и Восточной Европой. Особенно ясно это видно в его письме, направленном в официальный орган венгерской социал-демократии «Социализмус». В письме этом он писал:
«Крестьяне в Западной Европе (за исключением Италии) стали повсеместно элементом реакции. Крестьянин-собственник (мы не имеем в виду мельчайших собственников) – это самый фанатичный сторонник частной собственности и самый решительный враг каких бы то ни было улучшений условий жизни батраков, так как подобные улучшения сделали бы для него более дорогой рабочую силу. Никакая аграрная программа не в силах изменить этот факт. На этом участке классовая борьба пролетариата может развиваться только против крестьянского сословия, а не благодаря завоеванию его для нашего дела.
Совершенно иначе дело обстоит в Венгрии. Здесь, как и в России, крестьянин – это революционный элемент. Только вследствие поражения нынешнего способа производства, пользующегося пережитками феодализма в целях самой бесстыдной капиталистической эксплуатации, и только вследствие поражения ныне господствующей в политике аристократии можно улучшить его отчаянное положение»[859].
Однако в политической практике, касающейся аграрного вопроса, венгерская социал-демократия твердолобо и некритично копировала немецкий образец, и пагубные последствия такой политики драматическим образом проявились особенно в ходе венгерской революции 1919 года. Напротив, аграрная политика большевиков, строившаяся на основе признания важности крестьянства и различий между Востоком и Западом[860], была ориентирована на идею раздела земли, которая, согласно ортодоксии, является первородным грехом всякой аграрной программы, а позднее осуществила эту идею на практике. Именно здесь в основном следует искать объяснение успехов, достигнутых в ходе Октябрьской революции и в еще большей степени во время гражданской войны.
Рене Галлисо.ДИСКУССИИ О НАЦИИ И НАЦИОНАЛЬНОСТИ В РАБОЧЕМ ДВИЖЕНИИ
Принятая в 1869 году Эйзенахская программа – первая программа зарождавшейся германской социал-демократии, вдохновлявшаяся идеями Маркса и получившая его одобрение, – отвергла необходимость рассмотрения национального вопроса, объявив его чисто буржуазным. Подобная формулировка, конечно, не была чем-то новым, во всяком случае, она согласуется с содержавшимся в «Манифесте Коммунистической партии» утверждением о том, что «рабочие не имеют отечества»[861]. При всем том, что эта весьма ясная формулировка сопровождалась различными оговорками, разъяснявшими, что «…по форме борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной»[862], она тем не менее служила принципом, на который постоянно ссылались непримиримые интернационалисты; для них пролетарский интернационализм – это основной критерий марксизма. Но что же такое на самом деле пролетарский интернационализм?
1. Национальный вопрос: пробел в марксистском анализе
Быть может, до сих пор недостаточно обращалось внимания на тот факт, что, если не считать лирического призыва к пролетариям всех стран объединяться, определение, которое Маркс дает пролетариату, является отрицательным, поскольку положительная сторона последнего еще только должна проявиться в будущем. Это обнаружилось после того, как Маркс избавился (если, конечно, считать, что он полностью вообще избавился) от своего философского определения пролетариата как спасителя всего человечества в своих работах, посвященных экономическому анализу, таких, как «Наемный труд и капитал» (1848 – 1849), «Заработная плата, цена и прибыль» (1865), а также в разных подготовительных работах к «Капиталу». Именно поскольку рабочий класс лишен собственности и не раздираем частным интересом, считается, что он склонен проявлять солидарность; последняя развивается благодаря общности труда, являющейся в первую очередь общим условием эксплуатации и лишь во вторую очередь – объединением через посредство производственной жизни. Кроме того, данная потенциальная близость людей должна еще выдержать натиск конкуренции из-за поиска рабочего места, конкуренции, которая постоянно воспроизводится под давлением фактора, получившего в «Капитале» название «перенаселения». Вот почему с таким трудом формируется основополагающее интернационалистское ядро классового сознания. При этом необходимо иметь в виду, что классовое сознание не развивается постоянно по восходящей линии, в ходе данного процесса возможны провалы, деформации и уклоны, связанные с расколами и расслоениями внутри рабочего класса, потрясениями на рынке труда и соотношением сил между различными классами. Мы не говорим уже о том, что первоначальной средой, в которой происходит рост сознания, являются такие коллективные социальные образования, как семья, где человек воспитывается, деревенская община, откуда выходит рабочий, культура городской бедноты, национальная лингвистическая и политическая среда, – а все это марксистский философский и экономический анализ обошел молчанием, полагаясь лишь на классовый принцип. По этой причине марксистскую концепцию следует ограничить противоречиями развития рабочего класса и эволюцией рабочего движения.
