рования нации: ее генезис в условиях восходящего капитализма, начиная с торгового капитализма итальянских и немецких городов в XV веке; ее распространение при неравномерном развитии капитализма, вызывающее фазы спада и отливов в Центральной Европе и Средиземноморье и периоды быстрого продвижения в атлантической Европе; ее кризис под воздействием свободного обмена и даже ее неизбежное исчезновение. «Классическая форма современного государства – это национальное государство», – утверждал Каутский. Но это законное оправдание существования национального государства вызвало как следствие необходимость признать национальный вопрос: «Сегодня нет ни одного чисто национального государства, которое было бы в состоянии полностью включить в себя нацию и которое не включало бы в себя целиком или частично другие нации. Формирование национальных государств и формирование самих наций еще не завершено». Таким образом, в отличие от былых наблюдений Маркса и Энгельса, относивших национальности к прошлому, Каутский считает, что они существуют для себя и принадлежат настоящему. Если он и осуждает панславизм, то только потому, что он «несовместим с подлинной национальной жизнью каждого славянского народа». Можно было бы сказать, что его австрийский опыт подсказывает ему то, что нам представляется постоянной практикой в тех случаях, когда речь идет о поиске решений, призванных примирить государственную организацию жизни с национальным вопросом. Коль скоро капитализм развивается регионально, полагает Каутский, то национальный антагонизм обостряется, равновесие разрушено, и необходимо найти новую национальную организацию политической жизни общества.
Национальную зрелость, являющуюся, следовательно, результатом развития капитализма, Каутский определяет как социальное расширение: если классы крестьян и мелких буржуа подвергаются угрозе, то усиливаются собственно капиталистические классы. В ходе этого преобразовательного движения всякий регресс на пути национального развития подвергает опасности общество в целом, и – что еще хуже – в случае покорения или расчленения нации «страдает весь народ». На протяжении столетий идет борьба, вызываемая стремлением к единству и национальной независимости: «Национальное чувство, таким образом, является движущей силой, действующей самостоятельно, вне связи с экономическим развитием, а в некоторых случаях становится даже препятствием для такого развития».
Однако более самобытный, чем определение значения национального чувства, вклад Каутского в разработку национального вопроса заключается, вероятно, в осмыслении функции интеллигентов в национальной сфере – тех, кого он называет «умственным пролетариатом», то есть тех, для кого образование – единственный капитал, с помощью которого они могут вырваться из крестьянской или мелкобуржуазной среды, тех, чье социальное будущее зависит от создания новых рабочих мест, что возможно благодаря расширению деятельности государства[903]. Это тот социальный слой, который в конце концов становится носителем национальных требований, так как национальная независимость дает этим интеллигентам возможность продвигаться вверх по социальной лестнице. Этот слой готов даже ринуться в колониальную политику и согласиться с изгнанием с государственной службы ненациональных элементов. Но надежда на доступ к государственной службе в рамках национального государства может и не оправдаться, если развитие капитализма пойдет ускоренными темпами. Поэтому, полагает Каутский, чешское национальное движение действительно обречено на провал, так как должно победить более широкое движение.
Такой подход к проблеме привлекает внимание к силе национализма, к его особой социальной базе, которую в то время составляли мелкая буржуазия и те, кто выполнял ее функции в государственном аппарате, к связанным с национализмом чаяниям и его способности идеологически мобилизовать угнетаемые нации. И хотя вопреки ожиданиям Каутского чешское национальное движение не потерпело провала и даже добилось создания нового государства, его толкование проблемы, как показывает сегодня опыт приобретения независимости колониальными странами, сохраняет свое значение: «пролетарская интеллигенция» прибирает к рукам новое государство, или, попросту, старое колониальное государство, узаконивая национализм в ущерб оказавшимся в меньшинстве национальностям или вообще отказывая им в праве на существование, а также в ущерб соседним соперничающим государствам, – и снова национальный этатизм одерживает триумф.
Все же Каутский считает, что будущее принадлежит не этим движениям. Подобно Марксу и Энгельсу, он питает иллюзии в отношении интернационализма свободной конкуренции:
«Внутренний рынок теряет свое значение по сравнению с внешним рынком по мере того, как растет экономическая зависимость каждой из современных наций от заграницы».
Территориально рынок становится слишком узким, языковые границы рушатся. Появляются мечты об универсальном языке – «волапюке». Нация уже сейчас переживает кризис. Прибегая к помощи протекционизма, чтобы справиться с перепроизводством, впадая в шовинизм, буржуазия становится реакционной. Теперь дело за пролетариатом – он должен разрушить национальные рамки, довести до конца работу капитала:
«По мере развития современного способа производства и углубления интернациональной солидарности трудящихся национальная солидарность между рабочими и капиталистами одной и той же нации уменьшается».
