Мысли Розы Люксембург, как свидетельствуют ее статьи 1896 года, шли в совершенно ином направлении. Россия, и в частности польская часть империи, благодаря своему капиталистическому развитию уже преодолела национальную фазу. Начинать в Польше новое восстание теперь не имеет смысла; пролетариат должен быть организованным накануне революции, которая вот-вот произойдет (и казалось, революция 1905 года подтверждала ее предположения). Ради доказательства этого своего политического тезиса Роза Люксембург провела огромную работу по изучению промышленного развития Польши, ставшую ее магистерской диссертацией. Диссертация была защищена в 1897 году и на следующий год опубликована. Ее следует рассматривать в сопоставлении с почти одновременно появившейся работой Ленина о развитии капитализма в России (1899) и с более общими работами Плеханова, посвященными исчезновению общины в русской деревне, ослаблению крестьянской базы и провалу народничества. В Российской империи, писала Роза Люксембург, наблюдается экономический подъем, изменяющий политическую ситуацию и делающий ее революционной. Эти глубокие изменения, по ее мнению, вызывают необходимость отказаться от занятых Марксом, Энгельсом и I Интернационалом позиций по польскому вопросу, не предопределяя, однако, заранее решения вопроса о том, какой может быть нация и национальная политика на следующий день после победы социалистической революции, которая, как она думала, не за горами. Таким образом, позиция Розы Люксембург очень близка идеям ее партийных товарищей – Варшавского и Мархлевского, – которые по-прежнему вели разговоры о независимости после революции. В то же время Роза Люксембург проявляет большую склонность следовать конъюнктуре, которая в тот момент складывалась так, что Люксембург заговорила об «абсурдности» польской независимости.
При этом она подвергала сомнению позиции Маркса и Энгельса не только в том, что касалось Польши, и Каутский одобрил ее образ мыслей, написав в 1896 году следующее:
«По вопросу о Востоке, равно как и Польше, я придерживаюсь того мнения, что старая позиция Маркса стала теперь неприемлемой, как и его взгляды относительно чехов. Было бы совершенно не по-марксистски закрывать глаза на факты и продолжать настаивать на точке зрения, которую преодолел сам Маркс».
В 1897 году Роза Люксембург выступила за развитие балканских национальных движений против Оттоманской империи, но логика ее рассуждений оставалась все той же: именно потому, что турецкая империя теперь пришла в упадок и экономически бессильна, независимость национальностей является положительным фактом, ибо позволит создать ряд новых государств, которые станут центрами и экономического развития, и роста рабочего движения. (Роза Люксембург думала, что говорит нечто новое, ибо в то время она еще не была знакома со статьями Маркса по восточному вопросу, в которых излагалась такая же позиция и которые были опубликованы только в 1902 году на страницах «Нойе цайт» вместе с письмами к Кугельману.) Другими словами, главным мерилом в отношении к национальному вопросу всегда является степень зрелости капитализма или глубина его кризиса.
По этой причине позиция Розы Люксембург могла становиться эволюционистской или дифференцированной, тем более что в то время она проводила практическое различие между тем, что присуще политической борьбе, и тем, что принадлежит к частной сфере или не должно переводиться – разве что от случая к случаю – на язык политики (например, национальная проблема, относящаяся, скорее, к сфере культуры). Данная установка привела Розу Люксембург к решению национального вопроса с помощью национальной культурной автономии. Уже в 1893 году, когда Люксембург выступила против независимости Польши, увидела свет ее статья о «денационализации», в которой она осуждает как раз русификацию Польши, провозглашает долгом каждого защиту польского языка и демонстрирует своего рода культурный патриотизм; по ее мнению, именно буржуазия более не в состоянии выступить в защиту «патриотизма и его идеалов». Первый съезд Социал-демократии Королевства Польского (СДКП), состоявшийся в Варшаве в 1894 году, дополнил программу партии требованием преобразования царской империи в демократическую республику, которая ликвидировала бы национальное угнетение не только путем предоставления прав и политических свобод рабочему классу, но и путем признания за Польшей права на автономию, суть которой, однако, не была уточнена. Как ни парадоксально, но именно Роза Люксембург и ее партия установили таким образом границы дискуссии об автономии во II Интернационале и в то же время будоражили мысль в связи с национальным вопросом, осуждая одновременно все зло национализма, способного привести рабочее движение к поражению.
