Самым авторитетным органом радикального крыла являлась в то время газета «Лейпцигер фольксцайтунг», где ответственным редактором был Меринг. Выступления этой газеты с изложением позиции левых не замедлили вызвать ответ профсоюзов, бывших на практике прочной опорой ревизионизма и реформизма. В общем, все течения немецкого рабочего движения были едины в поддержке попытки русского пролетариата положить конец ненавистному самодержавию, но отнюдь не были едины в одобрении и усвоении русских методов борьбы. Вот что писала «Лейпцигер фольксцайтунг» 2 февраля 1905 года:
«Влияние столь грандиозного события, как русская революция, выходит далеко за пределы Российской империи, и Германия является тем государством, которое более чем какое-либо иное восприимчиво к этому влиянию… Русская революция знаменует конец нынешнего спокойного существования. Она открывает перспективы огромного значения и ставит нас перед вопросами, решение которых потребует полного напряжения всех наших сил и поднятия революционного инстинкта немецкого рабочего класса на новый уровень»[236].
Еще категоричнее были следующие слова:
«Русская революция вносит новый элемент в методы борьбы международного пролетариата… Русские рабочие показали рабочим Западной Европы, как следует на практике проводить ту всеобщую забастовку, о которой велось столько дискуссий… Подобная всеобщая забастовка… и есть организованная революция, есть выступление пролетариата как класса. Всеобщая забастовка, массовая политическая забастовка, представляющая собой в Западной Европе крайнюю и последнюю форму классовой борьбы в экономико-политическом плане, ныне образцово применяется русской социал-демократией»[237].
Смысл подобных заключений не требовал никакого разъяснения: черным по белому было написано, что Запад и Восток должны объединиться в выборе форм борьбы и что примером тут является русский пролетариат. Но как раз это профсоюзная верхушка считала абсолютно неприемлемым, самым настоящим объявлением войны традиционной стратегии профсоюзов. Российский пример учил, что экономические стачки в накаленной атмосфере всеобщей или, во всяком случае, массовой забастовки мгновенно приобретали политический характер, что массовая забастовка в огромной степени развязывала инициативу самих масс. Профсоюзные вожди истолковывали русский пример как прямую угрозу собственному положению. Мало того, отвечая радикалам, они подчеркивали, что условия России глубоко отличаются от условий Западной Европы, и особенно Германии, что роль государства в царской России совсем иная, чем в Германии, что карательная мощь господствующих классов в Германии резко отлична от карательной мощи господствующих классов такой отсталой и прогнившей страны, как Россия, подорванной к тому же поражением в войне с Японией. Профсоюзные вожди клеймили выводы радикального крыла как «интеллигентские» рассуждения. «Мы отнюдь не сторонники уличных демонстраций», – писала, отвечая представителям этого крыла, официальная газета профсоюзов. Русские демонстрации – это типичное проявление массовых движений, не прошедших «школу организации». У немецкого пролетариата иной стиль, как это ясно показывает огромная забастовка в Руре. Основными чертами этого стиля являются «железная дисциплина» и «поразительный самоконтроль»[238].
Категорический отказ немецких профсоюзов «учиться» у России и их столь же категорический отказ от любой революционной стратегии, стержнем которой являлась бы всеобщая забастовка, были санкционированы решениями Кёльнского съезда профсоюзов в мае 1905 года. Докладчик по вопросу о всеобщей забастовке Теодор Бёмельбург объявил, что идея всеобщей забастовки отмечена несомненной печатью анархизма, что основополагающей для профсоюзов является работа по повышению уровня организации и что, хотя массовая политическая забастовка и может рассматриваться как некое гипотетическое оружие для отражения угрозы политическим и профсоюзным правам трудящихся, следует отвергнуть любую систематическую пропаганду в пользу применения этого типа забастовки. В представленной съезду Бёмельбургом от имени Генеральной комиссии профсоюзов резолюции, с одной стороны, осуждались «любые попытки навязывания тактики, выработанной с помощью пропаганды массовой политической забастовки», а с другой – содержался призыв к рабочим не поддаваться на увещевания и не отвлекаться от «скромной повседневной работы по укреплению организации». Из 208 делегатов съезда против этой резолюции проголосовали лишь семь[239].
