4. Сельское хозяйство, накопление, план
Исходя из этого менявшегося набора общих принципов, соперничавшие течения теоретической мысли яростно обсуждали вопросы экономической стратегии, которая могла бы содействовать построению социализма.
На трех из этих стратегий, которые были представлены не школами, а отдельными теоретиками, мы остановимся лишь вскользь, так как их влияние было невелико. Леонид Красин – народный комиссар внешней торговли – до самой своей смерти в 1926 году придерживался мнения, что развить экономику можно лишь в том случае, если Советскому правительству удастся добиться значительных займов за границей:
«Промышленность сможет сделать большой и быстрый шаг вперед только после притока значительных средств из-за рубежа. Крупный заграничный заем на более или менее справедливых, не ростовщических условиях позволил бы советскому крестьянину и рабочему сделать шаг вперед в усовершенствовании и развитии экономики в ближайшие пять-шесть лет, тогда как для того, чтобы добиться успеха, рассчитывая лишь на свои силы и ресурсы, понадобится около 20 – 25 лет»[128].
З.С. Каценеленбойген, несколько эксцентричный профессор экономики, считал, что решение проблемы не зависит от иностранных займов, ибо за последние 40 предреволюционных лет стоимость этих займов, с учетом процентов и выплаты ссуды, превышала суммы новых займов, так что в действительности царская Россия финансировала индустриализацию из внутренних ресурсов. Советскому Союзу следовало пойти по пути получения добровольного предоставления населением государству собственных сбережений: «Учитывая наличные условия, сбережения – это обратная сторона медали индустриализации; следовательно, мы сможем создать прочную базу для нашего экономического строительства, создавая стимул к сбережению средств и к предоставлению их в виде займа государству»[129]. В.А. Базаров, бывший большевик, выступавший против Октябрьской революции, был одним из главных экономистов Госплана. Он предлагал экономить ресурсы, концентрируя усилия на предприятиях, способных давать высокие прибыли, причем продукция должна была как немедленно сбываться на внутреннем рынке, так и идти на экспорт[130].
Даже одна из наиболее важных школ экономической мысли почти не имела влияния на партию. Речь идет о группе во главе с Кондратьевым, получившей известность благодаря своим «долгим циклам» и работавшей в Институте конъюнктуры при Народном комиссариате финансов. Эта группа в тот период была очень активна и известна; в нее входило несколько экономистов с именем. По ее мнению, следовало отдать предпочтение развитию сельского хозяйства. Кондратьев упорно боролся за увеличение капиталовложений в сельское хозяйство и материальное стимулирование индивидуальных крестьянских хозяйств. Кроме того, он требовал снижения налогов на богатых крестьян. По мнению Кондратьева, экономическая дифференциация крестьян была необходима для большей эффективности сельского хозяйства[131].
В противовес Кондратьеву Чаянов – глава другой крупной школы экономистов, занимавшихся вопросами сельского хозяйства, – пытался доказать, что дифференцированность крестьянских хозяйств была невелика, и опровергал идею, будто капиталистические формы сельского хозяйства необходимы для экономического прогресса. По мнению Школы организации и производства Чаянова (которую противники называли «неонароднической»), путь к социализму мог открыться через развитие «вертикальных кооперативов» сначала в секторе сбыта, а потом в секторе обработки сельскохозяйственных продуктов. Создавать немедленно коллективные хозяйства, которые Чаянов называл «горизонтальными» производственными кооперативами, не было необходимости[132].
Если Кондратьев и Чаянов сосредоточили свое внимание главным образом на развитии сельского хозяйства, то другая крупная школа беспартийных экономистов прежде всего настаивала на развитии промышленности. Громан и его коллеги из Госплана (среди них Базаров), А.Л. Гинзбург и др. из ВСНХ считали, что перспективное планирование промышленного развития необходимо для развития советского общества и вполне совместимо с рыночной экономикой нэпа и денежной стабильностью. Основным итогом их деятельности был пятилетний план промышленного развития, подготовленный в 1925 – 1926 годах специальной Конференцией по восстановлению основного капитала (Освок) ВСНХ, и ежегодные «контрольные цифры советской экономики», разрабатывавшиеся Госпланом начиная с 1925 года. Характерным элементом плана Госплана было то, что в нем настаивали на необходимости разработки пятилетних планов для каждой отрасли промышленности и для каждого сектора экономики. Эти планы должны были включать особые программы капиталовложений (основного капитала), которые смогли бы постепенно изменить природу хозяйства. Самым крупным недостатком плана было то, что он не в состоянии был предложить практического проекта накопления необходимых средств для финансирования программы капиталовложений. В нем признавалось, что нельзя и дальше обескровливать сельское хозяйство и что основные средства должна обеспечить промышленность путем увеличения производительности труда и снижения себестоимости продукции. Но, даже исходя из оптимистических предпосылок Освок об эффективности промышленных предприятий, не удалось свести концы с концами[133].
