На этом круг, так сказать, замыкается: Богданов с самого начала, и особенно после революции 1905 года, в эмиграции, а в России после 1913 года и вплоть до 20-х годов, точнее, вплоть до самой своей смерти, прилагал усилия в области теории и практики к формированию сознания, идеологии пролетариата, к организации его творческих и гуманистических способностей. Он издавал пропагандистскую литературу, основывал партийные школы, которые были, скорее, «высшими рабочими школами», создал первый пролетарский университет, открытый в Москве в 1918 году, работал над проектом первой пролетарской энциклопедии, организовал движение Пролеткульт и, наконец, в качестве медика и исследователя проводил эксперименты (для него роковые) по переливанию крови, которые должны были способствовать продлению жизни будущего общества, созданного «пролетарской культурой».
Богданов не мог отрицать свою принадлежность к интеллигенции, к столь презираемым «белым воронам», к «перелетным птицам», по его собственному выражению. Однако он старался, с одной стороны, свести к минимуму влияние этого факта (безусловно, являвшегося проблемой ввиду той борьбы, которую он вел за автономию пролетариата и против интеллигенции), помня о своем научном и техническом образовании, что, по его теории, ставило его на один уровень с техниками и специалистами промышленных лабораторий (исследователи и техники равным образам воплощают в себе технический и трудовой опыт и, следовательно, идеологию производительных сил общества; они представляют собой две чаши «весов» современной индустрии[191]). С другой стороны, Богданов сознательно пытался освободиться от психологии интеллигенции, то есть от буржуазного индивидуализма, о чем свидетельствует его философия коллективизма и особенно его деятельность, постоянно обращенная к коллективу (по Богданову, любая ссылка на индивидуализм, на индивидуальное мышление[192], на обособленную и автономную личность и особенно на авторитет есть абсолютизация мышления и, следовательно, «фетишизм»). На вопрос, в какой мере эта попытка удалась, трудно ответить в рамках данной работы.
5. Коллективизм – идеология будущего общества
Именно этот «фетишизм» в лице «идеологических вождей», особенно Ленина и Плеханова, должен быть раз и навсегда ликвидирован с помощью «пролетарской культуры», основанной на «объединении людей в новый коллектив»[193]. «Классовое сознание пролетариата есть его идеологическая революция, предшествующая всеобщей социальной революции. Причем по всей линии происходит последовательная и окончательная ликвидация великого фетишизма во всех его аспектах и проявлениях», – пишет Богданов в работе «Падение великого фетишизма», где он анализирует «современный кризис идеологии». Это также страстный призыв к созданию нового трудового коллектива и уничтожению индивидуалистических и авторитарных отношений, присущих «идейным „вождям“», которые препятствуют формированию «коллективного самосознания»[194]. То, что коллективистская идеология, по крайней мере в зачаточной форме, зарождается уже в эпоху капитализма (следовательно, еще до появления подлинно коллективного способа производства), Богданов пытается объяснить развитием – на основе машиностроения и современной техники – нового типа трудовых отношений и сотрудничества между рабочими, «товарищеской солидарности» и в соответствии с этим – зарождением нового типа культуры – «пролетарской культуры», или коллективизма.
В чем заключается новый характер труда, оправдывающий коллективизм, идеологию будущего общества? Богданов отвечает на этот вопрос в своей «Науке об общественном сознании», созданной на основе лекций, прочитанных на Капри и в Болонье, опубликованной впервые в 1914 году, переизданной в 1919 и в 1923 годах и использовавшейся в качестве учебника в советских партийных школах в 20-е годы. Книга составлена в виде вопросов и ответов – дидактическая модель, которой Богданов отдает предпочтение в своих многочисленных работах, обращенных непосредственно к рабочим.
В отличие от ручного труда, читаем мы в этой книге, требующего непосредственного применения рабочими физической силы, труд машины предполагает, что рабочий управляет ею. Новая форма труда – «исполнительско-организаторская и, следовательно, объединяющая характеристики обоих его видов, прежде резко разделенных»; с одной стороны, труд «организатора», контролирующего действия исполнителя и наблюдающего за процессом производства, с другой – труд рабочего, исполнителя. В новых технических условиях повышается уровень технической подготовки рабочего и его общего интеллектуального развития, так что роль инженера, по-видимому, уже качественно не отличается от роли рабочего: «организатор» использует в своем труде те же методы, что и «исполнитель» – пусть даже первый обладает более обширным объемом технических знаний; таким образом, производительные силы сливаются в единый тип и различаются лишь степенью развития. Дальнейшее развитие техники – автоматизация, а затем появление машин с автоматическим управлением – еще более повышает уровень «простых» производительных сил и необходимо приводит их труд к абсолютной однородности с научно-организационным трудом инженера.
