Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй — страница 18 из 122

Теперь программные требования, выдвигаемые «платформой» – развитие и автономная деятельность трудящихся, их независимость от руководителей, рекрутируемых из интеллигенции, – конкретно воплощались в форме эксперимента в партийных школах на Капри (август – декабрь 1909 года) и в Болонье (ноябрь 1910 – март 1911 года). Деятельность так называемых высших социал-демократических школ агитации намного убедительнее, чем «платформа», свидетельствует о том, что для «левых большевиков» агитация и пропаганда (эти дисциплины в форме практических занятий составляли значительную часть учебной программы) означают не только формирование «постоянных кадров рабочего происхождения»[166], но и создание партийной интеллигенции, рекрутируемой из рабочих. «Новый, высший тип партийной пропаганды» недвусмысленно предполагает создание рабочей интеллигенции. «Пролетариат как общественный класс должен иметь собственную интеллигенцию, работающую в рядах пролетариата с целью свержения капитализма», – утверждает единственный из всех основателей партийной школы на Капри пролетарий по происхождению, «рабочий-философ» Михаил (псевдоним H.Е. Вилонова), на которого Богданов оказывал сильное влияние. Но что значит «рабочая интеллигенция»? Идентична ли она «рабочим руководителям» партии? И в чем в конечном счете заключается «обновление партии», проповедуемое группой «Вперед»?

Ответ на этот вопрос тесно связан с богдановской концепцией «пролетарской культуры». У этой последней, впервые изложенной в «платформе» в программной форме как картина будущего социалистического общества, уже имелись наметки в некоторых работах Богданова, написанных в период до революции 1905 года, особенно в очерках, опубликованных в 1904 году в московской «Правде» под красноречивым заглавием «Новый мир». «Пролетарская культура» как революционная стратегия «левых большевиков» стала доминирующей идеологией партийных школ, в которых Богданов видел ростки будущих «рабочих университетов» и которые в конечном счете пошли гораздо дальше поставленной ими первоначально цели (формирование будущих пролетарских кадров). В конфликте между Лениным и Богдановым эти партийные школы играют первостепенную политическую роль. Действительно, «рабочие слушатели», успешно окончив эти школы, должны были вернуться в Россию и вести пропагандистско-агитационную работу в новых кружках, о которых говорится в «платформе», иначе говоря, заниматься пропагандой богдановской теории общества и революции. Деятельность партийных школ – которая, как и вся деятельность группы «Вперед» – означала, по мнению Ленина, прежде всего пропаганду идей отзовизма. Ленин тут же, еще до начала их функционирования, усматривает серьезную опасность и всеми силами пытается прекратить деятельность этих школ, привлечь на свою сторону их слушателей и т.д. Его собственная партшкола, которую в советской историографии называют «ленинской» и которую Ленин организовал в 1911 году в местечке Лонжюмо близ Парижа, при ближайшем рассмотрении оказывается не чем иным, как контрмерой по отношению к партийным школам «левых большевиков». По сути же – согласно своим взглядам на агитацию и пропаганду, – Ленин полагал, что в тот момент легальная возможность формирования кадров посредством использования думской трибуны была гораздо реальнее, нежели путем партийных школ: последнее казалось ему практически неосуществимым вдали от России, в жестких условиях эмиграции[167].

4. «Пролетарская культура»

Хотя школа на Капри «видит свою первостепенную задачу в классовом углублении социал-демократической пропаганды» – как сказано в письменном отчете, сделанном для того, чтобы получить одобрение партии, – и считает себя «новым орудием классового воспитания пролетариата», но в ее задачи, по собственному признанию ее организаторов, входит воспитание не столько «политических деятелей революции», то есть профессиональных революционеров в ленинском смысле, сколько «сознательных социалистов, способных анализировать проблемы современности с классовых позиций». Об этом еще ярче свидетельствует другой документ, написанный непосредственно в результате деятельности школы на Капри и опубликованный в начале 1910 года в Париже издательством группы «Вперед» под названием «Ко всем товарищам». Организация серьезной социалистической пропаганды не под силу кучке партийных руководителей, происходящих из интеллигенции, – «Большевистскому центру», замечает в этой работе Богданов. Эти партийные интеллигенты видят в руководстве партии свою монополию. Они полагают, что тратить силы партии на воспитание руководителей рабочего происхождения бесполезно. «Этот страх перед „конкуренцией“ свежих и жизнеспособных сил, сил самого пролетариата… не имеет уже ничего общего с большевизмом», он находится в непреодолимом противоречии с самой природой большевизма[168].

