ри условии преобладания присвоения, приобретения энергии над потерей ее непосредственно в процессе трудовой деятельности, то есть в процессе техническом. По этой причине первыми создателями идеологии являются элементы, организующие общество, благодаря которым созданная ими идеология едина и равноценна для всего общества. Идеология, выработанная организующей частью общества, целикам сохраняет свое значение для обеих его частей, пока организующая суть идеологии принимается обеими этими частями. Если же порядок вещей изменяется, если реальное содержание, сама жизнь двух частей общества становятся резко различными (например, в начале эпохи рабовладения, когда высшая часть общества занимается товарообменом, а низшая остается привязанной к натуральному хозяйству), то начинается идеологическое разделение классов: идеология высших классов вступает в противоречие с практическим опытом и нуждами низших классов, и это противоречие все более обостряется. Организационная функция высшего класса позволяет ему организовать жизнь низших классов на основе норм, не соответствующих условиям жизни последних. Такие нормы имеют для угнетенных классов значение внешней силы, которая – аналогично силам природы – враждебна, но к которой необходимо адаптироваться. В этом заключается главное и принципиальное классовое противоречие, отправной пункт любой классовой борьбы.
Среди различных исторических типов классовой эволюции выдающееся значение имеют два – рабовладение и капитализм. Все остальные, например феодализм, могут быть связаны с первыми двумя, в которые они переходят, когда их эволюция достигает определенного уровня. Эти два типа развития классов соответствуют друг другу в том смысле, что организующий класс, который постепенно отдаляется от технического производственного процесса, со временем теряет свою реальную организационную функцию и превращается в паразитирующий класс, вырождается и, таким образом, теряет свою социальную силу.
Один тип эволюции отличается от другого соответствующими отправными точками, а также конечными социальными результатами. В основе архаичного типа развития классов лежит патриархальный принцип, господство натурального хозяйства, которое затем усложняется товарообменом (впрочем, в него вовлечены лишь высшие слои общества). Влияние хозяев и организаторов распространяется на все аспекты существования рабов; цепь, связующая господ и рабов, статична, то есть не может быть ослаблена по воле раба, а лишь по воле господина. Этот тип классового развития превращает трудящегося в средство производства. Следовательно, технический прогресс пресекается. Идеология раба не способна сформироваться, она не преодолевает зачаточного состояния; классовая борьба отсутствует. Упадок обоих классов сопровождается крушением целого общества.
Капиталистический тип классового развития начинается с организации мелкобуржуазного товарообмена. Роль предпринимателя как организатора ограничивается определенным отрезком жизни трудящегося, иначе говоря, рабочим днем. Отношения, связывающие предпринимателя и трудящегося, подвижны, то есть могут быть объектом соглашения. Этим объясняется то, что масса обособленных трудящихся постепенно превращается в сплоченный коллектив, приобретающий способность выполнять организационную функцию во все более растущем и неограниченном масштабе. Быстрый технический прогресс именно такого типа эволюции стимулирует быстрое развитие противоположных классовых идеологий и классовой борьбы. Это вызывает крушение бывшего класса организаторов и преобразование общества: противоречивое развитие классового общества уступает место полному и гармоничному развитию. Стихийность вне и внутри общества в равной степени преодолевается организующей и планирующей силой человечества, и господство последнего над природой безгранично растет[186].
Хотя идеология занимает в основном важное место в теории Богданова, она все же не первостепенный фактор в плане социальной причинности, или, как иногда утверждают, идеология фактически не выполняет самостоятельной функции в общественном развитии. Каждое структурно значимое преобразование имеет право на существование в технике, но не в идеологии. По мнению Богданова – который таким образом сознательно связывает себя с марксизмом, – основу общественного развития составляет технический прогресс; любое прогрессивное преобразование общественных форм является результатом технического процесса. Однако идеология не менее важна, чем техника, хотя ее значение положительно «иного характера», нежели значение техники[187]. Так, уже в работе «Развитие жизни в природе и в обществе», опубликованной в 1902 году, Богданов подчеркивает тесную связь, вернее, взаимосвязь между техникой и идеологией. Технический прогресс, объясняет он, осуществляется благодаря изобретениям, а они в свою очередь представляют собой итог всех знаний, технических и абстрактных, которыми располагает изобретатель; труд изобретателя основывается на материале знаний, на технике (структура), на методах познания, на науке (надстройка). Без этих «идеологических» предпосылок не было бы почти ни одного открытия. Степень совершенства изобретения определяется, таким образом, количеством и качеством таких предпосылок. На основании этой идеи о взаимозависимости техники и идеологии Богданов делает заключение, что знание есть трудовой опыт, организованный обществом. Эта идея, подчеркивает он, не противоречит марксистской концепции техники как основы социальной жизни по двум причинам: 1) формы познания, как и все другие идеологические формы, безусловно, являются материалом и условием общественного развития, но не движущей силой этого развития; импульс к образованию новых форм исходит из сферы техники; отсюда начинается любой процесс общественного преобразования; 2) следует иметь в виду общее значение идеологии: идеология есть организующая форма, и то, что она организует, в конечном счете представляет собой технический процесс; в этом отношении она, так сказать, находится в обрамлении того же самого технического процесса, который в самом общем смысле определяет ее содержание. Влияние, которое идеология оказывает на техническое развитие, имеет, следовательно, свои корни в самой сфере техники[188].