Следует напомнить, что позиция профсоюзов по вопросу о массовой политической забастовке и тем более о всеобщей забастовке была равноценна объявлению войны не только радикальному крылу социал-демократии, но и самому бернштейнианскому ревизионизму. В самом деле, Бернштейн, как будет подробнее сказано ниже, вступив в дискуссию в январе 1925 года, заявил, что он согласен с идеей обращения – при определенных условиях – к оружию массовой забастовки ради отстаивания демократических завоеваний или приобретения новых, но только не во имя революционных целей. Принятая профсоюзным съездом резолюция сразу же вызвала бурную реакцию в низовых профсоюзных и партийных организациях. Во многих немецких городах (Берлине, Бремене, Франкфурте, Гамбурге, Кёльне и других) были отмечены многочисленные энергичные протесты рабочих в защиту массовой забастовки. Но на сторону руководства профсоюзов стала редакция центрального партийного органа, газеты «Форвертс», которая начиная с июня развернула педантичную и настойчивую полемическую кампанию, особенно против Каутского. Эта кампания продлилась вплоть до октября, когда прежний состав редакции был заменен новым. Наряду с Каутским одной из главных мишеней для «Форвертс» служила голландская социалистка Генриетта Роланд-Гольст, опубликовавшая в июне 1905 года работу «Всеобщая забастовка и социал-демократия», которая оказала огромное влияние на ход дискуссии.
С 17 по 23 сентября 1905 года проходил съезд социал-демократической партии в Йене. Наиболее важным, политически значимым вопросом в его повестке дня был тот же вопрос, что и на профсоюзном съезде в мае: о массовой забастовке. Среди многих комментариев, посвященных профсоюзной и партийной печатью открытию съезда, два особенно четко отражают столкнувшиеся на нем противоположные взгляды. Газета профсоюзов без обиняков писала:
«Подготовка к ней [массовой забастовке] равноценна организации революции. Куда важнее укреплять политическую и экономическую организацию пролетариата, для того чтобы она была в состоянии защитить его в любой ситуации и контролировать любое пролетарское движение»[240].
В свою очередь орган женского социал-демократического движения газета «Гляйххайт», которой руководила Клара Цеткин, писала, выражая противоположную точку зрения:
«Германская социал-демократия собирается в Иене в необычайно серьезный и великий момент. Она проводит свой съезд под знаком одного из самых грандиозных событий мировой истории – русской революции».
Развивая затем выступление именно в том направлении, которое наталкивалось на самое упорное противодействие профсоюзов, газета указывала на русскую революцию как на пример для всего пролетариата:
«События в России пробуждают и подкрепляют понимание пролетариатом собственной революционной силы. Они помогают ему осознать, что революция является неизбежным моментом исторического развития… они направляют его внимание на массовую политическую забастовку как метод борьбы»[241].
Съезд 1905 года имел для германской социал-демократии огромное значение, ибо ознаменовал поворот партии к радикальным позициям. Этот поворот, разумеется, был непосредственно связан с влиянием русской революции – влиянием, которое, как мы видели, пришлось именно на момент повышенной социальной и политической напряженности в немецком обществе. Основной темой выступления на съезде была тема массовой политической забастовки в связи с оценкой революции в России, влияния этой революции на стратегию рабочего движения в Германии, отношений между партией и профсоюзами. Харизматический вождь партии Бебель, который не имел равных как политический оратор, произнес на съезде одну из самых выдающихся своих речей. Он говорил, что у социал-демократии нет иного пути, кроме как быть в оппозиции всей господствующей системе в целом. Поскольку надежды на создание буржуазно-демократического реформаторского блока несостоятельны, партии в связи с этим необходимо приготовиться к максимально энергичной защите условий своей дальнейшей деятельности, которым открыто угрожают замыслы реакции. Что касается ее собственных намерений, то социал-демократия полна решимости идти мирным путем. Но она должна быть готова противостоять реакционным вылазкам. Затронув наиболее животрепещущий вопрос, Бебель вступил в открытую полемику с профсоюзами в отношении массовой политической забастовки. Неверно, заявил он, будто ее применение ведет к одним лишь поражениям. Массовая политическая забастовка может оказаться решающим оружием в деле защиты и расширения демократических прав, «средством борьбы, которое может быть использовано в определенных условиях»[242]. В этом свете любое стремление профсоюзов к политической нейтральности следует расценить как отрицательное и вредное, а значит, с ним нужно бороться. Долг профсоюзов состоит в том, чтобы готовить пополнение для партии социал-демократов.
Сказав это, Бебель, однако, отверг какие бы то ни было параллели между обстановкой в Германии и обстановкой в России. В Германии, отметил он, предприниматели располагают огромной организованной мощью и в целом – классовым сознанием, «намного более высоким, чем сознание принадлежности к одному классу у немецких рабочих». Кроме того, они действуют на основе «самого полного единства», которому противостоит дробление сил пролетариата на различные профсоюзные организации, конфликтующие одна с другой