Такой тип сотрудничества, обусловленного однородностью труда в машинном производстве и опирающегося на сознание, связывает людей солидарной ответственностью. Но даже при том, что машиностроение порождает широкую солидарность рабочих, эта последняя в современную эпоху не может достичь совершенства и до конца реализоваться непосредственно в трудовом процессе: до тех пор пока существует капиталистическая система, «организатор» сохраняет главенствующее научно-организаторское положение в производстве и решения по коренным, принципиальным проблемам производства принимаются без участия рабочих. Создание крепкого коллектива трудящихся, который не только выполняет всю работу сообща, как это происходит при капитализме, но и выносит решения по работе также сообща, предполагает «изменение всего строя экономических отношений, и притом с поднятием рабочей силы на высший уровень, когда и организаторы войдут в товарищеский коллектив, как сотрудники, превосходящие других лишь по степени, а не по типу развития»[195]. Аналогично, в условиях капитализма также нельзя достигнуть вершины технологии, что является технической предпосылкой для «культуры коллективизма», а именно внедрения саморегулируемых машин (по мнению Богданова, это квинтэссенция господства человека над природой) и абсолютного отождествления рабочего с инженером, или преодоления классовых различий. Появление таких чрезвычайно сложных саморегулируемых машин станет возможным, лишь когда в экономике перестанут руководствоваться идеей эксплуатации и будут заботиться о пользе для производства и для его участников, то есть при коллективистской организации. Механизм саморегулирования чужд капитализму, ибо требует применения слишком дорогой техники. Сама структура капитализма больше ориентирует на выгоды, которые техника обеспечивает предпринимателю, чем на усовершенствование этой техники[196]. Однако, чем совершеннее тип машины, чем сложнее и точнее ее механизмы, ее автоматика, а также регуляторы и индикаторы ее функционирования, тем скорее рабочий перестает быть рабом машины. Существование рабочего наполняется элементами трудовой деятельности, связанной с организацией, и он неизбежно становится как бы мыслящим «регулятором», «организатором».
Единственная сфера, где рабочий коллектив уже имеет не только функцию исполнения, но и функцию принимать решения, – это классовая организация рабочего движения. «В области классовой борьбы рабочие являются… самостоятельной стороною»[197]. И все же это «звено солидарности» несовершенно, и Богданов вновь проявляет озабоченность в связи с продолжающимся существованием таких авторитарных элементов и буржуазной культуры внутри рабочего класса, особенно внутри партийной организации, как пассивное подчинение, слепая вера в авторитет, лишенное критики доверие к вождям и отсюда отсутствие инициативы у рабочих[198]. Однако условия классовой борьбы и коллективная дисциплина промышленного пролетариата, связанная с этими условиями (из-за мобильности производительных сил капитализма сегодня один и тот же тип работы выполняется вместе с одними сотрудниками, завтра – с другими, более того, сегодня это один сектор производства, завтра – другой), означают, что «каждый рабочий становится возможным сотрудником для каждого другого». Новый тип идеологии – коллективистская культура, для которой характерна идея трудового коллектива, его идеал, – возникает, следовательно, при капитализме, в эпоху машинного производства. Но в условиях капитализма такая идеология не может стать господствующей и, следовательно, может лишь обозначиться как классовый, пролетарский тип, который станет превалирующим лишь в социалистической системе производства, когда он будет являться моделью всего будущего общества, не разделенного на классы, – моделью объемлющей все человечество. «Сотрудничество здесь принимается как хозяйственная связь общества», «развитие стройности и силы коллективов – как сущность человеческого прогресса». Идеология класса обретает универсальность, сам класс превращается в крепкий коллектив всего человечества во всемирном масштабе[199]. «Пролетарская культура» становится, таким образом, общечеловеческой социалистической культурой, классовая функция – незначительной, отчуждение – преодоленным. Буржуазное сознание индивида, личности как особой независ