1. Маркс, Парвус и вопрос о характере русской революции
Для оценки результатов теоретической деятельности Троцкого необходимо напомнить, что, когда он впервые сформулировал теорию, впоследствии названную «теорией перманентной революции», то есть непосредственно после 1905 года, русский марксизм переживал период теоретического застоя. На страницах данного издания уже указывалось на проблематичный характер наследства, полученного русским марксизмом от самого Маркса, и мы возвращаемся здесь к этому вопросу только для того, чтобы приступить к нашему специфическому предмету исследования[316]. Нужно сказать, что не совсем ясно, чтó именно хотел в действительности передать Маркс своим первым русским последователям на закате своей жизни, когда он начал время от времени уделять внимание перспективам социальных и революционных преобразований в России[317]. В своих первых работах, таких, как «Манифест Коммунистической партии», Маркс утверждал, что капиталистический способ производства становится всеобщим путем проникновения этого процесса в отсталые неевропейские страны: «Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару», и она (буржуазия) «вовлекает в цивилизацию все, даже самые варварские, народы»[318]. Однако, когда в 1877 году русский народник Н.К. Михайловский опубликовал работу, в которой ссылался на мнение Маркса о том, что социализм в России мог бы установиться только после полного развития там капитализма. Маркс отреагировал на это очень резко и обвинил Михайловского в том, что он исказил его, Маркса, идеи, превратив «мой исторический очерк возникновения капитализма в Западной Европе в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические условия, в которых они оказываются…»[319]. Ответ Маркса ясно указывает на то, что он предвидел для России направление исторической эволюции, отличное от того, которое впервые имело место на Западе. Более того, он даже выдвинул предположение, что в принципе России, видимо, предоставляется «наилучший случай» избежать «всех роковых злоключений капиталистического строя»[320]. На ту же перспективу Маркс ссылается в 1881 году в ответе на просьбу Веры Засулич дать ей разъяснения и указания по ряду вопросов. Цитируя французское издание «Капитала», он пишет, что «историческая неизбежность» капиталистического развития «точно ограничена странами Западной Европы»[321]. Идеи Маркса осложнялись, однако, тем обстоятельством, что он, видимо, считал русскую сельскую общину единственной опорой в общественном возрождении России и, следовательно, в переходе к социализму. И боялся, как он писал, «тлетворных влияний (то есть воздействия капиталистических элементов. – К.-П.), которым она подвергается со всех сторон» и которые могут привести ее к распаду[322]. Поэтому создается впечатление, что он все же сомневался в жизненности общины как формы общественной организации и, следовательно, в возможности некапиталистической альтернативы для России. В то же время, продолжая рассматривать перспективу революции в России в связи с более или менее одновременной «пролетарской революцией на Западе», Маркс считал, что она сможет использовать общину как «исходный пункт коммунистического развития»[323].
Впоследствии Энгельс отметит, что, «по-видимому, приближается момент, когда… все старые социальные устои в жизни русского крестьянства не только потеряют свою ценность для отдельного крестьянина, но и станут для него путами…»[324]. И наиболее видный представитель русского марксизма того времени Плеханов, анализируя силы, препятствующие развитию социализма в России, тоже пришел к заключению, что на будущее сельской общины рассчитывать не приходится[325]. В дальнейшем русские последователи Маркса не приняли выдвинутой им гипотезы о возможности развития не по западной модели и поддержали «ортодоксальную» идею о неизбежности капитализма для России. Единственной непосредственной перспективой в их глазах была буржуазная революция, и только дальнейшее ее развитие смогло бы, по их представлениям, обеспечить условия для революции социалистической. Ленин со своей стороны вскоре вовлек русских марксистов в дискуссию организационного характера, оказавшую затем серьезное влияние на характер русской революции, но и он оставил как нереальные любые гипотезы о развитии в предсказуемом будущем, кроме «буржуазно-либеральной» или «демократической»[326].