Но ведь теперь уже нельзя сказать, что пролетарский интернационализм «не знает границ», как говорилось в «Манифесте Коммунистической партии»; даже пролетариат проходит фазу «обретения отечества». Каутский вскрывает новое противоречие между рабочим движением и марксизмом, ибо сам рабочий класс становится национальным и в свою очередь приносит жертву национализму:
«Конечно, антагонизм между буржуазией и пролетариатом не перестает расти, но в то же время пролетариат все более становится ядром нации благодаря своей численности, интеллигентности и энергии; интересы пролетариата и интересы нации совпадают во все возрастающей степени. Враждебная по отношению к нации политика была бы, следовательно, самоубийственной для пролетариата».
В заключение Каутский делает попытку совместить пролетарский интернационализм, имеющий тенденцию к благопристойной утопии, с солидарностью наций, стремящихся к социализму. Революция подведет итоги национальным государствам:
«Задача этого столетия состоит в том, чтобы открыть путь такому развитию посредством ликвидации экономических антагонизмов, которые, с одной стороны, отделяют нации одну от другой, а с другой – в возрастающей степени раздирают сами нации изнутри. Задача заключается также и в том, чтобы установить единство международной жизни одновременно с единством жизни национальной».
Таков идеал мира между народами, который пытались противопоставить националистическому озлоблению деруледов, катковых и «Кёльнише цайтунг», то есть тому, что в то время повсеместно именовалось патриотизмом, выражавшимся даже в милитаристской форме.
Несмотря на свою прямую преемственную связь с первоначальным марксизмом, и в особенности на соответствие с эволюцией взглядов Энгельса, которые после смерти Маркса шли в направлении к национальному государству и огосударствлению рабочего класса, это первое марксистское обобщение по вопросу о нации открывает новую эпоху. В эту эпоху действительно закладывается фундамент для национального развития рабочего движения. Но в то же время она характеризуется противоречиями между буржуазным либерализмом, сохранившимся в Западной Европе и вселявшим надежды на демократический прогресс на Востоке, национальной и националистической реакцией на протекционизм и первыми формами монополистических экономических образований. Каутский, как и Энгельс, верил в продвижение к социализму в рамках крупных капиталистических государств благодаря двойному наступлению индустриализации и урбанизации наряду с наступлением рабочего движения, ставшего движением большинства.
В частности, в этой схеме Каутского уже содержатся в зародыше узловые вопросы дискуссии о нации, по которым в дальнейшем начнутся столкновения между социалистическими партиями и фракциями, партийными представителями, теоретиками и доктринерами. К этим вопросам относятся: индустриализация, которая, как утверждает Роза Люксембург, опережает рост рабочего движения; федерализм, с помощью которого можно найти выход из многонациональной ситуации в Австрии и на Балканах; значение национального чувства, языка и культуры на этих двух территориях и в связи с еврейским вопросом в России; национальное государство как модель нормального (по мнению марксистов-экономистов, легальных марксистов и Борухова) развития классов и классовой борьбы; функция интеллигенции и мелкобуржуазный характер национальной идеологии (как понимали ее радикальные интернационалисты). Только Отто Бауэр, осмысливая историю формирования наций, рискнул выступить с другим обобщением марксистского учения по национальному вопросу, с обобщением совершенно иного масштаба. Каутский устранил такое положение вещей, когда национальный вопрос рассматривался марксистами как второстепенный и трактовался с этатистских позиций, на первых порах лишь молчаливо подразумевавшихся, а впоследствии ставших явными в результате развития рабочего движения в рамках государства-нации. Во II Интернационале национальная проблема стала центральной, а национализм был субъектом и объектом краха тогдашнего рабочего движения.
6. Кошмар национализма во II Интернационале
В сентябре 1907 года на Эссенском съезде германской социал-демократической партии подруга Розы Люксембург Клара Цеткин, также занимавшая левые позиции в партии, говорила о «родине», которую пролетариат должен завоевать в борьбе против «внутреннего врага» и которая должна стать «родиной для всех». Обращаясь к правому крылу партии, в частности к Носке, призывавшему к «национальной солидарности», она напомнила, что капитал лишает пролетариев их отечества. В то же время она отвечала и тем, кто вслед за Гюставом Эрве восклицал: «Наше отечество – это наш класс!» Незадолго до того Клара Цеткин опубликовала в еженедельнике женщин-социалисток «Глайххайт» («Равенство») серию статей о «нашем патриотизме», в которых утверждалось, что рабочий класс борется «за превращение государства эксплуататоров в подлинное отечество для эксплуатируемых». «Пролетариат, – писала она, – вынужден прежде всего завоевывать отечество для себя»