Фетишизация неизбежно сопутствует всякому товарному производству. Она вырастает из специфического характера общественного труда, используемого для производства товаров. Вследствие атомизации частных товаропроизводителей, связанных друг с другом только через рынок, общественный характер их частного труда отражается в форме товара как общественной собственности на вещи (товары) – в форме, полученной ими от природы. Общественные отношения между людьми приобретают, таким образом, фантастические формы отношений между вещами, то есть овеществляются, в то время как вещи социализируются, субъективизируются и персонифицируются[403]. Фетишистский характер товара усиливается по мере того, как товарное производство приобретает при капитализме всеобщий характер (товаром становится и рабочая сила). Иными словами, общественные производственные отношения претерпевают изменения неотрывно от материальных элементов производства, имманентно им. Вещи (товары) живут двойной жизнью: помимо их естественного, чувственного бытия, они наделены еще другой общественной формой существования, которая недоступна чувственному восприятию и становится тем самым своеобразным знаком, иероглифом опосредуемого им общественного отношения. Овеществление общественных отношений достигает своей высшей степени в экономических категориях, соответствующих внешней стороне явлений хозяйственной жизни и образующих сферу, в которой активна практика агентов капиталистического производства, то есть предпринимательская и финансово-спекулятивная деятельность (например, капитал, приносящий доход, то есть деньги, порождающие другие деньги).
Во-первых, в связи с этой фундаментальной структурной характеристикой буржуазного общества необходимо в первую очередь выявить тот факт, что против человека выступает его собственная деятельность, принявшая вид чего-то объективного, сверхчеловеческого и трансцендентного, чего-то, что подчиняет себе человека как субъективно, так и объективно. Овеществление общественных отношений между людьми, их общественного бытия, а также их сознания основывается на инверсии субъекта в объект и объекта в субъект. Овеществленные общественные отношения людей – эти объективированные, фиксированные и окаменевшие кристаллы человеческого труда – становятся субстанцией, наделенной собственной деятельностью, и непосредственным субъектом общественного движения, между тем как общественный человек, то есть общественные классы и общество в его совокупности, становятся объектом его действия. За этим движением общественных «вещей» и как их подлинный источник скрывается человеческая общественная практика, производство и воспроизводство общественной жизни людей. Люди творят свою историю, несмотря на само овеществление, но они творят ее не непосредственно, а опосредованным образом, не прямо, а в «обход», через самостоятельное имманентное движение их собственных общественных порождений.
Во-вторых, эта диалектика субъекта и объекта в буржуазном обществе, овеществление субъекта и субъективизация объективного овеществленного мира создают «магический, искаженный и перевернутый с ног на голову мир» реальной «овеществленной видимости». Именно мир явлений выступает одновременно как реальный и фиктивный, подлинный и обманчивый, ибо в нем действительно отражаются сокровенные сущности общественных явлений, но в перевернутом виде. Экономические категории служат ключевыми моментами этого мира овеществленной видимости. Говоря словами Маркса, «…это – общественно значимые, следовательно объективные мыслительные формы для производственных отношений данного исторически определенного общественного способа производства»[404] – капиталистического. Здесь говорится об их объективной значимости не в гносеологическом (кантианском) смысле – как это ошибочно считается, – а в общественном смысле. Речь идет не просто о понятиях познающего субъекта, а о формах предметности, человеческих отношениях, фиксированных в качестве вещей, о кристаллизованных формах повседневной практики буржуазного общества, об их «формах существующего, экзистенциальных детерминациях», обладающих прочностью природных и вечных форм общественной жизни. Подобно тому как общественное целое есть единство субъекта и объекта, экономические категории суть единство сознания и бытия. Это не чистые понятия политической экономии и не чисто объективные образования, но единство сознания и его объекта, единство овеществленного общественного отношения и изображения этого отношения в овеществленном буржуазном сознании. Они суть фокусы диалектического опрокидывания производственных отношений в идеологические представления, а также идеологических представлений в экономические отношения и, следовательно, выполняют роль опосредования единства сознания и бытия в капиталистическом обществе.