В 1869 году Маркс в своих выступлениях на Генеральном совете Международного товарищества рабочих (I Интернационал), а также в переписке с Энгельсом, Мейером, Фогтом и особенно Кугельманом подчеркивал, что в Ирландии речь идет не только об экономической проблеме, но и о национальном вопросе, и прибегал к формулировке, однажды уже использованной в 1847 году в связи с разделам Польши: «Никакая нация не может стать свободной, продолжая в то же время угнетать другие нации». Таким образом, национальный вопрос выдвигался на первый план для того, чтобы освободить английский рабочий класс от положения, подчиненного образу мышления английской буржуазии, иными словами – от националистического затемнения его классового сознания. Вот почему провозглашалось, что освобождение Ирландии – это теперь «первое условие» его собственного социального освобождения[863]. Маркс и Энгельс, однако, придавали такое значение национальному вопросу (причем не без колебаний) только в отношении двух наций – Польши и Ирландии, оправдывая этот свой подход сугубо стратегическими соображениями: Россия – это исключительно реакционная держава, Англия же – страна, где возможна пролетарская революция.
Однако теоретическое объяснение этого вопроса отсутствует. Ни Маркс, ни Энгельс не рассматривают национальный вопрос как таковой. Они ограничиваются тем, что объявляют себя сторонниками той или иной национальности, более того, высказываются за или против существования того или иного народа. Однако все эти заявления суть выражения позиции в рамках текущей политической практики. Таким образом, марксизм остался без какой-либо концепции нации, увязанной с логикой способов производства и классовой борьбы, хотя классовая борьба признавалась основой истории, а с универсальной точки зрения пролетарской революции интерпретировалась в качестве ее становления[864].
Именно в этом и заключается проблема, которую пытаются разрешить (или же отрицать) современные марксисты, ибо национальный вопрос и в Европе, и во всем остальном мире на протяжении XX века продолжал оставаться актуальным в такой степени, что даже революции, ставившие социалистические цели, были совершены в обстановке мировых войн и национальных революций, а ход мировой истории сопровождался крупными националистическими столкновениями; наконец, даже сегодня страны, называющие себя социалистическими, ведут между собой борьбу с позиций силы, в ходе которой нелегко провести различие между тем, что характерно для национально-освободительной борьбы, и тем, что обусловлено государственными интересами, пусть облеченными в терминологию мирового социализма. Налицо тот факт, что оправдания и возражения различных марксизмов (ибо не существует какого-то единообразного марксизма) находятся на грани прагматизма, служат своеобразной иллюстрацией партийных или фракционных позиций. Такое положение особенно характерно для сегодняшней обстановки, но таким оно было уже в период II Интернационала, до Октябрьской революции, который и является предметом настоящего исследования.
Тогда выбор позиции был детерминирован ирландским и польским вопросами, а также конфликтной ситуацией, порождавшейся внутренним положением в многонациональных Российской и Австро-Венгерской империях или же в Оттоманской империи, вплоть до появления Восточного вопроса. Отдельные, отталкивавшиеся от господствующего прагматизма теоретические разработки, которые были осуществлены, в частности, в пришедшем в движение регионе Центральной и Восточной Европы[865], представляют в силу своей исключительности особую ценность для того периода времени не столько в качестве формулировки позиции по национальному вопросу или в защиту так называемых национальных интересов, сколько как попытка изучить проблему. Мы не ставим себе цель подвести общий итог дискуссии по национальному вопросу, ибо при таком подходе пришлось бы, конечно, пожертвовать теми авторами, которых современная марксистская политическая публицистика не возвела в ранг теоретиков, хотя они и были проводниками идей и главными действующими лицами политических баталий своего времени. Наша цель – показать процесс разработки национального вопроса. Для этого необходимо будет вспомнить Карла Каутского и Отто Бауэра, затем, переходя от Центральной Европы к России, Бера Борухова и Владимира Медема, Розу Люксембург и Ленина, вплоть до систематизации Сталина, столь упростившего проблему, что долгое время она оставалась закрытой.
Действительно, на протяжении длительного времени центральное место занимал Каутский: на его интерпретацию национального вопроса и на предложенные им прагматические решения этого вопроса опирались, по сути, все другие исследования. Каутский был рупором марксистской традиции, да и сам Ленин в значительной мере сформировался на его писаниях. Именно Каутский в своих неоднократных высказываниях по национальному вопросу – начиная с 1887 года, когда он говорил о «современной национальности», и кончая 1917 годом, когда вел речь об «освобождении наций», – пытался вывести из марксистского наследия, опираясь на экспликативные принципы экономического характера, концепцию нации, но вынужден был признать невозможность понять эту социальную категорию. «Национальность, – писал он в „Нойе цайт“ 18 января 1908 года, – это некое социальное отношение, постоянно модифицирующееся и приобретающее в разных условиях весьма различное значение, это какой-то Протей, ускользающий у нас из рук всякий раз, когда мы пытаемся его поймать, но, несмотря на это, постоянно присутствующий в нашей жизни и оказывающий на нас мощное воздействие».