Таким положение оставалось до тех пор, пока в марксистском движении России после поражения буржуазной революции 1905 года не началась политическая и теоретическая дискуссия о видимой устойчивости царского режима, о политической беспомощности буржуазии и, как следствие, об ослаблении всех радикальных сил в стране. Хотя и меньшевики, и большевики извлекли определенные уроки из этого поражения, ни тем, ни другим не удалось добиться коренного обновления. Первые, по существу, не отошли от своих «ортодоксальных» позиций по вопросу об организации партии и о будущем России, в то время как вторые, хотя и были полны решимости под воздействием Ленина играть более активную роль в рамках буржуазной революции, оставались все же приверженцами революционного плана «двух этапов»[327]. Можно, пожалуй, сказать, что Троцкий был единственным, кто на основе опыта 1905 года выработал поистине новаторский взгляд на события и сделал свободные от всякого рода доктринерства политические выводы[328].
Весной 1904 года Троцкий познакомился в Монако с Александром Гельфандом (Парвусом), который и дал начальный толчок его идеям. Впоследствии Троцкий сам признавал это даже после того, как их пути разошлись:
«Его [Парвуса] необычайно смелый образ мышления… его первые работы приблизили меня к вопросам социальной революции; взятие власти пролетариатом приблизилось из астрономической дали и стало практической задачей нашего времени»[329].
Ко времени возникновения между Троцким и Парвусом идейного содружества положение в России ухудшилось. Троцкий только-только закончил брошюру о природе назревающего политического кризиса, как пришло сообщение о событиях 9 января 1905 года – дня, когда шествие, возглавляемое попом Гапоном, подошло к Зимнему дворцу и столкнулось с царскими войсками. Он дал прочесть брошюру Парвусу, и тому так понравился анализ политической ситуации в России, что он согласился написать к нему предисловие, которое, как спустя много лет писал Троцкий, «вошло в историю русской революции»[330].
Предисловие Парвуса[331], явившее собой блестящий образец краткого аналитического обзора социальной истории, касалось вопросов, обсуждавшихся ими в частном порядке, и составило ядро теоретических работ Троцкого, написанных в последующие за этим годы. Основная его мысль заключалась в том, что благодаря особому характеру развития классов в России рабочий класс стал основной политической силой этого общества. В городах, писал Парвус, буржуазия не смогла развиваться естественным образом из-за того, что контроль, осуществляемый царскими властями над экономикой крупных центров, подавлял всякое независимое экономическое развитие. Поэтому, когда в последние годы XIX века начал формироваться класс капиталистов, это происходило по указанию свыше, со стороны государства, и без какой-либо опосредованной связи со склонным к радикализму средним классом в провинции. В результате русская буржуазия, лишенная с самого своего зарождения социальных корней и экономической власти, не могла выступать в роли проводника земельной реформы. Крестьяне же, привязанные к отсталой и недифференцированной сельскохозяйственной системе, были обречены оставаться неразвитой, нищей и аморфной массой, подвластной патерналистскому произволу царя и столь же чуждой, сколь и безжалостной касты казенных чиновников. Только порожденный промышленными потребностями государства рабочий класс представлял собой потенциально радикальную силу, самостоятельно ориентированную в этом направлении. Хаотичное развитие русской экономики выдвинуло рабочих на передовую линию политической схватки, так что теперь они составляли главную угрозу для царского абсолютизма, сумев даже вовлечь в борьбу и буржуазию (что как раз происходило в начале 1905 года). В конечном итоге, писал в заключение Парвус, эта ситуация должна была завершиться созданием рабочего правительства в преддемократическом обществе, причем произойти это могло независимо от того, какие из многочисленных политических социал-демократических течений возглавили бы движение, потому что сами рабочие, несомненно, взяли бы в свои руки руководство им в деле завоевания власти.
Это была смелая гипотеза, однако не ясно, считал ли Парвус возможным ее осуществление. Он, видимо, предлагал прямой переход к социализму, но осторожно добавлял, что не следует принимать в расчет социалистическую революцию, без сомнения считая, что только при «ликвидации самодержавия и установлении демократической республики» можно «создать подходящую почву для политических действий социал-демократии»[332]