролетариата»[946].
Позиция, в которой ни Бернштейн, ни Каутский нисколько не сомневались, у Энгельса вызвала ряд суждений и прежде всего желание заставить двух своих молодых корреспондентов понять, необходимость отнестись к подобным политическим проблемам сдержанно и осторожно:
«И все-таки, чуть где-нибудь вспыхнет мятеж, как весь революционный романский мир совершенно не критически приходит в восторг… Во всех вопросах международной политики к сентиментально-политическим партийным газетам французов и итальянцев следует относиться с величайшей осторожностью, и мы, немцы, и в этой области обязаны с помощью критики доказывать свое теоретическое превосходство, раз мы им обладаем»