На первых порах и для самого Лабриолы сближение с социализмом шло другими путями, хотя, возможно, и менее случайными, чем может показаться. Рассказывая Энгельсу (все в том же первом письме), что с некоторого времени он занялся изучением «государственного права, административного права и политической экономии», Лабриола не поясняет, на какой именно стадии произошло это расширение его интересов, которые в 70-е годы были обращены преимущественно к исследованиям по этике и педагогике, философии истории и социальной психологии. Судя по его профессорским конспектам, хранящимся в библиотеке Даль Пане, курс по «науке о государстве» был впервые прочитан им в 1880 году[439]. Известно также, что эти конспекты в концептуальном отношении опираются на «Энциклопедию наук о государстве» Рудольфа фон Моля, теоретика правового государства, юриста и государственного деятеля либерально-демократической ориентации, человека, которому были чужды какие бы то ни было симпатии к социализму. Однако, независимо от того, как и с какими целями Лабриола использовал эти труды в своей преподавательской работе, остается фактом, что он почувствовал потребность включить в круг своих обычных исследований также проблемы государственного права. Этот-то факт и требует объяснения. Можно предположить, что занятия новым комплексом теоретических проблем были связаны с тем, что профессору педагогики Римского университета (занимавшему, помимо всего прочего, также пост директора Музея просвещения и воспитания) в определенный момент пришлось заняться сравнительным изучением школьного законодательства. Поскольку он был привлечен к выработке реформы средней школы (реформа дебатировалась в итальянском парламенте в 1879 году), ему нужно было прежде всего углубить свои знания о «критериях, применяющихся другими правительствами», с целью «полного и систематического сравнения наших теоретических воззрений на школьное дело с положением в этой области в других, наиболее цивилизованных государствах»[440]. Первые плоды этих сопоставительных исследований уже были использованы в парламенте, фигурируя в качестве «приложения» к «Законопроекту достопочтенного Коппино о среднем школьном образовании» («Atti parlamentari», 1878 – 1879). За ними последовала серия «Заметок о частных школах второй ступени в других государствах» – эти заметки были включены Руджеро Бонги в свой очерк, опубликованный в 1880 году в «Ежегоднике юридических, социальных и политических наук». И наконец, появилось более обширное исследование «Об устройстве народного образования в разных странах», обнародованное Лабриолой в 1881 году в «Анналах статистики»[441].
Во «Вступительных замечаниях» к этому исследованию сам Лабриола счел нужным отметить «довольно сухую манеру» изложения, которой он придерживался, как бы желая подчеркнуть чисто технический характер этой своей научной работы, вполне согласующийся с уже известными нам позициями отказа от активного участия в политике. На самом же деле позже, на конференции 1888 года, где вопрос о народном образовании будет поставлен как боевая политическая тема[442], но покажет, какое множество стимулов для восприятия последовательно демократической ориентации было получено им в ходе этой работы, на первый взгляд заключавшейся лишь в простом сборе фактов и цифр. Но ему с самого начала было ясно, что подобные сопоставительные исследования в области школьного законодательства связаны с теоретическими проблемами государственного права и в первую очередь с проблемой определения задач государства и проблемой отношений между государством и церковью. Вместе с тем вполне понятно, что в данной области, как и в других, Лабриола начинал научный поиск – по времени это было примерно в 1879 году – с обращения к тому, что было в его глазах наиболее передового в этой области исследований, – к немецкой академической науке. Здесь наряду со старыми теоретиками государственного права он встретил новых теоретиков катедер-социализма, от которых, вероятно, и воспринял первые стимулы к более глубокому осмыслению идей социализма.