В той же статье Богданов указывает на непременные условия формирования сознательных социалистов-трудящихся, способных руководить движением масс: прежде всего выпуск новой пропагандистской литературы, а также создание партийных рабочих университетов. «Большевизм, – утверждает Богданов, – не просто политическое явление, но и социально-культурное движение», и политическая гегемония пролетариата по отношению к буржуазии невозможна без его общей культурной гегемонии.

«Имплицитной предпосылкой большевизма является, следовательно, идея непосредственного создания в рамках современного общества великой пролетарской культуры, более сильной и гармоничной, нежели культура буржуазных классов, находящихся в процессе упадка, бесконечно более свободной и творческой».

Те, кто не признает этой прямой связи между политикой, наукой, философией и литературой, иными словами, не признает задачи «пролетарской культуры», не являются, по мнению Богданова, истинными большевиками. Фактически он считает, что истинный большевизм был предан членами заграничных кружков, и прежде всего Большевистским центрам, «политически нездоровыми личностями»: он существует исключительно «в твердом и здравом пролетарском движении», сила которого выражается в способности пролетариата к организации. Большевистский же центр занимается раскольнической деятельностью. Единственный в своем роде истинный большевизм, подлинно революционная концепция задач и идеалов пролетариата, по мнению Богданова, совпадает со своей политической, культурной и социальной эмансипацией во имя «социалистического идеала». Богданов считает необходимым стремиться достигнуть этого грандиозного будущего пролетариата во имя «старого большевизма» – «вместе с вождями, если они хотят этого, без них, если не хотят, против них, если они окажут сопротивление». Задачей партии должно быть освобождение трудящихся. «Наше дело – дело коллектива, а не отдельных личностей», – заключает автор статьи, которую можно считать манифестам его «философии пролетарской борьбы», или «философии коллективизма», по выражению самого Богданова и его единомышленников.

Согласно богдановской концепции организующей энергии коллектива, или пролетариата, его целью является формирование руководителей пролетарского движения для внесения в массы социалистического сознания. Именно в этом смысле следует понимать используемое им понятие «рабочая интеллигенция». В своем труде «Культурные задачи нашего времени», составленном из лекций, прочитанных им в партийной школе на Капри, и первоначально носившем многозначительное название «Культурные задачи пролетариата», но измененном по цензурным соображениям, Богданов пишет о «новой интеллигенции», которая «выходит из среды самого пролетариата» и тождественна самому пролетариату, «культивированному» в этическом, художественном и научном смысле. Эта «новая интеллигенция» впитала в себя весь «общий опыт пролетариата» и, следовательно, никогда больше не сможет отделиться от него. Она одна может «придать работе необходимую последовательность и цельность, внутреннее единство ясной и повсюду себе верной классовой психологии»[169].

Из опыта революции 1905 года Богданов делает вывод, что социалистическая революция возможна лишь при условии, если трудящихся сначала воспитать в духе социалистического сознания. Это тем более верно, что в «повседневной экономической работе и в обыденной политике кроется опасность сужения кругозора и отход от какого бы то ни было идеала революции в пользу компромиссов и поверхностного практицизма»[170]. То, что эта концепция формирования социалистического сознания и воспитания в самом широком смысле охватывает весь человеческий опыт и политическую практику, не оставляет никаких сомнений. «Пролетарская культура» представляет собой в определенном смысле теорию – если не идеологию – такого воспитания, направленного на будущее общество, вернее, на человека будущего вообще; и первоначально она имеет гораздо более широкое и глубокое значение, чем обучать литературе и искусству пролетарские массы или содействовать деятельности рабочих-поэтов, рабочих-артистов и т.д. Если после 1917 года этому понятию придавалось именно такое значение, то следует заметить, что оно, помимо всего прочего, по существу сужает и калечит содержание богдановских идей, с которыми он выступал до революции. «Пролетарская культура» означает сознание и практику; она является не эстетикой, а этикой. «Пролетарская культура» – это не философия; она не имеет отношения только к политике, но именно как политический выбор это – альтернатива идеям Ленина.

Если, как уже говорилось, богдановская концепция «пролетарской культуры» первоначально была выдвинута в виде программы в рамках политической «платформы» группы «Вперед», то во всех деталях она была объяснена и обоснована уже в начале 1911 года в работе «Социализм в настоящем» – своего рода социально-культурном манифесте, – опубликованной в культурно-политической серии «Вперед» и недвусмысленно обращенной к пролетарскому читателю. Это обоснование концепции «пролетарской культуры» относится также и к самой организации «Пролеткульта», существовавшей с начала 20-х годов, поэтому есть смысл остановиться на его основных пунктах.