По мнению Богданова, идеология важна также для многочисленных крупных научных открытий (сделанных специалистами и исследователями главным образом в конце XIX века), которые часто непосредственно влекут за собой появление новых форм техники. Однако – хотя это и не всегда очевидно – именно открытие является каждый раз результатом нового трудового опыта, который возникает в сфере технической деятельности и, в узком смысле, на «основе техники». Научный поиск, ведущий к крайне важным техническим результатам (таким, как открытие рентгеновских лучей или радия), – это не только идеологический процесс; его основную часть составляет техническая работа. Между химической лабораторией какого-либо ученого или специалиста с университетским образованием и химической лабораторией заводского техника не существует, по Богданову, сколько-нибудь существенной разницы.
Итак, если идеология никогда не может быть главной движущей силой преобразования общественных форм, или общественного развития[189], то, по мнению Богданова, организация таких форм, появляющихся в результате развития техники и преобразующих общество, то есть превращение их в сознательные формы, является специфической функцией идеологии. Эта функция идеологии – развитие сознания – именуется ее «культурной задачей» (в теории Богданова недвусмысленно присутствует доля активизма, если не сказать волюнтаризма). «Культурные задачи» заключаются в выявлении на основе материала, предлагаемого «технической базой», соответствующих форм мышления, «картин мира», чтобы организовать их затем по различным областям, таким, как философия, этика, искусство, политика. А поскольку последние достижения техники встречаются в крупной машиностроительной промышленности, поскольку последний этап развития методов техники и трудового технического опыта воплощен в наиболее развитой части промышленного пролетариата, то, как считает Богданов, основной «культурной задачей» идеологов его времени была организация сознания этого класса – «пролетарской культуры», или пролетарской науки, пролетарской философии, пролетарского искусства, пролетарской морали и особенно пролетарских политических организации.
Однако «пролетарская культура», задача которой – систематически связывать результаты и методы знания, приобретаемого в данное время с помощью коллективного трудового опыта, практической деятельности рабочего класса, может быть осознана, или организована, лишь теми, кто располагает этим классовым опытом. Следовательно, эта «культурная задача» затрагивает непосредственно пролетариат, а не «пришлых теоретиков коллектива», принадлежащих к буржуазной интеллигенции[190]. Если верно то, что в основе существования пролетариата лежит технический процесс, или производство, и что это также источник социальной, экономической и политической борьбы, то верно и то, что обе сферы в равной степени зависят от коллективного опыта. Однако наиболее важная из них – техника труда – совершенно чужда и незнакома «идеологам-интеллигентам». Специализируясь в области «общественных проблем», интеллигенция почти незнакома с физическим аспектом производства, и у нее нет сколько-нибудь серьезных и обоснованных знаний по идеологии, соответствующей производству (технические и естественные науки). Даже в рамках своей специализации (наука об обществе и ее проблемы) интеллигенты лишены прямой связи с конкретной, практической жизнью, которая есть у рабочего. Очевидно, что эта «пришлая интеллигенция», которая, конечно, может быть полезна для рабочих в их организациях, в их политической и профсоюзной деятельности (несмотря на то что здесь она довольно часто действует оппортунистически), абсолютно непригодна для решения «культурных задач» рабочего класса. Не «варяги» – как Богданов называет буржуазную интеллигенцию по имени скандинавского народа, которому приписывают основание русского государства, – а «новая интеллигенция», порожденная самим пролетариатом, способна создать «пролетарскую культуру».