Начиная с этого момента, Роза Люксембург фактически стала предрекать прежде всего парализующее воздействие национального вопроса на рабочий класс (по той же причине Маркс и Энгельс предлагали сначала решить этот вопрос, а затем перейти к другим), но наибольшие опасения вызывала у нее возможность развращения рабочего класса национализмом. «Принятие резолюции [предложенной на Лондонском конгрессе] означало бы протаскивание национализма под знаменем интернационализма»[908]. Обвиняя польскую социал-демократическую партию в «социал-патриотизме» (именно так звучало название одной из ее статей в «Нойе цайт» в 1896 году), она клеймит позором «социал-шовинистов» и «социал-националистов» и, быть может, предвосхищает тем самым термин «национал-социализм», обозначающий явление, которое она проклинала как предательство и позор социализма. Все это – терминология, употребленная в 1915 году Г. Штрёбелем в специальном номере «Интернационала».
И все-таки Роза Люксембург придерживалась того же самого мнения, что и другие марксисты ее времени; его отстаивал и сам Энгельс после смерти Маркса, и развивал Каутский: капитализм, считали они, знаменует собой конец наций и расширяет политическую базу крупных государств в соответствии с расширением рынков, что видно, в частности, на примере Российской империи, смешивавшей внутренний и внешний рынки, а впоследствии интегрировавшейся в мировой рынок. В то же время эта однородность с торговой точки зрения детерминируется центрами промышленного производства, что видно на примере Польши. И вот как раз этот акцент на капиталистическую концентрацию является тем новым наблюдением, которое оказалось плодотворным и привело австромарксистов и саму Розу Люксембург к концепции монополистического капитализма, популяризированной позднее Лениным в качестве империализма как высшей стадии капитализма.
Повышенным вниманием к крупным партиям, или, лучше сказать, к странам развитого капитализма, объясняется один удивительнейший факт в работе Лондонского конгресса II Интернационала. На этом конгрессе дискуссия о Польше имела лишь второстепенное значение и уж совсем был обойден молчанием ирландский вопрос, причем как раз в момент, когда на голосование, хотя и как бы между прочим, был поставлен вопрос о праве на самоопределение. А ведь английская делегация все-таки насчитывала 475 делегатов, тогда как всех остальных было 293 человека, а после удаления анархистов – и того меньше. Известно, что, за исключением парламентского комитета, демократической социалистической федерации и независимой партии труда – слабых в политическом отношении организаций, предшественников созданной в 1900 году лейбористской партии, – основное ядро английской делегации составляли тред-юнионы. Это был тот самый раскол, о котором предупреждал Маркс, говоря об английском рабочем движении, имеющем тенденцию к корпоративизации по цеховому и профессиональному признаку, к защите профессиональных интересов даже в новых индустриальных федерациях, – движении, ведущем борьбу за сохранение условий найма и заработной платы, которые оказываются под угрозой из-за конкуренции ирландской рабочей силы. Так сегрегация внедрилась в рабочий класс (подобно тому как она вошла в городские кварталы), и через рабочие организации политический фактор оказался подчиненным защите социальных условий. Из-за подобной реформистской ограниченности ирландский вопрос исчез, или лучше сказать, Ирландия была молчаливо приговорена подчиниться английскому закону. Последствия этого явления не замедлили сказаться на II Интернационале, и Лондонский конгресс принял решение не выносить на обсуждение ни ирландский вопрос, ни вопрос об Эльзас-Лотарингии. Таким образом, господствующими интересами стали исключительно интересы рабочего движения развитых стран, отождествленные Бернштейном в том же 1896 году с интересами свободного развития высокоцивилизованных великих народов европейской культуры.
Итак, борьба ирландских рабочих (так же как и их представитель Джеймс Конноли[909]) оказалась в изоляции. В 1896 году Конноли, возвратясь из Шотландии, где он участвовал в деятельности Социалистической лиги, основал в Дублине Ирландскую социалистическую республиканскую партию, в программе которой выдвигалась задача объединения национальной и рабочей борьбы. Хотя он и не был теоретиком, но объяснял смысл соединения двух движений, национального и рабочего, в перспективе социалистической революции через революцию национальную:
«Национальная и экономическая свобода должна завоевываться одним и тем же образом – путем установления Ирландской социалистической республики и ее преобразования, в результате чего средства производства и обмена перейдут в коллективную собственность общества, которыми будет владеть и управлять демократическое государство в интересах всего общества в целом».
И далее:
«Полагаться на национализм без социализма, без реорганизации общества на основе более широкой и развитой формы общественной собственности, наподобие той, которая лежала в основе социальной организации древней Ирландии, может только тот, у кого мозги настроены на националистический капитулянтский лад».