В-третьих, в основе объективной значимости овеществленных экономических категорий лежит то обстоятельство, что внутри общественной жизни эти категории играют роль объективных движущих сил и субъективных мотиваций практических действий индивида. Экономические категории имеют своих исполнителей, представителей характерных экономических группировок. Участники капиталистического производства (промышленный капиталист, банкир, землевладелец, рабочий и т.д.) становятся – благодаря приложению своего сознания и воли – типичными носителями движения экономических категорий. Объективное содержание движения этих овеществленных производственных отношений преобразуется в субъективные цели и мотивации сознательной деятельности людей. Объективное движение общественных «вещей» субъективизируется и персонифицируется: капиталист как социальный типаж есть лишь персонификация капитала, между тем как рабочий – лишь персонификация наемного труда. Следовательно, другой стороной овеществления производственных общественных отношений является персонификация этих овеществленных форм базиса.
В-четвертых, из овеществления общественных производственных отношений вытекает тот факт, что общественное движение людей принимает форму движения вещей, под контролем которого оказываются люди, вместо того чтобы, напротив, самим контролировать их. Овеществленные формы человеческой практики независимы от людей и действуют как предметы и явления естественного мира. Овеществление общественных отношений лежит, таким образом, в основе их самодвижения и «естественных законов», управляющих этим самым движением. «Естественные законы» общества суть формы, в которых утверждает себя – в отношении отдельных индивидов и социальных групп – общественная цельность производства в обстановке отделения непосредственных производителей от условий производства. Лукач настаивает на том, что речь идет о конкретно-исторической форме общественной необходимости, а не о ее совпадении – по содержанию – с естественной необходимостью. Употребленный Марксом термин «естественный закон» в прошлом, да и по сей день создает двусмысленность, которая способствовала и до сих пор способствует усилению тенденции к натуралистическому истолкованию исторического материализма (Каутский, Бухарин, Сталин и др.). Лукач придает этому термину Маркса критический, негативный смысл. Иными словами, он не имеет для него того же смысла, какой может иметь для физика, когда тот говорит о естественных законах в положительном значении. «Естественные законы» буржуазного общества не равноценны законам движения «общественной материи» в физическом смысле. Маркс настаивает на том, что овеществленные общественные отношения не содержат ни единого атома «естественной материи». Бесспорной заслугой Лукача является то, что он вскрыл смысл этих идей Маркса.
Наконец, овеществленное буржуазное сознание остается пленником непосредственных представлений, в которых категориальный остов экономического базиса общества перевернут с ног на голову. В самом деле, на первый план при этом выступают те категории, которые в действительности являются второстепенными, наиболее далекими от реальных отношений капиталистического общества и в которых овеществленная видимость всего сильней, рельефней (цена, заработная плата, доход, заработки, основной и оборотный капитал и т.д.), между тем как остаются скрытыми наиболее важные и принципиально значимые для капиталистической экономики отношения (прибавочная стоимость, переменный и постоянный капитал и т.д.). Для овеществленного субъекта характерна созерцательная позиция, при которой он ограничивается размышлениями об овеществленной видимости, принимает ее в ее данности и оказывается не в состоянии выйти за ее пределы.
Тем не менее никакое теоретическое знание не в силах устранить овеществление. Научная критика вполне может проникнуть в скрытое ядро экономических категорий, но никак не может упразднить их объективную общественную значимость, не может преодолеть их как формы общественной жизни. Это может быть лишь задачей революционной практики. К автоматическим противоречиям, имманентным капитализму, должно добавиться неовеществленное сознание пролетариата, которое в то же время есть практическое действие. Объективные противоречия капитализма становятся диалектическими противоречиями в полном смысле этого слова, лишь когда неовеществленный субъект – классовое сознание пролетариата – становится их составной частью. С ним в область объективных противоречий капитализма вступает диалектически негативное начало, потенциальный заряд нового, устремленного к диалектическому преодолению этих противоречий. Такое классовое сознание, выступающее как свободное действие, становится конкретным отправным пунктом для поворота движения в направлении к новому качеству. Пролетарская революция знаменует полное тождество субъекта и объекта и устраняет овеществление общественных производственных отношений. В новом обществе производственные отношения между людьми теряют свой иллюзорный характер «другой природы», становятся прозрачными и непосредственно такими, каковы они на самом деле: отношениями производства и воспроизводства в человеческой общественной жизни.