Оказавшись перед обычной дилеммой несоответствия планов средствам, имеющимся для их выполнения, беспартийные экономисты ВСНХ и Госплана пришли к выводу, что нет другой альтернативы, как сократить процент роста промышленного производства, предусмотренный самим планом. Их позицию обобщил Громан в июне 1927 года, когда выступил с утверждением о необходимости «динамического равновесия экономики, для чего нужно соответствующее пропорциональное развитие ее отдельных элементов».
«Нам следует, – писал он, – планировать экономику, которая будет последовательно развиваться в своей совокупности; процент ее роста должен определяться научно. Любая попытка искусственно повысить процент роста приведет к бесплодной затрате энергии; с другой стороны, это может неожиданно привести к спаду, который парализует всякую инициативу»[134].
Объединенная оппозиция 1926 – 1927 годов во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым отвергла этот подход как слишком осторожный. Как мы уже видели, они считали, что темпы индустриализации слишком медленны и что богатые крестьяне и частные торговцы продолжают укреплять свои позиции. В связи с этим они упорно требовали увеличения капиталовложений в промышленность и роста заработной платы за счет повышения налогов на кулаков и частных торговцев. За подобным выбором пути развития экономики скрывалась боязнь того, что закрепление капиталистических элементов в экономике слабой и изолированной России может открыть дорогу политической реставрации капитализма. Еще в сентябре 1927 года оппозиция заявляла, что курс, избранный Сталиным, «состоит из маленьких уклонов влево и больших уклонов вправо… Объективно он ведет к торможению развития производительных сил, к уменьшению удельного веса социалистических элементов и в результате способствует победе капитализма в обозримом будущем»[135].
В последней статье, написанной им в качестве члена оппозиции, Преображенский исследовал парадоксы советской экономики, выделив семь необходимых условий для «динамического экономического равновесия», каждое из которых ставило советскую экономику перед большими трудностями. Накопление капитала должно основываться на неэквивалентности обмена между государственным сектором и частным крестьянским хозяйством; однако в то же время – если стремиться к созданию союза рабочих и крестьян – эту неэквивалентность необходимо устранить. Накопление капитала должно осуществляться также за счет прибавочной стоимости продукта, созданного рабочими; однако в то же время неизбежно систематическое повышение заработной платы. Для того чтобы свести к минимуму тяготы индустриализации, советская экономика должна как можно скорее стать частью мирового рынка и получить кредиты за границей; однако враждебность всего капиталистического мира в отношении СССР продолжает расти. Надо стимулировать крестьянское производство сырья для промышленности, но одновременно необходимо, чтобы индустриализация шла за счет крестьян. Необходимо стимулировать крестьянское производство вообще, и это «экономическая необходимость»; однако одновременно существует «социальная необходимость» поддерживать бедных крестьян, чье производство для рынка ничтожно. И наконец, надо рационализировать промышленное производство, чтобы снизить цены, а это ведет к уменьшению числа занятых; но одновременно необходимо снизить рост безработицы среди городского населения. Все эти парадоксы и противоречия советской экономической политики порождены международной изоляцией СССР. Их можно разрешить только в результате революции в передовых капиталистических странах, которая положит конец изоляции и позволит Советскому Союзу рассчитывать на материальные ресурсы развитых стран[136].
В отличие от Троцкого и Преображенского Бухарин, Сталин и другие руководители партийного большинства стояли у власти, и поэтому их участие в экономических дебатах в середине 20-х годов прямо отражало тот официальный выбор экономического пути, который сделали партия и правительство. Впервые в истории марксистское правительство пыталось планировать экономику всей страны. Это был первый практический опыт применения экономических теорий марксизма или скорее того крыла советского марксизма, которое было у власти.