В Германии социалистическое движение, объединенное в одной партии уже с 1875 года, к этому времени пустило глубокие корни и выступало как все более могущественный фактор общественной жизни, с которым нельзя было не считаться. Именно попыткой уладить эти «счеты» в разумно приемлемых для буржуазии пределах и явились выступления катедер-социалистов – социалистов от кафедры, прозванных так в насмешку либералами и консерваторами. Однако Бисмарк после некоторых колебаний склонился в сторону репрессии и в 1878 году объявил социалистов вне закона. Интерес, проявленный Лабриолой к катедер-социализму после 1878 года, свидетельствует, помимо всего прочего, о том, что он уже тогда отрицательно относился к бисмарковскому запрету и устремлялся к поискам иного, демократического решения проблемы. Впрочем, если что-то особенно интересовало его в работах катедер-социалистов, например Брентано и Шмоллера, которых он упоминает в одной имеющей немаловажное значение рецензии 1883 года[443], то это были скорее не предложенные ими конкретные решения специфических вопросов, а широта открывающихся новых горизонтов, не бесспорность конечных результатов, а новая область исследования. Для Лабриолы очевидным становилось значение социализма, но не точное место, которое ему надлежало занять в перспективе исторического развития. Определение этого места оставалось подчиненным «принципам общественной этики», возлагающим на государство новую и трудную задачу в каждом данном случае находить верную меру «ограничения индивидуализма социализмом»[444]. Похоже, что помыслы Лабриолы в этот период направлены не столько на выяснение образцовой модели социализма, сколько на поиски некоего третьего пути, который, не будучи ни социализмом, ни либерализмом, был бы в состоянии удовлетворить требованиям как первого, так и второго. Речь шла о поисках не какой-то абстрактной формулы или эклектической комбинации, а именно tertium datur – промежуточного решения, способного вывести из тисков жесткой дилеммы, которую он сформулировал в одном из своих конспектов так: «привилегии противозаконны, социализм невозможен»[445].
Самым важным результатом этого мучительного подспудного поиска явилось принятое Лабриолой в 1886 году решение вернуться к активной политической жизни с целью проверить на беспристрастных весах реальности действительный вес приобретений, добытых на почве чистого теоретического экспериментирования. Медлительный процесс идейно-теоретического созревания сменился в этот период резким ускорением, которое в короткое время превратило новые радикально-демократические убеждения Лабриолы в определенное радикально-социалистическое направление мыслей, в свою очередь предваряющее последующий приход к марксизму. Такого рода ускорение объясняется, однако, не одними лишь психологическими мотивами: в нем своеобразно отразилось также развитие реальной ситуации.
В предпринятом Лабриолой в 1886 году выходе на политическую арену главным был не эпизод с несостоявшимся выдвижением его кандидатуры на парламентских выборах этого года, а полученная им в этой связи возможность уяснить себе перспективы политической борьбы в Италии. Вывод, к которому он приходит, сводится, по сути дела, к тому, что теперь уже очевидное истощение парламентского трансформизма оставляет открытыми лишь две возможности: либо возврат вспять, к авторитарным и реакционным формам правления, либо поворот в сторону подлинной демократии путем формирования новой оппозиции, способной превратиться в новую правительственную партию. Решение вступить в борьбу ради осуществления этой второй возможности заставляет Лабриолу конкретно реалистически подойти к дебатируемым вопросам, не заботясь о том, насколько это согласуется с принципами либерально-демократической доктрины. Судя по письму поэту Джозуэ Кардуччи от апреля 1886 года, где Лабриола указывает основные пункты программы, которую он предложил бы избирателям в случае официального выдвижения своей кандидатуры, главная его забота – именно о ясности и простоте.
«Я не ворошу прошлого и не занимаюсь здесь философией, – пишет он. – Я указываю позицию в том виде, как она диктуется соображениями текущей обстановки, и объясняю, какова должна быть цель оппозиции. Радикалы и прогрессисты должны прийти к соглашению для борьбы с правительством личной власти, ведущим к реакции, и для возвращения парламенту его подлинных функций. Они должны договориться также о том, чтобы с помощью подобающих законодательных мер ограничить действия полиции, переходящие ныне в наглый произвол; о том, чтобы найти практическое решение социальных вопросов, которого действительно ждет страна. Сражаюсь с „австриячеством“ во внешней политике и особое внимание уделяю школе»[446].
Еще точнее эти идеи изложены в схеме избирательной программы, составленной в тот же период[447]. Лабриола не жалеет сил на их развитие и популяризацию и не оставляет активной политической деятельности даже после того, как из замысла с выдвижением его кандидатом по второму избирательному округу Перуджи ничего не вышло. Примечательно вместе с тем, что из всех демократических требований, которые представляются ему самыми животрепещущими в тот момент, он с наименьшей энергией и наибольшей осторожностью отстаивает как раз те, которые связаны с протестом рабочих и крестьян. Создается впечатление, что по отношению к их запросам он не находит ничего лучшего, как вновь предложить проведение «обследований» – старый метод, милый сердцу наиболее умных консерваторов.